– Нет, Серёж, даже не начинай. – Света стояла посреди кухни, держала в руке мокрую тряпку и смотрела на него так, будто перед ней не муж, а навязчивый страховой агент. – Это дети твоей сестры, а я вам не халявная нянька и сидеть с ними не намерена.
Он только моргнул, будто не понял. В дверях громоздился его спортивный рюкзак, куртка была уже надета, ботинки расшнурованы, но на ногах.
– Ты чего сейчас начинаешь? – Серёжа понизил голос, глянул в сторону коридора. – Они в комнате. Слышат, между прочим.
– Пусть слышат. – Света бросила тряпку в таз. Вода плеснула на линолеум, но ей было всё равно. – Им не десять дней, чтоб от каждого слова травмироваться. Если уж им бабушка с дедушкой все эти годы не травмой была, то мой отказ точно не добьёт.
Из комнаты сразу донёсся визг телевизора и хлопок, как будто кто-то бросил пульт на диван. Дети прислушивались.
– Ты мне объясни, – Серёжа сжал ремень от рюкзака, – что тебе стоит два вечера посидеть? ДВА вечера. Я Андрюху раз в полгода вижу. Он меня по мужски попросил.
– Меня ты вообще не спросил, – спокойно ответила Света. – Ты меня перед фактом поставил.
Она пошла в коридор, нагнулась, остановила дверь в детскую.
– Маша, Егор, – голос у неё был ровный, учительский. – Восемь – ужин. Потом мультики. Потом спать. Я вам есть приготовлю, не волнуйтесь. Но сидеть с вами неделями я не буду. У вас есть родители.
Тишина внутри стала плотнее.
Света закрыла дверь и вернулась к мужу.
– Слышал? – спросила. – Честно. Без сюсюканья.
Сергей выдохнул и снял куртку, будто войну проиграл.
– Ты же знаешь, что у Лены нет никого, кроме нас. – Он прошёл на кухню, сел, сдвинув локти. – Отец её в своём мире живёт, мать… сама знаешь. Андрюха почти всё время в разъездах. Им хотя бы иногда надо выдохнуть.
– Нет, Серёж. – Света достала кружку, налила себе кипятка и бросила туда пакет чая, даже не глядя. – Так не работает. Они решили заводить детей – они и живут с этим решением. А не превращают всех вокруг в бесплатный придаток к своему родительству.
Он дернулся.
– Ты про мою сестру аккуратней, ладно?
– Я про ситуацию. – Она поставила кружку на стол, не садясь. – Когда родилась Маша, что было? Ты вспомни.
Он поморщился, но вспоминал...
Тогда им было по двадцать семь. Они только въехали в свою двушку, ещё пахло свежей краской, а вместо дверей висели простыни. Света ходила счастливая, даже когда ругалась, всё равно улыбалась, потому что «это всё наше».
В тот июньский день Лена ворвалась к ним, даже не сняв обуви. С футболки на пузе торчали какие‑то зайцы, а под глазами – синеватые круги.
– Мне рожать через неделю, а Андрюха в рейс собрался, – с порога выдала она. – Мамка сказала, что я сама виновата, что с ним связалась. Короче, я жить к вам иду.
Света тогда стояла в ванной и пыталась, кряхтя, прикрепить к стене полочку под шампуни. Когда она услышала эту фразу, отвернулась и долго смотрела на своё отражение. На лице у неё было написано «нет», но голос сказал: «Пока поживёшь, разберёмся».
Потом был роддом, ночные звонки, пакеты с соками и пюрешками, которые Света тягала туда вместо Андрюхи. Серёжа тогда только начинал в своей конторе, мог в десять вечера приехать, плюхнуться на диван и вырубиться.
Лена с малышкой жили у них три месяца. Света стирала крошечные бодики, готовила, бегала по аптекам, укачивала Машу, пока Лена лежала пластом и ревела в подушку.
– Ты мне жизнь спасла, – бормотала тогда Лена, обнимая её горячими руками. – Я без тебя бы не справилась.
А через год Света слышала уже другое:
– Ты не понимаешь, у тебя своих детей нет, что ты мне тут рассказываешь.
И теперь этот же мотив, только с другим куплетом, возвращался...
– Ты всё это вспоминаешь? – Серёжа пытался поймать её взгляд. – Тогда же никто не заставлял. Ты сама сказала: «Останься».
– Я сказала, – согласилась Света. – Тогда. Когда думала, что это временно. Что Лена встанет на ноги, начнёт сама тянуть. Но вышло как?
Она подняла пальцы, загибая.
– Раз. «Свет, посиди с Машей, я по делам». Два. «Свет, забери Машу из садика, у меня встреча». Три. «Свет, забери Машу на выходные, мы с Андрюхой не виделись». И всё это на фоне того, что мы с тобой, вообще‑то, тоже живём. У нас работа. У нас свои планы.
– Тоже мне планы, – буркнул он. – В магазин сходить да сериалы посмотреть.
Она фыркнула.
– Удобно обесценивать, да? Чтобы не чувствовать вины.
Он вскинулся, но промолчал.
– А когда Егор родился, – продолжила она, – ты помнишь, что было?
Помнил.
Лена тогда снова приехала к ним, но уже не жить, а «на недельку». Неделя растянулась на три месяца. В их квартире постоянно стояла смесь детского крема, духов Лены и нервного пота.
Ночью плакал малыш, днём плакала Маша, которой не хватало внимания. Лена закатывала глаза и говорила: «Ну она же старшая, она должна понимать».
Света тогда ходила на работу как в отпуск. Там хотя бы никто не кричал ей из комнаты: «Свет, посмотри, он опять срыгнул!», «Свет, а можно кашу ему на воде?»
Потом жильё у Лены наконец появилось – однушка от государства, тесная, но своя. Все вздохнули с облегчением.
Ровно до того момента, пока не начались звонки:
«Свет, выручай, у него температура, а мне к врачу»,
«Свет, садик сегодня закрыли, забери Машу к себе»,
«Свет, у Егора кружки в школе, я не успеваю, ты его отвезёшь?»
Света выручала. Выручала, выручала, пока в какой‑то момент не поймала себя на том, что живёт чужим расписанием...
– Я тебе уже говорила, – тихо сказала она, – я устала быть запасным вариантом.
– Ты устала, – кивнул Сергей. – А дети чем виноваты? Маша тебе как родная, ты сама так говорила.
– Маша – нет. – Света покачала головой. – Маша – племянница. Егор – племянник. Они мне не чужие. Но я не их мама. И не домработница вашей семейной системы.
Он вскочил, стул скрипнул.
– Ты это всерьёз? Сейчас? Когда Андрюха звонил, чуть не плакал?
– Если взрослый мужик чуть не плакал, потому что ему надо остаться с собственными детьми на выходные, – резко ответила Света, – это вопрос к нему, а не ко мне.
Она сама услышала, как жёстко прозвучали её слова. Внутри болезненно что‑то дёрнулось, но отступать она не собиралась.
В коридоре щёлкнула дверь. Вышла Маша – вытянулась, постарела за эти годы, в телефоне почти живёт. Тёмные круги под глазами, худые плечи, толстовка с заляпанным карманом. За ней вынырнул Егор с вечной замятый челкой.
– Тётя Свет, – неуверенно начала Маша, – а мы… вам мешаем, да?
Света вдохнула.
– Нет. – Она подошла, поправила Маше воротник. – Вы не мешаете. Вы дети, вы просто живёте. Это взрослые не могут нормально договориться между собой.
Маша опустила глаза.
– Папа с мамой опять ругаются. – Она сказала это негромко, но отчётливо. – Папа сказал, что если вы нас не возьмёте, он в Питер не поедет. Мама кричала, что он её бросает.
Света почувствовала, как подступает привычная волна – сжалиться, вмешаться, закрыть собой чужую бурю. Но в этот раз она стояла, как на краю бассейна, и не прыгала.
– Это их разговор, Маш. – Она мягко сжала девочке плечо. – Они взрослые. Они сами решат, куда им ехать и с кем вам быть.
Егор зыркнул на неё, будто проверял, действительно ли она такая железная.
– А если они не решат? – спросил он.
– Значит, придётся решать вам. – Света опустилась на корточки, чтобы говорить с ним на одном уровне. – Но это будет позже. Не сегодня. Сегодня просто поужинаем, ладно?
Дети переглянулись и вернулись в комнату.
Сергей смотрел на жену так, будто перед ним чужая женщина.
– Ты ж раньше другая была, – выдохнул он. – Мягкая. Понимающая.
– Я не другая, – устало ответила она. – Я такая же. Просто больше не хочу, чтобы на мне ехали...
Телефон зазвенел так резко, что оба вздрогнули. На экране высветилось: «Лена».
– Ну? – Сергей протянул руку. – Будешь трубку брать?
– Возьми сам, – сказала Света. – Это твоя сестра.
Он поднёс телефон к уху.
– Алло.
Слышно было даже Свете – Лена говорила быстро, нервно, вполголоса.
– Да, они у нас. Да, Света слышит. – Сергей смотрел в пол. – Нет… Подожди. Лена, не надо так.
Света почувствовала, как в груди поднимается раздражение. Она подошла ближе.
– Дай сюда, – протянула руку.
Сергей секунду поколебался и отдал.
– Лена, привет, – ровно сказала Света. – Слушаю тебя.
– Свет, ну ты чего устраиваешь? – голос сестры мужа был сорван. – Мы с Андрюхой не виделись три месяца. ТРИ месяца! У нас билеты, гостиница. Мне что теперь, всё сдавать из‑за твоего характера?
– Лена, – Света сделала усилие, чтобы не повысить голос, – у тебя не билеты проблема. У тебя планирование жизни проблема. Ты же знала про поездку заранее. Почему вопрос с детьми всплыл только сегодня, за два дня?
– Да что ты понимаешь, – почти завыла Лена. – У меня работа, у него работа, всё расписано. Я думала, как всегда, ты выручишь. Ты же всегда выручала.
– Вот именно, – коротко ответила Света. – «Как всегда». А «как всегда» меня не устраивает.
Лена замолчала на пару секунд.
– То есть ты прям отказываешь? – прозвучало сухо, даже чужим голосом.
– Я не говорю, что детей не пущу. – Света опёрлась рукой о стол. – Я говорю, что я не буду брать на себя полную ответственность за них на эти выходные, как будто это мои дети. Я могу помочь – но помочь, а не заменить вас.
– А в чём разница?! – сорвалась Лена.
– В том, что я не буду подстраивать всё своё расписание под ваши планы. – Света говорила медленно. – У меня в субботу дела. Я уезжаю. Я могу взять их сегодня вечером, завтра до обеда. Потом вам нужно придумать другое решение.
На том конце послышалось тяжёлое дыхание.
– Чего вы от меня хотите? – почти шёпотом сказала Лена. – Чтобы я не поехала? Чтобы… чтобы я опять сидела и смотрела, как у всех жизнь, а у меня только работа и садик?
– Я хочу, чтобы ты сама решала, что для тебя важнее, – спокойно ответила Света. – А не перекладывала это решение на меня, через Серёжу.
Повисла долгая пауза.
– Понятно, – наконец сказала Лена. – Молодец, Свет. Установила границы. Поздравляю.
Связь оборвалась.
Света какое‑то время держала телефон в руке, потом положила на стол.
– Довольна? – спросил Сергей. – Ты сейчас слышала, она на грани.
– Она на грани уже десять лет, – устало ответила Света. – И всё это время её берегли мы с тобой. Только ты – кредитами, а я – временем и нервами.
Он резко повернулся.
– Ты хочешь сказать, что я мало делал?
– Я хочу сказать, что ты делал по‑своему. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Ты ей деньги переводил, машину чинил, договаривался с начальством, чтобы её не увольняли. И всё это – втихаря от меня. А потом приходил домой и говорил: «Свет, выручай, Лене надо».
Он замолчал. Попал...
– Ты думаешь, мне легко? – наконец сказал он. – Я младший. Я всю жизнь за ней подбирал. Когда она в институте на третьем курсе бросила учёбу, кто её забирал от отца, когда он орал? Я. Когда она с первым мужем разводилась, кто ночами ездил? Я. Она… она как будто нигде не доросла до взрослой. Понимаешь?
– Понимаю, – кивнула Света. – И именно поэтому ей надо наконец столкнуться с тем, что нет бесконечного запаса терпеливых родственников.
– А дети? – упрямо повторил он. – Ты всё время говоришь «Лена, Лена». А дети тут при чём? Ты их действительно любишь или делала вид все эти годы?
Её словно ударили.
– Не смей так, – тихо сказала она. – Любовь – это не значить лежать пластом, когда по тебе ходят. Любовь – это ещё и сказать вовремя «стоп».
Он отвернулся к окну.
– Ладно, – глухо сказал он. – Я останусь с ними. Ты же уезжаешь завтра, да? Уезжай. Я как‑нибудь сам.
– Куда ты останешься? – не поняла она. – Здесь?
– Здесь, – подтвердил он. – Раз Лена поедет, я останусь.
Света непроизвольно сжала пальцы.
– То есть ты тоже решил, что проще отменить свои планы, чем поставить вопрос по‑другому?
Он пожал плечами.
– А какие у меня планы? Опять твоя… – запнулся, – твоя поездка к подруге?
– Это не «к подруге», – резко сказала она. – Я уже полгода откладываю. Мы договаривались, что хоть раз в год я буду уезжать. Просто отдохнуть, услышать себя. Без чужих расписаний, без звонков «выручай».
Сергей устало потер лицо.
– Ты хоть понимаешь, как это звучит? «Услышать себя»… А рядом дети, которым, может быть, завтра надо будет в больницу. Я не могу так.
– Я понимаю, как это звучит, – твёрдо ответила она. – И всё равно так скажу. У меня тоже есть жизнь. Не только их болезни и ваши билеты.
Они замолчали. На кухню вошёл Егор.
– А мы сегодня у вас ночуем? – спросил он деловым тоном. – Мама сказала, что вещи нам завтра привезут.
Сергей посмотрел на Свету.
– Ночуем, – сказал он. – Сегодня остаётесь.
– А завтра? – уточнил Егор.
– Завтра… – начал Сергей, но Света перебила.
– Завтра до обеда вы у нас. Потом мы вас отвезём домой. – Она смотрела только на мальчика. – И дальше вы будете с мамой и папой. Они взрослые, они решат, как.
Егор кивнул.
– Ага. – Он сунул руки в карманы широких штанов. – Только вы же всё равно потом за нас переживать будете.
Света попыталась улыбнуться.
– Переживать – не значит всё за вас делать, – ответила она. – Привыкайте.
Ночью Света долго не спала. Маша сопела в комнате – Света оставила детям их комнату с диваном, сама постелила в зале. Сергей ворочался рядом, дёргал одеяло.
– Я всё думаю, – тихо сказал он в темноте, – а если бы нам тогда повезло?
Она не сразу поняла.
– Ты про что?
– Про… – он замялся. – Про нашего ребёнка…
Грудь свело, как от холодного воздуха. Об этом они давно не говорили.
Тогда, семь лет назад, всё случилось быстро. Две полоски. Радость, смешанная со страхом. Визит к врачу. Пара обследований. И короткая фраза: «Извините, беременность остановилась».
Света потом ещё месяц просыпалась в слезах. Сергей сначала держался, потом ушёл в работу и в спасение Лены от очередного кризиса.
– Я честно пытался не сравнивать, – прошептал он. – Но иногда, когда смотрел на Машку, думал: вот бы наш так бегал по квартире. Или когда Егор ко мне подбегал… Я как будто через них почувствовать хотел, как это – быть отцом.
Света молчала.
– Может, я правда перегибаю, – продолжал он. – Может, правда делаю из тебя… Няню. Но я не специально, понимаешь? Я просто… не умею по‑другому. Мне проще самому сгореть, чем сказать Лене «нет».
– А мне проще сказать, – тихо ответила Света. – Но я тоже не железная. Я эти дети на руках таскала, когда у меня собственный внутри погибал. Я их кашу мешала, когда думала, что у меня, возможно, никогда своего не будет. Я… – она сглотнула, – я тоже не умею по‑другому. Я научилась спасать. А теперь пытаюсь отучиться.
Он протянул руку в темноте, нашёл её пальцы.
– И что нам с этим делать? – спросил.
– Учиться жить вместе, а не на одном человеке, – ответила она. – Ты – не только брат. Я – не только тётка. Мы вообще‑то муж и жена. Помнишь?
Он хмыкнул.
– Смутно, – пробормотал, но сжал её руку крепче...
Утром квартира наполнилась привычным шумом: шлёпанье ног, звон посуды, смех Егора над чем‑то в телефоне, Машкино «я опаздываю, где мои носки».
Света жарила яичницу и наблюдала, как Сергей молча заваривает детям чай, разливая по кружкам. Было в этом что‑то новое: он не выглядел человеком, который «помогает Свете», он выглядел человеком, который просто делает свою часть.
– Тётя Свет, – Маша опёрлась на стол локтем, – а вы правда куда‑то уезжаете?
– Правда, – кивнула она. – На два дня.
– А можно я… – девочка запнулась. – Можно я вам потом позвоню? Ну, просто поговорить.
Света удивилась.
– Конечно, – ответила. – Ты же звонишь мне и так.
– Не так. – Маша смутилась. – Обычно мама просит. Или папа. А я… хочу сама.
Света почувствовала, как внутри что‑то тепло разворачивается. Не от чувства долга, а от простого человеческого контакта.
– Позвони, – сказала она. – Хоть из школы, хоть вечером. Просто так.
Егор поднял голову от тарелки.
– А мне можно? – уточнил. – Просто так. Не когда мама заставляет «поблагодарить».
– Тебе – тем более, – усмехнулась Света. – Можешь даже не здороваться, сразу: «тётя Свет, слушай, что было».
Он чуть улыбнулся.
Сергей смотрел на них и молча ел.
После завтрака он вышел на балкон говорить с Леной. Света не прислушивалась, но отрывки фраз всё равно долетали: «Нет, Лена, не так», «Мы можем помочь, но не жить вместо вас», «Да, дети останутся у тебя, мы рядом, если что».
Когда он вернулся, лицо было уставшим, но не разбитым.
– Они не поедут, – сказал он. – Отложат. Может, вдвоём поедут позже, на день, а детей к бабке отвезут.
– А Лена? – спросила Света.
– Лена злится, – честно ответил он. – Сказала, что ты её предала. Что раньше ты была «нормальной», а теперь «умной стала».
– Это её право, – спокойно сказала Света. – Главное, что ты…
– Я тоже злой, если честно, – перебил он. – Но не только на тебя. На себя, на неё, на всю эту систему, в которой я бегаю между вами, как… – Он вздохнул. – Короче, я записался к юристу.
– К какому юристу? – не поняла она.
– На консультацию, – ответил он. – По алиментам.
Света оторопела.
– Ты с ума сошёл? На кого ты собрался подавать?
– Не я, – устало сказал он. – Я хочу, чтобы Лена наконец официально решила вопрос с Андрюхой. Сколько он платит, как он участвует. А то пока я хожу третьим кошельком и третьим взрослым. Может, когда бумага будет, ей легче будет за себя отвечать.
Света смотрела на него с новым уважением и тревогой.
– Она это спокойно не воспримет, – заметила.
– Знаю, – кивнул он. – Но я устал жить в режиме «пожарная машина». Ты права...
Света всё‑таки уехала. Дорога в электричке, поле за окном, случайные разговоры соседей – всё это казалось ей новой реальностью, где она не «тётя Свет», не «спасатель», а просто женщина лет тридцати четырёх, которая держит в руках рюкзак и термос с чаем.
Город, куда она приехала, был маленький, с серыми пятиэтажками и узкими улицами. Там жила её однокурсница Кира – та самая, которая вечно говорила: «Свет, ты за всех ответственная, а за себя когда будешь?»
– Вид у тебя, будто ты грузовой поезд тянула, – сказала Кира, встретив её на перроне. – Давай, скидывай вагоны.
Они сидели вечером на кухне Киры, пили чай, и Света рассказывала – без украшений, без попытки кого‑то оправдать.
– Знаешь, что самое страшное? – сказала она, глядя на свет лампы. – Что я их правда люблю. Машу, Егора. Лену по‑своему. И Серёжу. Но это не отменяет того, что я больше не могу.
– Любовь и «не могу» вообще не противоречат, – пожала плечами Кира. – «Не могу» – это вообще главная проверка любви. К себе.
Света подумала, что раньше бы вспыхнула: «Как ты можешь сравнивать». А сейчас только вздохнула.
Телефон лежал на столе. Вечером пришло сообщение от Маши: «Мы сейчас с папой кино смотрим. Он уснул, храпит, как трактор. Как ты там?»
Света улыбнулась и ответила: «Трактор – это хорошо. Значит, сил меньше будет носиться за всеми. Я нормально. Каша у вас не убежала?»
Через минуту пришёл смайлик и фотка криво размазанных макарон.
Через час позвонила Лена. Света посмотрела на экран и впервые за долгое время не подскочила. Просто взяла трубку.
– Да, Лена.
– Ты довольна? – вместо приветствия спросила та. – Ты мне сейчас всю жизнь сломала.
– Расскажи, как, – спокойно попросила Света.
– Андрюха сказал, что если я подам на алименты, он мне копейки будет платить, – выпалила Лена. – Что мы взрослые люди, можем сами договориться. Что я его давлю. Что… – голос дрогнул. – Что ты меня научила.
– Я никого не учила подавать на алименты, – ответила Света. – Это Серёжа решил. Он имел право устать.
– Конечно! – Лена нервно рассмеялась. – Все устали. Кроме меня. Я вечно должна.
– Ты ничего никому не должна, кроме своих детей, – тихо сказала Света. – И то – в рамках своих возможностей. А мы… мы тоже устали быть твоими возможностями.
Лена всхлипнула.
– Ты ещё скажи, что я плохая мать.
– Я такого не скажу, – ответила Света. – Но скажу, что ты не умеешь просить помощи честно. Ты умеешь только ставить других в угол. Типа: «Если вы не возьмёте детей, я останусь несчастной». Это манипуляция.
– Ну да, – саркастически бросила Лена. – Все вокруг умные, одна я дура.
– Я так не говорила, – спокойно сказала Света. – И не скажу. Но я определённо перестану играть в твою игру. Лена, ты замечательный человек, когда не боишься. Вот только ты всё время боишься. И прикрываешься нами.
На том конце долго молчали.
– Мне страшно одной, – наконец шепнула Лена. – Когда дети болеют. Когда денег до конца месяца не хватает. Когда под рукой никого. Мне правда страшно.
Света закрыла глаза.
– Понимаю, – ответила. – Но ты заметила, что в твоём списке нет пункта «мне страшно, что я использую других до дна»?
Лена опять заплакала.
– Ты стала жестокой, – сказала она. – Раньше ты меня жалела.
– Я и сейчас жалею, – честно ответила Света. – Но жалею и себя тоже. А раньше – нет.
Они ещё говорили минут двадцать. Не о билетах и не о расписании. О том, как Лена боится старости, о том, как Серёжа всегда был «мальчиком, который всё исправит», о том, как Света выучила за десять лет быть тихим спасателем.
Разговор не закончился примирением. Но в конце Лена сказала: «Ладно, детей пока оставлю при себе. Если что – я Оксану попрошу, из соседнего подъезда. И маму».
Света удивлённо подняла брови – оказывается, были и другие люди, к которым можно обратиться...
Когда Света вернулась, в квартире пахло жареной картошкой и чем‑то подгоревшим. На кухне сидел Сергей в клетчатых домашних штанах, с перевязанным пальцем.
– Что с тобой? – ахнула она.
– Да ничего, – буркнул он. – Решил показать детям, как мужик умеет готовить. Масло побрызгало.
В комнате шумели Маша и Егор. Они выскочили в коридор, увидев её.
– Тётя Свет! – Егор повис у неё на шее, Маша сдержанно улыбнулась. – Папа три раза перепутал соль с сахаром!
– Я один раз перепутал, – возмутился Сергей из кухни. – И вообще, живы все.
Света смеялась – устало, но искренне.
– Ну что, – сказала она, снимая куртку. – Ревизию устраивать или довериться вам на слово?
– Не надо ревизию, – замахал руками Егор. – Мы сами всё убрали. Почти.
Потом, когда дети ушли домой, а в квартире стало тихо, Сергей подошёл к ней сзади, обнял за плечи.
– Слушай, – начал он, – я тут понял одну штуку.
– Какую?
– Что если я хочу быть отцом, мне не обязательно для этого превращать тебя в бесплатную няню. – Он говорил медленно, подбирая слова. – Я могу учиться быть отцом сам. С ними. А не через тебя.
Света накрыла его руки своими.
– Это не значит, что я не буду помогать, – сказала. – Но я буду выбирать, когда и как. А не по принуждению.
– Я знаю, – кивнул он, ткнувшись носом ей в волосы. – И я… – он замялся, – я постараюсь не протаскивать все просьбы Лены через тебя.
– Постарайся, – мягко сказала она. – А если забудешь – я напомню. Именно словами, а не самопожертвованием...
Прошло несколько месяцев. Жизнь не превратилась в сказку – Лена все так же то смеялась, то плакала в трубку, то просила денег, то ругалась, что «все вокруг эгоисты».
Но кое‑что изменилось.
– Свет, привет, – звонила теперь она. – Ты в субботу сможешь забрать Машу на пару часов? Если нет – скажи честно, я маму попрошу.
Света впервые услышала слово «если нет – скажи честно» и чуть не прослезилась.
– В эту субботу – нет, – спокойно отвечала. – У меня дела. А вот в воскресенье можем сходить с ней в кино.
Иногда Маша сама звонила вечером.
– Тётя Свет, можно я у вас переночую? У нас дома ремонт, всё воняет.
Света прислушивалась к себе и иногда говорила: «Приезжай», а иногда: «Сегодня никак, но давай завтра». Мир не рушился, если она говорила «нет».
Егор обожал рассказывать ей по телефону свои школьные истории.
– У нас новый учитель физры, – делился он. – Странный такой. Говорит, что мы должны «чувствовать своё тело». Мы с пацанами ржём.
Света слушала, смеялась, давала какие‑то советы, но больше – просто была рядом в формате голоса, а не круглосуточного присутствия.
Сергей же потихоньку привыкал к тому, что он – не только брат, но и просто мужчина, у которого есть личные границы.
Он ездил к Лене один, без Светы.
– Я сам поговорю, – говорил он. – Ты не обязана вечно быть переводчиком с её паники на наш.
Они иногда ссорились – по‑новому. Не из‑за того, кому сегодня «досталась Лена», а из‑за обычных бытовых вещей: кто забыл купить хлеб, кто опоздал. И эти ссоры казались почти роскошью – в них не было третьих ли
Однажды вечером, когда Маша помогала Свете мыть посуду, а Сергей с Егором копались в проводах за телевизором, девочка вдруг сказала:
– Тётя Свет, можно кое‑что спросить?
– Спрашивай, – ответила та, ополаскивая тарелку.
– Ты нас… – Маша замялась, – ты нас правда любишь, да? Даже когда не соглашаешься с мамой?
Света поставила тарелку, вытерла руки и повернулась к ней.
– Маша, – сказала она, – когда я говорю твоей маме «нет», это вообще не про вас с Егором. Это про меня и её. Вы к нашим разборкам не имеете отношения. Любовь к вам и согласие с Лениными решениями – это две разные прямые, которые могут пересекаться, а могут и нет.
– Но раньше, – не отставала Маша, – раньше ты всегда соглашалась. Я думала, что это и есть любовь: делать всё, что другие просят.
Света невольно улыбнулась.
– Это называется удобство, а не любовь. – Она наклонилась ближе. – Запомни, пожалуйста: если кто‑то тебя любит, он может сказать «да» и «нет». Если человек всегда говорит только «да», это значит, или он вас боится, или себя не слышит.
Маша задумалась.
– У нас в классе есть девочка, – сказала она через минуту, – к которой все пристают, потому что она добрая и всё за всех делает. Я раньше думала, что она просто хорошая. А теперь… – Маша хмыкнула. – Теперь думаю, что её надо научить говорить «нет».
– Только аккуратно, – улыбнулась Света. – И начни с себя.
– С себя сложнее, – честно призналась Маша.
– Согласна, – кивнула Света. – Но ты же умная. Справишься.
Маша взглянула на неё с какой‑то новой взрослостью.
– Я всегда думала, – сказала она, – что ты просто добрая. А оказывается, ты ещё и смелая.
Света опешила от такого комплимента.
– Смелая – это ты. – Она погладила девочку по плечу. – Ты сегодня посуду моешь, кстати. Это и есть начало взрослой жизни.
Маша фыркнула, но улыбнулась..
Никакого большого примирения не случилось. Лена периодически устраивала сцены, Сергей иногда срывался и говорил: «Ну почему всё так сложно». Света уставала, раздражалась, иногда ловила себя на старом желании: «ладно, проще самой сделать, чем объяснять».
Но каждый раз останавливала себя.
Однажды она снова услышала знакомую фразу. Лена стояла у них в прихожей, нервно поправляя сумку на плече.
– Это дети моей сестры, – уже спокойным голосом сказал Сергей. – А Света нам не халявная нянька. Мы будем помогать, но в пределах. Понимаешь?
Света, услышав, как он практически слово в слово повторяет её давний отказ, неожиданно почувствовала не вину, а странную гордость.
Лена закатила глаза.
– Да поняла я, поняла, – буркнула. – У вас тут новая жизнь, новые правила. Ладно. Будем как‑то сами.
И ушла, утягивая за собой Машу и Егора, которые обернулись на пороге и помахали Свете.
– Пусть учатся, – тихо сказал Сергей, закрывая дверь. – И она, и дети. Что мир – это не только те, кто всегда «спасёт».
Света кивнула.
Она знала, что впереди ещё будет много непростых разговоров, срывов, смешных семейных обедов, неловких праздников, когда все делают вид, что не помнят прошлых обид.
Но одна вещь внутри уже не менялась: она больше не была тихой запасной опцией в чужой семейной драме.
Она была человеком, который умеет любить – и при этом говорить «нет».
А это, как оказалось, и есть тот взрослый формат отношений, к которому все вроде бы стремятся, но мало кто решается дойти.
