— Серёжа, я устала. Мы опять об этом? — Аня стояла у окна, теребя кисточку на поясе халата. За окном хмурилось небо, и капли дождя бились о стекло с глухим стуком — словно само небо выстукивало азбуку Морзе, пытаясь достучаться до него.
— А ты как думала? Три дня! Три дня моя мать ночевала на вокзале, потому что ты не пустила её в квартиру.
— Она приехала без предупреждения. Я была в командировке.
— Могла бы и позвонить.
— Тебе, — Аня вздохнула, — я звонила дважды. Ты не брал трубку.
Сергей поморщился. Он помнил эти звонки — в первый раз он был на совещании, во второй — обедал с коллегой, Лариской из бухгалтерии. Её красный маникюр на его запястье, запах духов, оставшийся на воротнике рубашки. Но сейчас это было не важно.
— Хватит искать оправдания! — выпалил он. — Мать всю жизнь для меня…
— Знаю, — перебила Аня, и в её голосе звякнул металл. — Всю жизнь для тебя пахала, с отцом тебя растила, в люди вывела, образование дала… Я выучила эту песню наизусть. Но это не даёт ей права приезжать когда вздумается и требовать ключи от моей квартиры.
— Нашей квартиры.
— Моей, Серёжа. Эту квартиру я купила сама, так что ни твоя мама, ни сестра, ни племянница тут жить не будут, — она развернулась и вышла из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь.
Именно с этих слов, сказанных холодным октябрьским вечером 2021 года, началась история, которая перевернула жизнь всей семьи Рогачёвых.
Они с Сергеем познакомились пять лет назад на корпоративе — банальнее не придумаешь. Тот самый момент, когда заходишь в туалет поправить макияж, а из-за стенки мужского отделения раздаётся:
— Нет, Витёк, я сказал — нет! Эта фифа из маркетинга меня достала. Если она ещё раз начнёт рассказывать, как в Париже круассаны ела, я ей этот круассан…
Аня улыбнулась. Фифой из маркетинга была она, а круассаны действительно были потрясающие. Выйдя из туалета, она столкнулась с парнем, который тут же замолчал, глядя на неё.
— Париж потрясающий город, — произнесла она, глядя прямо ему в глаза. — Особенно весной, когда цветут каштаны. Но вы знаете, что самое удивительное? Там не нужно обсуждать коллег в туалете. Это дурной тон.
Он покраснел, и это ей понравилось — здоровенный парень с широкими плечами, с грубоватыми чертами лица — и краснеет как мальчишка.
— Извините, — пробормотал он.
— А вы знаете рецепт идеальных круассанов? — спросила она внезапно для себя. — Главный секрет — масло. Много сливочного масла, которое нужно скрупулёзно вымешивать с тестом. Это долго, муторно и руки потом пахнут целый день. Но результат того стоит.
Она развернулась и пошла к выходу. Он догнал её у гардероба.
— Сергей Рогачёв, — представился он. — Отдел продаж.
— Анна Климова, — ответила она. — Фифа из маркетинга.
Он улыбнулся и предложил подвезти её домой. Аня согласилась, хотя никогда не садилась в машины к малознакомым мужчинам. В машине они говорили о работе, о фильмах, о путешествиях. Он оказался неплохим собеседником, хоть и грубоватым. Его речь пестрила словечками, которые выдавали непривычку к интеллигентным беседам, но в этом было что-то настоящее, не наносное.
— Знаешь, — сказал он вдруг, остановившись у её подъезда. — Я не хочу, чтобы ты думала, что я какой-то там… ну, хам. Просто день был тяжёлый, и Витька достал своими шуточками.
— Я так и не думаю, — ответила Аня. — Думаю, что ты просто не привык следить за языком. Но это поправимо.
Он рассмеялся.
— Ты прямолинейная.
— Это плохо?
— Наоборот.
Он позвонил на следующий день. Потом ещё раз. И ещё. Через три месяца они уже жили вместе — в её однушке на Северо-Западе Москвы.
Первое знакомство с его матерью, Ниной Петровной, состоялось спустя полгода. Сергей долго откладывал момент знакомства, ссылаясь то на занятость, то на плохое самочувствие матери. Позже Аня поняла, почему.
Нина Петровна, грузная женщина с крашеными рыжими волосами и цепким взглядом, оглядела Анину квартиру с нескрываемым пренебрежением.
— И это всё? — спросила она, опускаясь на диван. — Серёжа говорил, что ты хорошо зарабатываешь.
— Мама! — одёрнул её Сергей.
— А что такого? Я же просто интересуюсь. Вы ведь скоро пожените́тесь, начнёте детей рожать — куда их тут? В шкаф складывать?
Аня улыбнулась.
— Мы пока не планируем детей, Нина Петровна.
— Чего ждать-то? Сереже уже тридцать два. Его отец, царствие ему небесное, в тридцать уже двоих поднимал. Да и тебе не восемнадцать, поди.
— Мне двадцать восемь.
— Вот-вот. Яйцеклетки-то не молодеют.
За ужином Нина Петровна продолжала «интересоваться». Где работает, сколько получает, почему одна живёт — «неужто никто не взял?». Аня отвечала вежливо, но сухо. Сергей молчал, уткнувшись в тарелку.
— Вкусно, — сказала Нина Петровна, отодвигая тарелку с недоеденным ризотто. — Только риса много. И грибы я бы по-другому приготовила. Тебя мать не научила готовить?
— У меня нет матери, — ответила Аня. — Она умерла, когда мне было четырнадцать.
Это не произвело на Нину Петровну ожидаемого эффекта.
— Ну, сиротка, значит. Кто ж тебя вырастил такую… самостоятельную?
— Я сама себя вырастила.
Нина Петровна хмыкнула, и в этом хмыке Аня услышала всё — и недоверие, и презрение, и что-то ещё, что она не смогла определить сразу. Позже, анализируя тот вечер, она поняла — страх. Страх женщины, которая привыкла контролировать жизнь своего единственного сына, перед той, которая могла этот контроль отобрать.
После ухода Нины Петровны Аня долго молчала.
— Она не со зла, — сказал Сергей, обнимая её сзади. — Она просто… такая. Старой закалки.
— Дело не в закалке, Серёж. Дело в уважении.
— Она тебя уважает.
— Нет, не уважает. И ты это знаешь.
Он вздохнул и отпустил её.
— Давай не будем. Она больше не приедет без предупреждения.
Но она приезжала. Снова и снова. То с банками солений — «ты же не умеешь закатывать, я научу», то с какими-то вещами для Сергея — «рубашки я сама ему глажу, ты не так делаешь», то просто так — поговорить о том, что «пора бы и о свадьбе подумать». Каждый её визит заканчивался ссорой — тихой, с прикрытыми дверями, чтобы «мама не услышала».
— Ты слишком резкая с ней, — говорил Сергей.
— А она со мной — нет?
— Она пожилой человек, с характером. Её не переделаешь.
— А меня, значит, можно?
Он вздыхал и уходил на кухню, где Нина Петровна уже гремела кастрюлями, показывая, как правильно варить борщ. Аня оставалась в комнате одна, глотая обиду.
Предложение он сделал через год после знакомства. Без кольца, без романтики — просто спросил за ужином:
— Замуж за меня пойдёшь?
Она улыбнулась.
— А ты спрашивал разрешения у мамы?
Он не понял иронии.
— Конечно. Она рада.
Аня отложила вилку.
— Серёж, я тебя люблю. Правда. Но я не могу выйти за тебя замуж.
— Почему?
— Потому что я не хочу быть второй женщиной в твоей жизни. А сейчас я именно вторая. Первая — твоя мать.
Он вспылил, назвал её неблагодарной, бессердечной. Потом извинялся, говорил, что любит, что изменится, что поговорит с матерью. Она поверила. Или захотела поверить.
Свадьбу сыграли скромно — в ресторане, с десятком гостей. Нина Петровна была в новом платье цвета фуксии, с крупными бусами на шее, и не отходила от сына ни на шаг. Аня смотрела на них — такие похожие, с одинаковым разрезом глаз, с одинаковой складкой у рта, когда улыбаются — и думала: может, всё наладится? Может, она просто слишком требовательна?
После свадьбы Нина Петровна стала появляться реже — работа в школе (она преподавала математику в средней школе на окраине города) занимала много времени. Но звонила каждый день. И в каждом разговоре с сыном напоминала, что «пора бы и о детях подумать».
Детей Аня хотела. Но не так. Не по указке свекрови, не в однушке, где и двоим-то тесно. Она работала в международной компании, получала хорошую зарплату и копила на новую квартиру. Сергей подшучивал над её бережливостью:
— Ань, ну ты как эта… как её? Плюшкин! Всё копишь, копишь. Давай съездим на море, а?
— В следующем году, — отвечала она. — Когда будет первый взнос.
— Да брось ты. Поживи сегодняшним днём.
Но она не бросала. И через два года у неё была сумма, достаточная для первоначального взноса за двухкомнатную квартиру в новостройке. Сергей скептически отнёсся к этой идее.
— Зачем нам уезжать? Тут всё рядом — и работа, и метро. И квартира нормальная.
— Нам нужно больше места, Серёж. Особенно если мы хотим детей.
Упоминание о детях сработало. Он согласился, и они начали искать квартиру. Нина Петровна тоже принимала активное участие в поисках — звонила риэлторам, ездила смотреть варианты, давала советы. Анну это раздражало, но она молчала — ради мира в семье.
Квартиру нашли быстро — светлую двушку в новостройке на юге Москвы. Цена была высокой, но Аня была готова взять ипотеку — благо, зарплата позволяла. Сергей к тому времени тоже неплохо зарабатывал — его повысили до начальника отдела продаж.
— Я бы взял эту, — сказал Сергей, когда они вышли из квартиры после просмотра. — Хорошая.
Нина Петровна поджала губы.
— Дорого. И район так себе. И до метро далеко.
— Пятнадцать минут пешком, — возразила Аня. — Это не далеко.
— Для молодых — может быть. А для пожилого человека — далековато.
Аня удивлённо посмотрела на свекровь.
— А при чём тут пожилые люди?
— Ну как же, — Нина Петровна вздохнула. — Я ведь к вам перееду, когда вы купите квартиру. В своей я сдам комнату студентам, будет прибавка к пенсии. А тут у вас и за ребёночком присмотрю, когда родится.
Аня застыла. Она повернулась к Сергею:
— Ты знал об этом?
Он отвёл глаза.
— Ну… Мы обсуждали такой вариант. Это же логично, Ань.
— Логично? — переспросила она, чувствуя, как внутри закипает злость. — То есть, мы берём ипотеку на пятнадцать лет, я буду платить по пятьдесят тысяч в месяц, чтобы твоя мать жила с нами?
— Я тоже буду платить! — огрызнулся он. — И не говори так, будто моя мать — обуза. Она нам помогать будет.
— Помогать? Чем? Контролировать каждый мой шаг? Указывать, как готовить, как одеваться, как воспитывать детей? Нет, Серёж. Это не помощь. Это контроль.
Нина Петровна побледнела.
— Как ты разговариваешь с мужем? Да ещё и при мне? Я всегда говорила Серёже, что ты…
— Мама, не надо, — перебил её Сергей. — Аня, давай обсудим это дома.
— Нечего обсуждать, — отрезала Аня. — Я не буду покупать квартиру, чтобы в ней жила твоя мать.
Она развернулась и пошла к лифту. Сергей догнал её уже на улице.
— Ты с ума сошла? Устраивать скандал на глазах у риэлтора?
— А ты? Договариваться за моей спиной с матерью?
— Я не договаривался! Мы просто обсуждали варианты.
— Без меня. Зная, что я буду против.
Он вздохнул.
— Аня, пойми. Ей тяжело одной. Она стареет. Ей нужна помощь.
— Серёж, ей шестьдесят два. Она работает, она абсолютно самостоятельный человек. Она не нуждается в нашей помощи. Это ей хочется контролировать нашу — твою — жизнь. И тебе проще подчиниться, чем отстоять свою позицию.
— Не говори ерунды.
— Это не ерунда. Это правда. И знаешь что? Я сама куплю квартиру. Без твоего участия. И без твоей матери.
Он рассмеялся.
— Да что ты говоришь? И где ты возьмёшь деньги?
— У меня есть сбережения. И я получу повышение в следующем месяце. Я смогу взять ипотеку сама.
— На однушку где-нибудь в Мытищах?
— На двушку. В Москве.
Он покачал головой.
— Аня, хватит. Давай поговорим спокойно.
— Нет, Серёж. Я всё решила.
Она сдержала слово. Через месяц она действительно получила повышение — её назначили руководителем отдела маркетинга, с солидной прибавкой к зарплате. Банк одобрил ипотеку, и она купила квартиру — не ту, которую они смотрели с Сергеем, а другую, поменьше, но в том же районе.
Сергей был в ярости.
— То есть, ты просто решила всё сама? Без меня?
— Да, — ответила она спокойно. — Так же, как ты решил с матерью, что она будет жить с нами.
— Я ничего не решал! Мы просто обсуждали!
— Теперь обсуждать нечего. У меня есть квартира. Своя.
— И что дальше? — спросил он, нервно расхаживая по комнате. — Ты переедешь туда одна?
— Нет. Я хочу, чтобы мы переехали вместе. Но на моих условиях.
— Каких же?
— Твоя мать не будет иметь ключи от квартиры. Она не будет приходить без предупреждения. И она не будет вмешиваться в нашу жизнь.
Он молчал, глядя в окно.
— Серёж, — продолжила Аня мягче, — я люблю тебя. Правда. Но я не могу больше жить в ситуации, когда твоя мать имеет больше власти над тобой, чем я. Это ненормально.
— Она просто заботится обо мне.
— Нет, она контролирует тебя. И через тебя хочет контролировать меня. Но я не позволю этого.
Он не ответил. На следующий день уехал в командировку, а когда вернулся, они оба делали вид, что ничего не произошло. Жизнь продолжалась — работа, ужины, редкие выходные вместе. О квартире не говорили.
Аня занималась ремонтом сама — нанимала рабочих, выбирала мебель, планировала расстановку. В августе квартира была готова, и она сообщила Сергею о дате переезда.
— Я всё ещё не понимаю, — сказал он, — зачем нам эта квартира. Мы и тут нормально живём.
— В тесноте да не в обиде? — усмехнулась Аня. — Серёж, нам нужно больше места. Особенно если мы хотим семью.
Он вздохнул.
— Хорошо. Когда переезжаем?
— В субботу.
Переезд прошёл без проблем. Новая квартира была светлой, просторной — с большой кухней, двумя комнатами и балконом, выходящим во двор. Сергей, несмотря на свой скепсис, был доволен.
— Неплохо, — признал он, осматривая квартиру. — Даже очень неплохо. Молодец, Анюта.
Она улыбнулась. Впервые за долгое время она чувствовала себя счастливой. У них был свой дом — без свекрови, без постоянного контроля, без необходимости отчитываться за каждый шаг.
Нина Петровна приехала через неделю — без предупреждения, с тяжёлыми сумками, полными еды.
— Ну показывайте, как устроились, — сказала она с порога.
Аня напряглась, но промолчала. Сергей провёл мать по квартире, показывая каждую комнату. Нина Петровна цокала языком, качала головой, но в целом была довольна.
— Неплохо, неплохо, — сказала она, опускаясь на диван в гостиной. — Только мебель какая-то… не такая. В нашей квартире была добротнее.
— Это современный стиль, мама, — ответил Сергей. — Аня сама выбирала.
— Ну конечно, — усмехнулась Нина Петровна. — У нашей Анечки же вкус. Не то что у старухи вроде меня.
Аня сжала зубы. «Наша Анечка». Как будто она вещь, которую они делят.
— Я чай поставлю, — сказала она, уходя на кухню.
— А я тебе пирожков привезла! — крикнула вслед Нина Петровна. — С капустой, как Серёжа любит.
Три часа Аня терпела нотации свекрови — о том, как неправильно она расставила мебель, как глупо было клеить такие обои, как непрактично покупать белый диван («вот родится ребёночек, и куда его?»). Когда Нина Петровна собралась уходить, она внезапно сказала:
— А ключи от квартиры у тебя есть запасные? Дай-ка мне один комплект. Мало ли что, я приеду, а вы на работе.
Аня замерла. Она посмотрела на Сергея, который стоял рядом и молчал.
— Нет, Нина Петровна, — ответила она спокойно. — Запасных ключей нет.
— Так сделай! Сейчас это недолго — зашёл в любую палатку.
— Не хочу, чтобы у кого-то были ключи от моей квартиры.
— От вашей, — поправила её Нина Петровна. — Вашей с Серёжей.
— Моей, — твёрдо повторила Аня. — Квартира оформлена на меня. Я плачу ипотеку. Поэтому — моя.
Нина Петровна побагровела.
— Ну и ну! Как заговорила! «Моя квартира»! А муж у тебя что — приживал?
— Мама, — подал голос Сергей. — Не начинай.
— А что не начинай? Она тебе в лицо говорит, что ты никто! Что у тебя даже угла своего нет!
— Я не это сказала, — возразила Аня. — Я сказала, что не хочу давать ключи. Никому.
— Хорошая невестушка, — покачала головой Нина Петровна. — Видно, из богатых. Привыкла, что всё своё. А о муже подумала? А если с ним что случится? Кому квартира достанется?
— Мама! — повысил голос Сергей. — Хватит!
Нина Петровна махнула рукой.
— Ладно, ладно. Пойду я. Вижу, не ко двору.
Когда за ней закрылась дверь, в квартире повисла тишина.
— Ань, — начал Сергей. — Ну зачем ты так с ней?
— А как я должна была? Отдать ключи? Чтобы она приходила, когда вздумается, хозяйничала тут, указывала, как жить?
— Она не такая.
— Именно такая! И ты это знаешь. Просто тебе проще подчиняться, чем спорить.
Он ушёл в спальню, хлопнув дверью. Они не разговаривали до утра.
Через неделю Нина Петровна приехала снова — с сестрой, Верой Петровной, дородной женщиной с таким же цепким взглядом. Они ходили по квартире, рассматривая каждую мелочь, обсуждая каждую деталь интерьера. Аня слышала обрывки разговора:
— А вот тут бы шкаф поставить, большой…
— И зеркало напротив окна — свет отражать будет…
— А эту стенку снести можно? Кухню с гостиной соединить?
— Обои бы другие — эти маркие…
Она не выдержала, когда Вера Петровна начала измерять шагами спальню.
— Простите, — сказала она, вставая в дверном проёме. — Что вы делаете?
— Да вот, — безмятежно ответила Вера Петровна, — смотрю, поместится ли тут кроватка детская. И комод для вещей.
— Для чьих вещей?
— Ну как для чьих? Для Машеньки, племянницы Серёжиной. Она же к вам на полгода приедет, учиться. Нина говорила.
Аня медленно повернулась к свекрови.
— Нина Петровна, о чём это она?
Свекровь дёрнула плечом.
— Да так, ничего особенного. У Веры внучка, Машенька, поступает в Бауманку в этом году. Ей где-то жить надо, а у вас тут места много. Вот мы и подумали…
— Вы подумали, — перебила её Аня. — А со мной обсудить не хотели?
— Так мы с Серёжей обсудили. Он не против.
Аня стиснула кулаки.
— А я против. Это моя квартира, и я не хочу, чтобы здесь жил кто-то чужой.
— Вот те раз! — всплеснула руками Вера Петровна. — Серёжа сказал, что всё согласовано!
Аня повернулась к Сергею, который только что вошёл в комнату с чашками чая на подносе. Его лицо выражало странную смесь вины и упрямства.
— Сереж, ты опять? За моей спиной?
Он поставил поднос на тумбочку.
— Ань, это всего на полгода. Машка — хорошая девочка, тихая. Она не будет мешать.
— Дело не в том, хорошая она или плохая. Дело в том, что ты снова принимаешь решения, не посоветовавшись со мной.
Нина Петровна поджала губы.
— Ну что ты как маленькая? Серёжа — хозяин в доме, ему и решать.
Аня почувствовала, как к горлу подступает ком.
— Нет, Нина Петровна. Хозяйка этой квартиры — я. Я взяла кредит, я делала ремонт, я покупала мебель. И я решаю, кто будет здесь жить.
— Аня! — одернул её Сергей.
— Что «Аня»? — она повернулась к нему. — Скажешь, я не права? Скажешь, это нормально — договариваться о том, что в моей квартире будет жить какая-то Маша, и не сказать мне ни слова?
— Наша квартира, — упрямо повторил Сергей.
— Нет, Серёж. Юридически — моя. И фактически тоже.
Нина Петровна поднялась с дивана.
— Ну и ну! Вот она какая, твоя жена. «Моё, моё, моё»! А ты, Серёжа, уши развесил. Я всегда говорила, что она не пара тебе.
— Мама, пожалуйста, — устало сказал Сергей.
— Что «мама»? Правду говорю! Эгоистка! Лебезила перед тобой, пока замуж не вышла, а теперь показала своё истинное лицо!
Аня сделала глубокий вдох.
— Нина Петровна, Вера Петровна, спасибо за визит. Думаю, вам пора.
— Ты нас выгоняешь? — ахнула Вера Петровна.
— Нет, я предлагаю вам уйти, пока этот разговор не перерос в скандал.
— Ах ты… — начала Нина Петровна, но Сергей перебил её:
— Мама, Аня права. Вам лучше уйти. Мы сами разберёмся.
Когда за свекровью и её сестрой закрылась дверь, Аня опустилась на диван. Усталость навалилась на неё тяжёлым грузом.
— Как ты мог, Серёж? — спросила она тихо. — Как ты мог снова сделать это?
— Что «это»? — огрызнулся он. — Помочь родственнице? Это преступление?
— Нет. Принять решение за моей спиной, зная, что я буду против.
— А почему ты против? Чем тебе Машка помешает?
— Это не Машка. Это принцип. Твоя мать использует любую возможность, чтобы контролировать нашу жизнь. Сегодня — Маша, завтра — она сама переедет, послезавтра — ещё кто-то из твоей родни. И в итоге я буду жить в квартире, за которую плачу, но которая мне не принадлежит.
— Ты параноик, Аня.
— А ты — маменькин сынок, Серёж. И всегда им был.
Он побледнел.
— Знаешь что? Раз ты такая принципиальная, живи тут одна. А я уеду к маме.
— Отличное решение, — сказала Аня, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. — Давно пора было перестать притворяться, что у тебя есть своя жизнь.
Он ушёл на следующий день, собрав вещи в две спортивные сумки. Не сказал, когда вернётся. Да и собирался ли.
В пустой квартире было тихо — только часы тикали на кухне. Аня сидела у окна, глядя на улицу, заливаемую октябрьским дождём. В голове крутились мысли, вязкие и тяжёлые, как осенняя грязь.
Может, она действительно слишком принципиальная? Может, стоило уступить ради сохранения семьи? В конце концов, Маша и правда могла пожить у них полгода — что в этом такого? Разве не для того семья, чтобы помогать друг другу?
Но в глубине души она знала, что дело не в Маше. И не в квартире. Дело в её праве принимать решения в собственной жизни. В праве быть собой, а не тенью свекрови или безвольной женой, готовой на всё закрывать глаза.
Телефон зазвонил около полуночи. Высветилось имя Сергея.
— Да? — она старалась, чтобы голос звучал ровно.
— Аня, — его голос был тихим, как будто он говорил из-под одеяла. — Я не вернусь.
— Я знаю.
— Нет, ты не понимаешь. Я подумал. Я не вернусь к тебе. Никогда.
Она молчала, слушая его дыхание в трубке.
— Ты слишком… самостоятельная. Слишком упрямая. Я всегда чувствовал себя рядом с тобой не на своём месте.
— А рядом с мамой — на своём?
— Не язви. Я серьёзно. Мы разные люди, Аня. Ты хочешь одного, я — другого.
— И чего же ты хочешь, Серёжа?
— Простого семейного счастья. Без этих твоих… принципов. Я хочу, чтобы жена была жена, а не начальник.
— А мама — начальник?
— Она не начальник. Она мать. Она заботится обо мне.
— Ты не видишь разницы между заботой и контролем?
Он помолчал.
— Слушай, давай не будем. Всё решено. Я подам на развод. Квартира твоя, я не претендую.
— Спасибо за великодушие, — горько усмехнулась Аня.
— Завтра заеду за остальными вещами. Днём тебя не будет?
— Не будет.
— Вот и хорошо. Оставлю ключи в почтовом ящике.
Он помолчал ещё немного, словно хотел сказать что-то ещё, но потом просто буркнул «пока» и повесил трубку.
Аня сидела в темноте, сжимая телефон в руке. Странно, но она не чувствовала ни боли, ни отчаяния. Только пустоту и усталость. Словно из неё вынули что-то важное, но не самое главное.
Она встала, подошла к окну, распахнула его. Холодный воздух ворвался в комнату, принося запахи осени — прелой листвы, сырости, далёкого дыма. Где-то внизу проехала машина, разбрызгивая лужи.
— Ну и пусть, — сказала Аня в темноту. — Эту квартиру я купила сама.
