При обсуждении предыдущей статьи, где мы с обществом вкратце обсудили морально-волевые качества пани Ягужинской и горемыки де Брильи, всплыл один «интересный» вопрос.
Любвеобильный шевалье присмотрел себе завидную красотку благородных кровей и решил воспользоваться её весьма щекотливым положением.
Уличив момент, он сделал Настеньке предложение, от которого та не смогла отказаться. Сгустив краски и наподдав паники, он распушил свои вощёные усы и склонил юницу…
А вот к чему прожжённый Брильи склонил розовощекую пионерку, мне бы и хотелось разобраться.
По словам воцерковленной тётушки Анастасии, отчаянный вояж племянницы с иностранцем, да ещё и католиком, чистый блуд и срамота.
Времена тогда были «темные» и к всяким пронырливым чужеземцам относились весьма настороженно. Особо неблагонадежных могли запросто посадить на кол или отсечь «интуристу» какую-нибудь важную «запчасть».
На женщин же, которые «коммуницировали» с иноземцами, смотрели с нескрываемым осуждением. Такое поведение, для того времени, считалось «излишне вольным» и подобало только дворовым девицам с пониженной социальной ответственностью.
Это я к чему? А вот к чему.
Не могла ли Ягужинская, своим согласием на побег с де Брильи, выдать тому индульгенцию на все его последующие поползновения? Она понимала, что всё равно её осудят и наплетут такого, что во век не отмоешься, так будь что будет.
Раньше, я смотрел на всё это путешествие весьма цeлoмудренно и как-то не задумывался о том, что напористый шпиён мог склонить Настюшку к чему-то такому, чего в Советском союзе не было, а уж в Российской империи и подавно, но сейчас в голову лезет всякое. И натолкнуло меня на такое рассуждение весьма фривольное поведение молоденькой графини.
Помните, когда Брильи на свою голову, разрешил Настёнке заиметь служанку, как она бросилась на него и покрыла всё его лицо горячими поцелуями. Разве могла юница в то время, позволить себе такую возмутительную вольность? Да тогда и законного мужа так не лобызали, а уж чужого мужика тем паче.
А ещё за минуту до этого, она сидела с Сержем в одной сорочке и выговаривала ему за духи и помады, как выговаривает сварливая жена нерадивому мужу, и её совершенно не смущало, что из одежды на ней только пеньюар и чепчик.
Но спишем такое поведение на радостное помутнение, кое обуяло гражданку Ягужинскую при виде Софьи.
Больше меня смущает другой момент, который произошел чуть позже.
Брильи вновь раздобыл бумаги (не зная, что это искусная «липа») и в радостном предвкушении своего триумфального возвращения в Париж, он осыпал всю Настюшку поцелуями. С особым азартом, он сладко лобызнул её подкорсеченные перси и не встретил никакого сопротивления со стороны пани Ягужинской.
Чужой мужик ныряет в её бюстье, а она реагирует так, будто всё это давно стало для неё ежедневной рутиной!
Вот тут, я хорошенько задумался и стал склоняться к мысли, что хват де Брильи своего не упустил и склонил Настюшку к греху.
А что вы думаете? Сберегла Настя «девичий цвет» для Белова или поддалась усатому пройдохе?
