– Марин, я тут подумал… Насчет отпуска нашего…
Марина не отрывала взгляда от экрана ноутбука, где лазурная вода лениво облизывала белоснежный галечный пляж. Она провела пальцем по тачпаду, увеличивая изображение. Вдали виднелись горы, утопающие в зеленой дымке.
– Что подумал? Я как раз отель выбираю, смотри, какой вид! И отзывы хорошие. Пишут, кормят на убой, а до пляжа пять минут.
Олег потоптался на пороге комнаты. Он только что пришел с работы, и от него еще пахло строительной пылью и чем-то металлическим. Устало потер переносицу.
– Вид-то хороший, кто спорит. Только, наверное, не в этом году.
Марина наконец оторвалась от экрана. Она медленно повернула голову и посмотрела на мужа. Ее светлые, собранные в небрежный узел на затылке волосы немного растрепались. В голубых глазах плескалось недоумение.
– В смысле, «не в этом году»? Олег, мы год на этот отпуск копили. Кирилл только о море и говорит. Мы же все решили.
– Решили-то решили… – Он прошел в комнату и сел на край кровати, которая жалобно скрипнула под его весом. – Тут дело такое. Звонила мать. Помощь нужна на даче. Картошку копать пора. Одна она не справится.
Наступила тишина. Было слышно, как за окном с визгом пронеслась машина и как тикают часы на стене. Марина захлопнула ноутбук. Звук получился слишком резким.
– Картошку? Олег, ты сейчас серьезно? У нас билеты куплены. Невозвратные, между прочим.
– Да какие там билеты, Марин, я еще ничего не покупал. Только бронь поставил, ее снять можно.
– Как не покупал? Ты же сказал, что все оплатил на прошлой неделе!
Олег отвел взгляд. Он смотрел на свои руки – большие, загрубевшие, с въевшейся грязью под ногтями, которую уже невозможно было отмыть до конца.
– Сказал… Замотался, в общем. Не до того было. А тут мать звонит. Голос такой… ну, сама знаешь. Спину ломит, давление скачет. «Как же я одна, – говорит, – урожай-то пропадет».
Марина встала и подошла к окну. Вечерний город зажигался огнями. Где-то там, в другой жизни, люди выбирали отели с видом на море и паковали чемоданы. А в ее жизни снова маячила дача свекрови, комары размером с воробья и бесконечные грядки.
– Валентине Петровне всегда нужна помощь именно тогда, когда у нас появляются планы. Это уже закономерность. Прошлым летом мы должны были поехать к моим родителям – у нее прорвало трубу. На Новый год хотели в Великий Устюг с детьми – она слегла с «ужасным гриппом», который прошел через два дня. Теперь море. Что дальше?
– Марин, ну не начинай. Это же мать.
– А я кто? А дети? Мы не семья? Кирилл ждал этой поездки как манны небесной. Он после экзаменов выжат как лимон. Анечка каждый день рисует море и дельфинов. Что я им скажу? «Извините, дети, моря не будет, потому что бабушке срочно приспичило выкопать свою картошку»?
– Можно же и на даче отдохнуть. Речка там, шашлыки… Воздух свежий.
– Олег, перестань! Какой отдых? Мы будем с утра до ночи горбатиться на ее огороде под чутким руководством. А потом слушать, что мы все делаем не так. Я этот «отдых» знаю наизусть. Я хочу лежать на пляже и ничего не делать. Я имею на это право? Я год пахала без отпуска!
Она говорила все громче, и в голосе ее звенели слезы обиды. Олег смотрел на нее исподлобья, и лицо его становилось жестким, упрямым.
– Имеешь. Никто не спорит. Но есть такое слово – «надо». Матери надо помочь. И точка.
Он встал и вышел из комнаты, плотно притворив за собой дверь. Марина осталась стоять у окна, кусая губы. Это было не просто решение. Это был ультиматум. И самое страшное, она чувствовала, что дело не только в картошке и больной спине свекрови. За этим упрямством скрывалось что-то еще. Что-то, о чем Олег отчаянно не хотел говорить.
Вечером за ужином царило гнетущее молчание. Пятнадцатилетний Кирилл, высокий, сутулый подросток с вечно недовольным выражением лица, ковырял вилкой в тарелке. Восьмилетняя Аня, почувствовав напряжение между родителями, съежилась и ела, опустив глаза.
– Пап, а мы когда билеты на поезд забирать поедем? – вдруг спросила она тоненьким голоском.
Олег кашлянул. Марина замерла с ложкой в руке.
– Анечка, – начал Олег, тщательно подбирая слова. – Понимаешь… В этом году на море не получится.
Аня подняла на него большие, испуганные глаза.
– Как… не получится?
– Мы поедем на дачу к бабушке Вале. Поможем ей урожай собрать. Там тоже хорошо. Речка есть.
Кирилл с грохотом бросил вилку на тарелку.
– Я на эту каторгу не поеду! Ясно? Целое лето в городе торчал, готовился к этим дурацким экзаменам, и все ради чего? Чтобы картошку копать? Да я лучше дома один останусь!
– Цыц! – рявкнул Олег. – Как с отцом разговариваешь? Я сказал – поедем, значит, поедем. И никто дома не останется.
– А почему мы должны ехать? – не унимался Кирилл. – Потому что бабушке так захотелось? У нее вечно что-то случается, когда нам надо уехать!
– Кирилл, прекрати, – тихо сказала Марина.
– А что «прекрати»? Я правду говорю! Вечно мы должны под всех подстраиваться!
– Я сказал, замолчи! – Олег ударил ладонью по столу. Посуда звякнула. Аня всхлипнула и закрыла лицо руками.
Марина поднялась.
– Хватит! Все, ужин окончен. Кирилл, иди в свою комнату. Анечка, пойдем, я тебе сказку почитаю.
Она увела плачущую дочь, бросив на мужа испепеляющий взгляд. Олег остался сидеть один за столом, обхватив голову руками. Семья, которую он так старался построить, трещала по швам. И все из-за его глупости. Но признаться он не мог. Гордость, мужская, дурацкая гордость, не позволяла.
Ночью Марина лежала без сна, прислушиваясь к мерному дыханию Олега. Она думала. Почему он так легко отказался от моря? Деньги, которые они откладывали, лежали на общем счете. Она проверяла неделю назад – сумма была на месте. Значит, дело не в деньгах. Или… он снял их, не сказав ей?
Сердце неприятно екнуло. Марина тихонько встала, накинула халат и прошла на кухню. Включила ноутбук, зашла в онлайн-банк. Пальцы слегка дрожали. Вот он, их счет «На мечту». Она зажмурилась и открыла глаза. Сумма была на месте. До копейки.
Тогда что?
Она сидела в полумраке кухни, и пазл в ее голове никак не складывался. Упрямство Олега, его нежелание обсуждать ситуацию, вспышки гнева… Это было на него не похоже. Он всегда был человеком основательным, спокойным. Да, не слишком разговорчивым, но надежным, как скала. А сейчас эта скала дала трещину.
Телефон Олега, оставленный на столе, завибрировал. Марина вздрогнула. На экране высветилось: «Славик Работа». Сообщение. Обычно она никогда не трогала его телефон, это было их негласное правило, территория личного пространства. Но сейчас что-то подтолкнуло ее. Преодолевая внутреннее сопротивление, она взяла телефон. Сообщение было коротким: «Олег, я жду. Время идет».
Что ждет? Какое время? Славик был коллегой Олега, прорабом с другого участка. Иногда они пересекались по работе. Марина пожала плечами. Может, это касается какого-то рабочего проекта. Но неприятный осадок остался. Она положила телефон на место и вернулась в постель. Ложь витала в воздухе, густая и липкая, как туман.
На следующий день позвонила Валентина Петровна. Марина, увидев на экране определитель номера, протянула трубку мужу.
– Твоя мама.
Олег взял трубку и вышел в коридор. Марина осталась в комнате, но разговор был прекрасно слышен.
– Да, мам, привет… Нормально… Да, собираемся потихоньку… – Голос у Олега был натянутым. – Марин? Ну а что Марина… Рада, конечно. Свежим воздухом подышит.
Марина стиснула зубы. Рада. Ну конечно. Просто в восторге.
– Нет, не надолго. Дня на три-четыре. Управимся и обратно… Мам, не надо ничего такого готовить. Что будет, то и поедим… Хорошо. Да, в субботу утром выезжаем. Целую.
Он вернулся в комнату, избегая смотреть на жену.
– Все довольны, все счастливы, – с ледяным сарказмом произнесла Марина. – Я, оказывается, рада подышать свежим воздухом. Спасибо, что сообщил, а то я и не знала.
– Марин, ну что ты хочешь, чтобы я ей сказал? Что ты в бешенстве и не хочешь ее видеть?
– А почему бы и нет? Может, хоть раз в жизни стоит сказать правду?
– Чтобы она за сердце схватилась? Спасибо, не надо. Переживем как-нибудь эти три дня.
«Переживем». Какое точное слово. Именно переживем, перетерпим, переждем. Как стихийное бедствие.
Всю неделю они почти не разговаривали. Олег приходил с работы поздно, ужинал молча и утыкался в телевизор. Марина занималась детьми и домашними делами, чувствуя, как внутри нее растет глухая стена отчуждения. Кирилл демонстративно хлопал дверью своей комнаты и включал музыку на полную громкость. Только маленькая Аня пыталась как-то разрядить обстановку – приносила родителям свои рисунки, где вся семья, улыбаясь, держится за руки. Глядя на эти наивные картинки, Марина с трудом сдерживала слезы.
В субботу утром их старенькая «Лада» была загружена сумками с провизией и резиновыми сапогами. Атмосфера в машине была тяжелее свинца. Кирилл сидел сзади, уткнувшись в телефон и надев наушники, – живое воплощение вселенского протеста. Аня болтала без умолку первые полчаса, а потом, не получая ответа, тоже притихла и стала смотреть в окно на проносящиеся мимо унылые пейзажи.
Дача встретила их покосившимся забором и буйством сорняков. Это был старый деревенский дом, который достался Валентине Петровне от ее родителей. Она называла его «родовым гнездом» и вкладывала в него всю свою нерастраченную энергию. Дом был ее святыней, а огород – полем битвы за урожай.
Сама Валентина Петровна уже ждала их на крыльце. Сухонькая, энергичная женщина с цепким взглядом маленьких темных глаз. На ней был надет фартук поверх старого халата и повязана косынка.
– Приехали, касатики мои! – всплеснула она руками. – А я уж заждалась. Самовар поставила.
Она расцеловала сына, потрепала по щеке Аню. На Марину и Кирилла едва взглянула.
– Ну, давайте, располагайтесь. Работы – непочатый край. Картошечка-то ждет.
«Картошечка». Марина мысленно усмехнулась. Как ласково звучит. А на деле – десять соток, засаженных под завязку.
Пока они пили чай на веранде, Валентина Петровна излагала план боевых действий. Говорила она без умолку, перескакивая с одного на другое.
–…спину ломит, сил никаких нет. Вчера вот наклонилась за огурцом, так в глазах потемнело. Хорошо, за парник ухватилась. А то бы так и лежала. Покойный твой отец, Олег, он бы один все за день вскопал. Силища была богатырская. Не то что нынешнее племя…
Она бросила быстрый взгляд на Кирилла, который демонстративно скучал.
–…а соседка, Клавдия, уже все выкопала. У нее зять приехал, помог. Хороший парень, работящий. Не то что некоторые, только и знают в своих телефонах сидеть.
Укол был слишком явным. Кирилл побагровел, но промолчал. Марина поставила чашку на стол.
– Валентина Петровна, мы приехали помочь. Давайте просто сделаем это без лекций о том, какими мы должны быть.
Свекровь поджала губы.
– Я не лекции читаю, а правду-матку говорю. Кому ж еще сказать, как не родным?
Олег поспешил вмешаться.
– Мам, Марин, ну хватит вам. Приехали работать, давайте работать. Где лопаты?
Работа и вправду была каторжной. Земля, подсохшая после недавних дождей, с трудом поддавалась лопате. Олег копал, а Марина с Кириллом собирали клубни в ведра. Валентина Петровна не работала, но осуществляла общее руководство, сидя на табуретке в тени яблони. Ее комментарии сыпались безостановочно.
– Олег, глубже бери, режешь картошку! Марина, не в тот мешок сыплешь, это же на семена! Кирилл, не стой столбом, шевелись!
Через пару часов у Марины гудела спина и дрожали руки. Она разогнулась, чтобы перевести дух, и встретилась взглядом с Кириллом. В его глазах стояло такое отчаяние, что у нее сжалось сердце. Он, не говоря ни слова, бросил ведро, развернулся и пошел в дом.
– Куда это он? – возмутилась Валентина Петровна. – Белоручка! От работы бежит!
– Оставьте его в покое, – отрезала Марина. – Он не привык к такой работе.
– А надо привыкать! Труд из обезьяны человека сделал.
– Кажется, в некоторых случаях процесс пошел в обратную сторону, – пробормотала Марина себе под нос.
– Что-что ты сказала? – не расслышала свекровь.
– Говорю, пойду воды попью, – громко ответила Марина и тоже пошла к дому.
Олег проводил ее тяжелым взглядом. Он понимал, что напряжение достигло предела. Еще немного, и все взорвется.
В доме было прохладно и пахло старым деревом и сушеными травами. Кирилл сидел на своей кровати, уставившись в стену.
– Мам, я больше туда не выйду, – глухо сказал он. – Пусть что хочет делает.
Марина села рядом и обняла его за плечи.
– Я понимаю. Посиди здесь. Я поговорю с отцом.
Она вышла на крыльцо. Олег как раз шел к дому с пустыми ведрами. Его лицо было красным от натуги и потным.
– Олег, так больше продолжаться не может. Это не помощь, это издевательство. Кирилл в полном ауте. Я тоже на пределе. Твоя мать нас просто съедает.
– Она просто такой человек. Привыкла все контролировать.
– Это не оправдание! Ты видишь, что происходит? Ты привез нас сюда, чтобы мы окончательно разругались?
В этот момент его телефон, который он оставил на подоконнике, снова завибрировал. Марина машинально бросила на него взгляд. Опять «Славик Работа». Она шагнула к окну.
– Олег, что это за Славик тебе пишет? Что ему от тебя нужно?
Олег дернулся, будто его ударили. Он бросился к телефону и сунул его в карман.
– Ничего. Рабочие моменты. Тебе какое дело?
– Мне есть дело! – ее голос сорвался на крик. – Ты врешь мне уже неделю! Я чувствую это! Это не из-за картошки, да? И не из-за твоей мамы! Что случилось, Олег? Говори!
Он смотрел на нее загнанным взглядом. Пытался что-то сказать, но слова застревали в горле.
Марина вдруг все поняла. Это был не гнев, не упрямство. Это был страх. Животный, липкий страх.
– Это деньги, да? – тихо спросила она. – Ты влез в долги?
Он молчал, только челюсти его судорожно сжались.
– Кому ты должен? Этому Славику?
Олег медленно кивнул. Он опустился на ступеньку крыльца и закрыл лицо руками. Его широкие плечи затряслись.
– Я… хотел как лучше, Марин… – прошептал он сквозь пальцы. – Думал, провернем одно дельце, быстро заработаем. Квартиру детям хотели купить… Он предложил вложиться в стройматериалы. Сказал, верняк. Можно будет перепродать вдвое дороже. Я взял деньги… с нашего счета.
Марина застыла.
– С нашего… «На мечту»? Но я проверяла, они на месте.
– Я взял, а потом, когда понял, что дело прогорело, занял у одного… человека, чтобы вернуть на счет. Думал, ты не заметишь. А потом как-нибудь выкручусь, отдам. А он… он не хочет ждать. Проценты капают, Марин. Огромные проценты. И Славик тут ни при чем. Он такой же, как я. Нас обоих кинули. А сообщение… это от того, кому я должен. Он пишет через Славика.
Он поднял на нее глаза, полные такого отчаяния, что вся злость у Марины испарилась, оставив после себя только холодную пустоту.
– Сколько? – прошептала она.
– Много. Почти вся сумма, что была на море. И проценты сверху.
Они сидели на крыльце, и мир рушился вокруг них. Шум ветра в яблонях, жужжание пчел, скрип калитки – все это доносилось будто издалека. Вся их жизнь, такая понятная и стабильная, вдруг оказалась построенной на лжи и песке. Отпуск на море, о котором они мечтали, был всего лишь прикрытием для страшной тайны.
Из-за угла дома появилась Валентина Петровна. Она увидела их застывшие фигуры и сгорбленную спину сына.
– Что случилось? – ее голос прозвучал необычно тихо и встревоженно. – Олег, тебе плохо?
Олег не ответил. Марина подняла на свекровь пустые глаза.
– Случилось, Валентина Петровна. Ваша картошка тут совсем ни при чем.
Они сидели на кухне за большим деревянным столом. Олег, глядя в одну точку, глухо рассказал все. О жажде быстрого обогащения, о «надежном» партнере, который испарился вместе с деньгами, о долге, который рос с каждым днем. Валентина Петровна слушала молча, сжав тонкие губы. Ее лицо, обычно такое живое и властное, казалось, постарело на десять лет и превратилось в серую маску. Ушли в прошлое и упреки, и поучения. Перед ней сидел не ее всемогущий сын, опора и надежда, а растерянный, напуганный мужчина.
Когда он закончил, она долго молчала. Потом тяжело вздохнула и встала.
– Сколько? – повторила она вопрос Марины.
Олег назвал сумму.
Валентина Петровна, не говоря ни слова, вышла из кухни и прошла в свою комнату. Через несколько минут она вернулась. В руках у нее была старая жестяная коробка из-под печенья. Она поставила ее на стол и открыла. Внутри лежали аккуратные пачки денег, перевязанные аптечными резинками.
– Здесь не все, – сказала она глухо. – Но большая часть. То, что я откладывала… на черный день. Вот он, видимо, и настал. Остальное найдем. Дом в городе продадим, сюда переедем. Проживем.
Олег смотрел на деньги, потом на мать, и не мог вымолвить ни слова.
Марина смотрела на свою свекровь и впервые видела в ней не тирана и манипулятора, а просто женщину. Женщину, готовую отдать последнее ради своего ребенка, каким бы непутевым он ни оказался.
– Не надо ничего продавать, – тихо сказала Марина. – У меня есть кое-какие сбережения. Родители помогали. Думала, на учебу Кириллу… Но это важнее. Вместе мы справимся.
Впервые за много лет они были не двумя противоборствующими сторонами, а одной семьей, столкнувшейся с общей бедой.
Дорога домой была тихой. Но это была уже другая тишина. Не враждебная, а тяжелая, наполненная невысказанными мыслями. Кирилл, которому Марина вкратце объяснила ситуацию, сидел молча, и в его взгляде уже не было подросткового протеста, а была растерянность взрослого человека, впервые столкнувшегося с суровой реальностью.
Проблему с долгом они решат. Совместными усилиями, продав что-то, заняв у родственников. Это было делом времени. Но что-то гораздо более важное было сломано. Доверие. Легкость. Мечта о море, которая была не просто мечтой об отпуске, а символом их маленького семейного счастья, теперь была похоронена под грудой лжи и финансовых проблем.
Вечером, когда дети уже спали, Марина сидела на кухне и пила остывший чай. Олег вошел и молча сел напротив.
– Марин… прости меня. Я такой болван.
– Да, – просто ответила она. Она не кричала, не плакала. Она просто чувствовала страшную усталость. – Ты не просто болван, Олег. Ты трус. Ты испугался не долгов, а того, что я узнаю о твоей ошибке. Ты предпочел ложь, унижение детей, скандалы… лишь бы сохранить свой образ «надежного мужика». А в итоге разрушил все.
Он не спорил. Он просто сидел, опустив голову, и в свете кухонной лампы его коротко стриженные волосы казались седыми.
– Я все исправлю, – прошептал он. – Я все верну.
– Я знаю. Мы вернем. Но как вернуть то, что ты сломал между нами?
Она встала, подошла к мусорному ведру и выбросила в него яркие буклеты турагентств с видами на лазурное море и белые пляжи. Они больше не понадобятся. По крайней мере, в ближайшее время. Их ждал совсем другой отпуск – долгий, изнурительный марафон по восстановлению жизни. И пройдут ли они его вместе, или разбегутся на полпути, она не знала.
