— Анька, ты чего там копаешься? Картошка сейчас остынет, а Валерка любит с пылу с жару! И укропа, укропа побольше покроши, он без зелени не понимает вкуса!
Голос свекрови, Нины Петровны, доносился из гостиной, перекрывая гул работающего телевизора. Татьяна замерла над разделочной доской. Нож в руке завис над пучком укропа. Опять «Анька». Третий раз за вечер.
— Я Таня, — сказала она тихо, обращаясь к крану с водой.
— Чего бубнишь? Не слышу! — крикнула свекровь. — Майонез достань, тот, что пожирнее, в синей пачке. Валерка, ну переключи ты этот футбол, там же сейчас «Давай поженимся» начнется!
Татьяна опустила нож. Лезвие с глухим стуком ударилось о дерево доски. Пятница. Очередная пятница в аду, который раньше назывался её квартирой.
На столе громоздились кастрюли. Пятилитровая — с борщом, потому что приехали «свои», а своих надо кормить сытно. Сковорода с котлетами, противень с курицей. Всё это она готовила вчера, придя с работы в восемь вечера, потому что знала: сегодня, в шесть ноль-ноль, раздастся звонок в домофон.
Никакого предупреждения не было. Его никогда не было последние полгода. Просто звонок, топот в прихожей, и: «Ой, Танюша, а мы тут мимо проезжали, решили — чего бензин жечь, дай к родным заскочим!». «Мимо» — это сто сорок километров от их поселка городского типа до областного центра, где жили Татьяна с Игорем. Странная география, но спорить с ней было бесполезно.
Татьяна посмотрела на часы. Семь сорок. Игорь должен был вернуться с работы полчаса назад. Он задерживался. Конечно, задерживался. В такие пятницы у него всегда случались «срочные совещания», «аварии на линии» или «пробки из-за дождя». Он приходил, когда стол уже был накрыт, гости сыты и благодушны, а Татьяна — выжата, как лимон в чай.
— Тань! Ну где укроп-то? — В кухню, шаркая стоптанными тапками, заглянул Валерий, брат мужа.
Он был в майке-алкоголичке, открывающей волосатые плечи, и в спортивных штанах, которые помнили еще распад Союза. Татьяна поморщилась. Запах. Смесь дешевого табака, несвежего тела и какого-то специфического аромата, который она называла про себя «запахом чужой жизни».
— Сейчас, Валера.
— Ты это… пивка бы нам с Игаряном организовала, а? А то мы пустые приехали, думали, у братухи есть.
— Игорь еще не пришел.
— Ну так ты сбегай. Магаз в доме же. Чего тебе стоит?
Татьяна медленно повернула голову. Шея хрустнула. Она смотрела на деверя, на его обвисший живот, на сальные волосы.
— У меня нет наличных.
— Да ладно, с карты дзынькни. Игарян отдаст. Мы ж свои люди.
Он подмигнул и, не дождавшись ответа, полез в холодильник.
— О, колбаска сырокопченая! Нина, глянь, они тут шикуют! А ты говорила, у них ипотека, денег нет.
Валера вытащил палку «Брауншвейгской», которую Татьяна купила себе на завтраки — единственная радость утром с кофе, пока все спят. Он откусил прямо от батона, не нарезая.
— Валера, положи, пожалуйста, — голос Татьяны был ровным, но внутри, где-то в солнечном сплетении, начал натягиваться тонкий, звенящий трос.
— Да че ты, жалко что ли? — он прожевал кусок, сплюнул шкурку прямо в раковину, поверх чистых тарелок. — Вкусно. Но жестковата. У нас в «Пятерочке» по акции краковская лучше бывает.
Он вышел, унося колбасу с собой.
Татьяна закрыла глаза. Глубокий вдох. Раз, два, три. Психолог в интернете советовала дышать квадратом. Вдох — пауза — выдох — пауза. Не помогало. Хотелось не дышать, а взять ту самую чугунную сковороду с котлетами и… Нет. Нельзя. Родственники.
Дверь в квартиру открылась. Знакомый звук поворота ключа. Игорь.
Татьяна не вышла встречать. Она слышала радостные возгласы из прихожей:
— О-о-о! Братуха! Явился!
— Сыночек! Худой-то какой, боже ж ты мой! Танька тебя совсем не кормит?
— Привет, мам, привет, Валер. Вы какими судьбами? Сюрприз?
— Да вот, решили проведать! А то ты не звонишь, мать забыл совсем…
«Сюрприз». Это слово резало уши. Игорь прекрасно знал, что они приедут. Он знал это еще во вторник, когда мать звонила ему на мобильный, пока он был в душе. Татьяна видела высветившееся имя, видела потом, как он перезванивал с балкона, плотно закрыв дверь. Он знал. И ничего не сказал ей. Струсил.
Игорь вошел в кухню через минуту. Вид у него был виноватый и одновременно защищающийся. Он всегда надевал эту маску «я тут ни при чем, так вышло», когда дело касалось его родни.
— Танюш, привет. — Он попытался ничтожество ее в щеку, но она увернулась, якобы потянувшись за солью. — Представляешь, сюрприз какой. Мама с Валерой приехали.
— Сюрприз, — эхом повторила она. — Какая неожиданность. Пятница же. Никогда такого не было, и вот опять.
— Ну чего ты начинаешь? — Игорь понизил голос, косясь на дверь. — Люди с дороги. Устали. Посидим, поужинаем. Завтра уедут.
— Завтра? — Татьяна резко повернулась к нему. В руках была салатница. — Игорь, прошлый раз «завтра» растянулось до среды. Валера лежал на нашем диване и смотрел сериалы, пока я работала за компьютером в спальне, потому что в гостиной было не продохнуть от перегара.
— У него трудный период, Тань. Ты же знаешь, с работой там туго.
— У него «трудный период» длится с девяносто восьмого года. Игорь, мы договаривались. Ты обещал. Эти выходные — только наши. Я хотела просто выспаться. Просто лежать и смотреть в потолок.
— Ну не выгоню же я мать! — Игорь всплеснул руками, но тут же одернул себя, испуганно глянув в коридор. — Тише ты. Неудобно.
— Неудобно спать на потолке, Игорь. А в своей квартире хочется жить.
— Сынок! — заорала Нина Петровна. — Неси табуретки из кухни, нам сидеть не на чем! И Таньку зови, пусть на стол мечет!
Игорь виновато пожал плечами, схватил две табуретки и выскочил.
Ужин прошел как в тумане. Татьяна механически жевала картошку, которая казалась ей вкусом как мокрая бумага. Вокруг шумели, смеялись, звенели вилками.
— …А я ей говорю: Любка, ты глупец! — распинался Валера, размахивая куриной ножкой. Жир капал на скатерть. Таня стиснула зубы. Скатерть была льняная, подарок сестры. — Куда ты лезешь со своими помидорами? Рынок поделен!
— Ой, Валерка у нас предприниматель! — умилялась Нина Петровна, подкладывая сыну лучший кусок. — Голова! Ему бы денег на раскрутку, он бы миллионером стал. Игорь, слышишь? Брату помочь надо бы.
Игорь уткнулся в тарелку.
— Мам, у нас сейчас с деньгами не очень. Ремонт машины, страховка…
— Ой, да ладно тебе прибедняться! — перебила мать. — Танька вон начальником работает, деньги лопатой гребет. Куда вам столько на двоих? Детей-то нет.
В комнате повисла тишина. Тягучая, липкая. Тема детей была запретной. Больной. Они пытались пять лет. Врачи, анализы, ЭКО, неудачи, слезы в подушку. Нина Петровна знала об этом. Знала и била в самое больное место с точностью снайпера.
Татьяна медленно положила вилку. Звон металла о фарфор прозвучал как выстрел.
— Нина Петровна, — тихо сказала она.
— А чего? Я правду говорю. Живете для себя, эгоисты. Вон у Валерки уже трое по лавкам от разных жен, алименты платить нечем, а вы как сыр в масле. Помогли бы брату кредит закрыть, там всего-то сто тысяч осталось.
— Мам, перестань, — буркнул Игорь, но как-то вяло, без напора.
— А чего перестань? Я мать, я имею право говорить! Вы обязаны семье помогать. Семья — это святое! Вот мы к вам ездим, душу вкладываем, гостинцы везем…
«Гостинцы» — это банка прокисших огурцов и три килограмма гниловатых яблок «из своего сада», которые Татьяна потом тихо выносила на помойку.
— Я спать, — Татьяна встала. Ноги были ватными.
— Как спать? — удивился Валера. — А чай? А тортик мы привезли? Ну, то есть, не привезли, забыли в машине, но там в холодильнике я видел «Наполеон».
— Я устала. У меня была тяжелая неделя.
— Ишь, цаца, — пробормотала свекровь, но достаточно громко, чтобы было слышно. — Устала она. В офисе бумажки перекладывать — не мешки ворочать. Мы вон в огороде горбатимся…
Татьяна вышла, плотно закрыв за собой дверь спальни. Прислонилась спиной к прохладному дереву. С той стороны доносился смех, звон бокалов (Игорь всё-таки достал коньяк, который берег на Новый год) и голос мужа. Он смеялся. Он расслабился, как только она ушла. Ему было хорошо с ними. Проще. Там не надо было соответствовать, не надо было строить из себя интеллигентного человека. Там можно было жрать колбасу куском и обсуждать Любку с помидорами.
Она сползла по двери на пол. Слезы не текли. Внутри была сухая, выжженная пустыня.
Проснулась она от шума воды. Шесть утра. Кто-то мылся в ванной. Шум был такой, будто слон принимал душ. Трубы гудели. Старый дом, слышимость отличная.
Татьяна накинула халат и вышла в коридор. Дверь в ванную была приоткрыта. Оттуда валил пар.
— Валера? — позвала она.
— А? Че? — голова деверя высунулась из-за шторки. Весь пол был залит водой. Его грязная одежда валялась кучей прямо на коврике. — Тань, у вас шампунь кончился, я там какой-то тюбик дорогой взял, с золотой крышкой, ниче?
Ее профессиональный шампунь. Три тысячи рублей за флакон. Восстанавливающий. Она берегла его.
— Ниче, Валера. Мойся.
Она пошла на кухню. Там царил хаос. Гора грязной посуды в раковине, на столе — засохшие корки хлеба, пятна от вина, опрокинутая солонка. Они даже не убрали за собой. Игорь не убрал.
Татьяна начала мыть посуду. Методично, тарелка за тарелкой. Горячая вода обжигала руки, но ей это нравилось. Боль отвлекала.
К восьми проснулась свекровь. В ночнушке, с растрепанными волосами, она сразу полезла в холодильник.
— О, рассольчик бы. Тань, налей-ка.
Татьяна молча достала банку.
— Слушай, Тань, — Нина Петровна села за стол, почесывая бок. — Мы тут с Валеркой подумали. Вы все равно на дачу не ездите зимой. Дай ключи. Валера там поживет месяцок. У него с жильем сейчас напряг, хозяйка со съемной поперла, стерва.
Татьяна замерла. Дача. Это был ее проект. Ее убежище. Маленький домик, который она купила на свои премии, оформила, правда, в браке, но платила за всё сама. Она сделала там ремонт, посадила гортензии, купила плетеную мебель. Это было единственное место, где она чувствовала себя счастливой.
— Нет, — сказала она.
— Что «нет»? — не поняла свекровь.
— Нет, Валера не будет жить на даче. Там не приспособлено для зимы. Там летний водопровод.
— Ой, да ладно! Валерка рукастый, печку протопит, воды натаскает. Ему перекантоваться надо. Родной брат же, не чужой человек!
— Нина Петровна, это моя дача. Я вложила туда душу и деньги. Валера превратит ее в свинарник за неделю.
— Ты как про брата говоришь?! — взвизгнула свекровь. — Свинарник? Да он почище тебя будет! Ты, чистоплюйка, только о своих тряпках думаешь! А у парня жизнь рушится!
— Пусть идет работать.
— Он работает! Он ищет себя! А ты… Ты мужа против семьи настраиваешь! Я видела, как ты вчера на него смотрела! Как змея! Игорь несчастен с тобой, я же вижу! Ему баба нужна простая, добрая, а не мегера с калькулятором вместо сердца!
В дверях появился заспанный Игорь.
— Что за шум? Мам, Тань?
— Твоя жена брата родного на улицу выгоняет! Ключи от дачи зажала! Говорит, Валерка свинья! — заголосила мать, картинно хватаясь за левую сторону груди, хотя сердце у нее было здоровое, как у космонавта.
Игорь посмотрел на Татьяну. Взгляд у него был умоляющий. «Ну уступи, ну дай ты эти ключи, пусть подавятся, лишь бы тихо было».
— Тань, — начал он осторожно. — Ну может, правда? Пусть поживет. Он же присмотрит за домом. Охрана все-таки.
В этот момент в Татьяне что-то щелкнуло. Тихо, почти беззвучно. Как лопается струна на гитаре, перетянутая неумелым музыкантом.
— Охрана? — переспросила она. — От кого? От таких же, как он?
— Ты на что намекаешь?! — заорал Валера, выходя из ванной, завернутый в ЕЁ любимое банное полотенце. — Ты кого тут пригрел, братан? Она ж нас за людей не считает!
Татьяна посмотрела на них. На опухшую от сна и злобы свекровь. На Валеру в её полотенце, с которого капала вода на паркет. На мужа, который мялся в дверях, не зная, чью сторону принять, и по привычке выбирая ту, где громче орут.
— Вы правы, — сказала Татьяна. Голос её звучал странно, чуждо. — Я не считаю вас за людей, которых хочу видеть в своем доме.
Она развязала фартук и бросила его на стул.
— Что? — опешил Игорь.
— Я ухожу, — сказала она. — Мне нужно проветриться. В магазин.
— В магазин? — переспросил Игорь с облегчением. Он решил, что буря миновала. Жена сейчас сходит за продуктами, остынет, купит Валерке пива, и все вернется на круги своя. — Ну сходи, сходи. Купи там… ну, яиц возьми, омлет сделаешь. И хлеба.
Татьяна вышла в прихожую. Медленно оделась. Пальто, шарф, ботинки. Взяла сумку. Телефон. Паспорт лежал во внутреннем кармане — привычка главного бухгалтера.
Она вышла из подъезда в серую, промозглую осень. Ветер швырнул в лицо горсть мелкой ледяной крупы. Татьяна не пошла в «Пятерочку» у дома. Она прошла мимо своей машины, которую Игорь вчера так и не отогнал на стоянку, бросив на газоне (опять штраф придет).
Она дошла до остановки и села в первый попавшийся автобус, идущий в центр. Ей нужно было время. И тишина.
В торговом центре было людно, но это была другая толпа. Безличная, равнодушная. Никто не требовал от нее котлет, никто не называл Анькой. Татьяна села в кофейне, заказала двойной эспрессо без сахара.
Телефон начал вибрировать через двадцать минут. Игорь. Потом свекровь. Потом снова Игорь. Сообщения: «Тань, ты где?», «Яйца не забудь», «Мама нервничает, вернись», «Тань, ну хватит дурить, не смешно».
Она перевернула телефон экраном вниз.
Рядом за столиком сидели две женщины, примерно её возраста. Ухоженные, спокойные. Они пили чай и обсуждали какой-то театр.
«Почему я так живу?» — подумала Татьяна. Вопрос был простым, но ответ на него был сложнее теоремы Ферма. Любовь? Осталась ли она к Игорю? Она помнила, как они начинали. Студенческое общежитие, одна сковородка на двоих, мечты, планы. Игорь был другим. Амбициозным, веселым, заботливым. Он носил ее на руках, когда она подвернула ногу. Он защищал ее от хулиганов.
Когда он превратился в этот холодец? Когда его семья стала главной опухолью их жизни? Это происходило медленно. Сначала визиты раз в месяц. Потом чаще. Потом просьбы денег. «В долг», который никогда не возвращался. Потом Валера с его проблемами. Потом свекровь с ее советами, как правильно жить. Игорь прогибался. Он боялся осуждения матери. Боялся быть «плохим сыном». А быть плохим мужем он не боялся?
Татьяна допила кофе. Горечь на языке была приятной.
Она встала и пошла не к выходу, а вглубь торгового центра. В магазин электроники. Купила хорошие наушники с шумоподавлением. Дорогие. С карты, на которой откладывала деньги на отпуск. Потом зашла в бутик белья и купила комплект шелковой пижамы. Не для Игоря. Для себя.
Когда она вернулась домой, было уже три часа дня. В квартире стоял дым коромыслом. Пахло горелым маслом и табаком (курили на кухне в форточку, хотя она миллион раз запрещала).
— Явилась! — встретила её свекровь в коридоре. — Ты где шляешься? Мы тут с голоду пухнем! Омлет ждем!
Татьяна молча прошла в спальню, бросила пакеты на кровать.
— Тань, ты чего? — Игорь зашел следом. Он был уже пьян. Глаза мутные. — Мы волновались. Ты трубку не берешь.
— Я была занята.
— Чем? По магазинам шлялась? — Он увидел пакеты с логотипами дорогих брендов. — Ни хрена себе. Мы тут копейки считаем, Валерке на бензин нету, а она шмотки покупает?
— Это мои деньги, Игорь. Я их заработала.
— У нас общий бюджет! Семья!
— Семья? — Татьяна усмехнулась. — А я думала, семья — это мы с тобой. А выясняется, что семья — это ты, твоя мама, твой брат, его дети, их проблемы, их долги. А я — просто кошелек и кухарка.
— Не начинай, — поморщился он. — Иди лучше на стол накрой, там пельмени сварили, магазинные, правда, гадость, но что делать.
Татьяна не пошла накрывать. Она переоделась в домашний костюм, взяла ноутбук и демонстративно надела новые наушники. Включила музыку. Громко.
Весь вечер она провела в пузыре звукоизоляции. Она видела, как Валера заглядывал в комнату, что-то орал, махал руками. Она просто смотрела на него сквозь музыку, как на рыбу в аквариуме. Он покрутил пальцем у виска и ушел.
К ночи гости угомонились. Храп из гостиной пробивался даже через закрытую дверь. Игорь пришел спать, воняя перегаром, попытался обнять ее. Она жестко скинула его руку.
— Тань, ну че ты… Ну родня же. Потерпи. Завтра уедут.
— Спи, Игорь.
Утро воскресенья началось не с кофе, а с крика.
— Где мой телефон?! — орал Валера. — Я его на тумбочке положил! Танька, ты брала?
Татьяна вышла из спальни. На кухне снова был погром. Но теперь к нему добавилась нервозность.
— Я не трогала твой телефон, — спокойно сказала она.
— Да ладно! Тут кроме нас никого нет! А ты вчера злая была, могла и выкинуть!
— Поищи в куртке, — посоветовал Игорь, пытаясь пить рассол из банки.
Валера начал шарить по карманам куртки, висевшей в прихожей. И вдруг замер.
— Чего застыл? — спросила мать.
Валера медленно вытащил из кармана какой-то листок. Свернутый вчетверо. Развернул. Лицо его пошло красными пятнами. Он быстро скомкал бумажку и попытался сунуть обратно.
— Что это? — Татьяна, сама от себя не ожидая, сделала быстрый шаг и перехватила его руку.
— Отдай! Не твое дело! — взвизгнул Валера.
Но Татьяна уже вырвала комок. Разгладила.
Это была квитанция. Из ломбарда. Датированная вчерашним числом. «Серьги золотые с топазами, 1 пара. Кольцо золотое обручальное (женское), 1 шт.».
Татьяна почувствовала, как пол уходит из-под ног. Серьги с топазами. Подарок родителей на тридцатилетие. Они лежали в шкатулке в спальне, в глубине ящика с бельем. Она их редко носила, берегла.
— Ты… — прошептала она. — Ты рылся в моих вещах?
— Я? Нет! — Валера попятился. — Это я свое сдал! У жены бывшей забрал!
— Покажи шкатулку, — Татьяна бросилась в спальню.
Ящик комода был приоткрыт. Шкатулка стояла не так, как обычно. Крышка была сдвинута. Внутри было пусто. Ни сережек. Ни цепочки. Ни старинной броши бабушки.
Игорь стоял в дверях, бледный как полотно.
— Валера… Ты что наделал?
— Да мне деньги нужны были! Срочно! Коллекторы звонят, убить грозятся! Я бы выкупил! С первой же зарплаты! Братан, ну ты пойми!
— Ты украл у нас? — Игорь смотрел на брата, не веря глазам.
— Не украл, а одолжил! Мы же семья! У вас вон сколько добра, а мне жрать нечего!
В коридор выплыла Нина Петровна.
— Чего орете? Голова трещит.
— Твой сын обворовал нас, — ледяным голосом сказала Татьяна, выходя из спальни. В руке она сжимала квитанцию. — Он залез в мою спальню, пока меня не было, и вынес все золото.
— Ну и чего? — зевнула свекровь. — Дело-то житейское. Ну взял парень грех на душу, нужда заставила. Вернет он. Чего скандал раздувать? Свои же люди. Не в полицию же пойдешь.
Она посмотрела на Татьяну с вызовом. В её глазах читалась абсолютная уверенность: никуда эта курица не пойдет. Побоится мужа расстроить, побоится сор из избы вынести. Проглотит. Как всегда глотала.
Татьяна посмотрела на Игоря. Он стоял, опустив голову.
— Игорь? — позвала она.
— Тань… Ну… Мама права. В полицию нельзя. Это же Валера. Посадят ведь. Давай я… я возьму кредит, выкуплю твои цацки. Завтра же. Честное слово.
Он поднял на нее глаза. Глаза побитой собаки, которая знает, что нагадила, но надеется, что хозяин слишком добрый, чтобы ударить.
В этот момент Татьяна поняла: всё. Дна нет. Вернее, они его только что пробили и начали копать вглубь.
Она молча прошла мимо них на кухню. Взяла телефон. Набрала номер.
— Алло? Полиция? Я хочу заявить о краже со взломом. Да, я знаю, кто это сделал. Он сейчас находится здесь. Адрес…
— Танька, ты глупец?! — Валера рванулся к ней, чтобы выбить телефон, но Игорь, неожиданно для всех, схватил брата за плечи.
— Не трогай её!
— Ты че, братан?! Она меня ментам сдает!
— Мама, скажи ей! — визжал Валера.
— Татьяна! Положи трубку! Прокляну! — орала свекровь, багровея. — Жизни не будет! Сына без брата оставишь!
Татьяна диктовала адрес, глядя им прямо в глаза. Спокойно. Четко. Каждое слово падало, как камень.
— …Да, я жду наряд. Дверь открыта.
Она нажала «отбой».
В кухне повисла тишина. Страшная, звенящая тишина, в которой было слышно, как капает вода из крана. Кап. Кап. Кап.
— Убирайтесь, — сказала она. — Оба. Мать и Валера. Сейчас приедет полиция. Если вещей нет при вас, вас заберут.
— Ты пожалеешь, — прошипела свекровь. — Ох, как ты пожалеешь, гадина. Игорек, ты видишь? Видишь, кто она? Бросай её! Бросай сейчас же! Поехали с нами!
Игорь стоял посреди кухни. Его мир рушился. Две плиты, между которыми он балансировал годами, сдвинулись, чтобы раздавить его.
— Игорь? — Свекровь дернула его за рукав. — Собирай вещи! Нечего тебе с этой предательницей оставаться!
Игорь посмотрел на мать. Потом на брата, который со страхом поглядывал в окно, высматривая патрульную машину. Потом на Татьяну.
Она стояла у окна, прямая, как струна. Чужая. Недоступная.
— Я… — начал Игорь. Голос его дрожал. — Тань, отмени вызов. Пожалуйста. Мы решим. Я все отдам. Не ломай жизнь Валере. У него дети.
— Жизнь ему сломал не я, а он сам, — отрезала Татьяна. — А ты, Игорь… Ты сейчас должен сделать выбор. Или они выходят за эту дверь и ждут полицию на улице, или ты уходишь с ними. Насовсем.
— Ты меня выгоняешь? — прошептал он. — Из моего дома?
— Это наша квартира в ипотеке, Игорь. Но плачу за нее я. И за еду. И за твои кредиты. Я устала тянуть этот воз. Выбирай. Прямо сейчас.
Вдали послышался вой сирены. Он приближался.
Валера заметался по кухне.
— Валить надо! Мам, погнали! Я через черный ход! Танька, стерва, чтоб ты сдохла!
Он схватил свою сумку и выскочил из квартиры. Нина Петровна плюнула на пол перед ногами Татьяны.
— Будь ты проклята. Ноги моей здесь больше не будет. Игорек! Ты идешь?!
Игорь стоял. Он смотрел на дверь, в которую убежала его «святая семья», потом на жену. Сирена выла уже во дворе. Хлопнула дверь подъезда.
— Тань… — он сделал шаг к ней. — Давай поговорим. Потом. Когда все уляжется. Я не могу сейчас… Я не могу их бросить. Мать, она же… у неё давление.
Он пошел в прихожую. Медленно, как старик. Надел куртку. Взял ключи от машины.
— Я отвезу их. И… я вернусь. Мы поговорим. Ладно?
Татьяна молчала.
Игорь вышел. Дверь закрылась. Щелкнул замок.
Татьяна осталась одна. В пустой квартире, пропахшей чужим потом и перегаром, с разгромленной кухней и пустой шкатулкой.
Она подошла к окну. Видела, как из подъезда выбежал Валера, оглядываясь. Как вышла грузная Нина Петровна. Как подошел Игорь. Они сели в старую «Тойоту» Игоря. Машина завелась, выпустив облако сизого дыма.
В этот момент во двор въехал полицейский «УАЗик» с мигалками. Он перегородил выезд.
Татьяна видела, как двое полицейских вышли из машины и направились к автомобилю мужа. Валера попытался выскочить из задней двери и побежать, но его перехватили. Началась возня. Свекровь билась в стекло и что-то кричала. Игорь вышел из машины, подняв руки.
Татьяна смотрела на это, как на кино. Никаких эмоций. Только холод.
Вдруг её телефон звякнул. СМС.
Незнакомый номер.
«Привет, Танюша. Это Лена, соседка вашей дачи. Слушай, тут такое дело… Я не хотела звонить, но тут полиция ходит. Твои родственники… они, кажется, не просто жили там иногда. Тут следователь спрашивает, знаешь ли ты, что в твоем доме нашли нарколабораторию? Говорят, твой муж тоже замешан. Перезвони срочно».
Телефон выпал из рук Татьяны. Экран разбился, но текст сообщения все еще светился сквозь трещины паутины.
Нарколаборатория. Дача. Игорь.
Она медленно перевела взгляд на улицу. Игоря прижали лицом к капоту. На его запястьях защелкнулись наручники…
