Фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих» считаю лучшим фильмом Михалкова и одним из лучших советских «вестернов».
Картина, частично снятая в черно-белых цветах, стала режиссерским дебютом Никиты Михалкова и стоила ему немало нервных клеток.
Событий, которые пришлись на съемки фильма, иному человеку хватит на всю жизнь: Никита Сергеевич успел отслужить в армии, жениться и чуть не сесть на два года.
Идея фильма родилась у Михалкова из заметки в «Комсомольской правде», где рассказывалась реальная история о приключениях белогвардейского золота. Присвоенное чекистами, оно несколько раз меняло хозяев по пути из Сибири в Москву, оказываясь то в руках бандитов, то чекистов, то снова белогвардейцев – и так по кругу.
Михалков обожал вестерны с Клинтом Иствудом и очень хотел снять нечто подобное, но с местным колоритом. А тут, можно сказать, сюжет сам пришел в руки. Сценарную заявку Михалкова и работавшего с ним в паре Эдуарда Володарского на «Мосфильме» одобрили, начались подготовки к съемкам, кинопробы… Как вдруг Михалкова призвали в армию.
– Меня утвердили на роль командира Забелина. И я ждал вызова на съемки. А их все нет и нет, – вспоминал впоследствии актер Сергей Шакуров. – И только потом я узнал, что Никиту призвали. Все члены съемочной группы отважно ждали его приезда.
Крутой кастинг
Многих актеров, которые сыграли в этом фильме, Михалков узнал задолго до начала съемок, поэтому некоторые роли писал конкретно под них. А вот атамана Брылова создал точно под себя: шляпа, пижонские жесты – очень уж хотелось Никите Сергеевичу сыграть лихого героя с замашками ковбоя и барским налетом.
— Я хотел все сразу: и снимать, и играть, и на лошади скакать. Брылова я даже не играл, это все пропелось, просвистелось. Мы очень легко снимали эту картину. Не было нажима, напряжения, страшных судорог, — вспоминал впоследствии Никита Сергеевич.
Актер, приглашенный на главную роль, Юрий Богатырев учился на несколько курсов младше Михалкова. Никита Сергеевич приметил его в студенческом спектакле и позвал в свою первую картину. Правда, здесь обоих ждали неожиданности. Юрий слыл тонким рафинированным интеллигентом, ему же предстояло перевоплотиться в простого парня от сохи.
— Когда я увидел, как Юра абсолютно по-женски складывает кулак, я пришел в ужас. Попросил его ударить по руке и, увидев, как он бьет, спросил: «Ты что, никогда не дрался?» Он говорит: «Никогда в жизни…» Он был от Бога сложен физически: крепкий, рослый, статный, но совершенно без уличного воспитания. Он не занимался спортом, но при этом обладал огромной физической силой. Меня в съемочной группе звали «лось номер один», а его — «лось номер два», — вспоминал Михалков, подчеркивая, что Богатырев был одарен редкой актерской пластичностью. Его делал костюм – стоило ему примерить на себя сценический образ, как Юрий неузнаваемо преображался.
Богатырев очень легко переносил тяготы съемок, пока не дошло до эпизода с мордобитием. По сценарию, его герой Шилов должен был дать в ухо герою Кайдановского Лемке.
Александр Кайдановский был его близким другом, заставить себя поднять руку на товарища Юрий не мог, все в нем сопротивлялось этому действию. Съемочная группа во главе с Кайдановским плясала с бубном, уговаривая Богатырева врезать Лемке в кадре. Но актер никак не мог пересилить себя. Пока не взорвался Михалков.
По свидетельствам людей, с ним работавших, режиссер практически никогда не повышает голос на актеров, но тогда не выдержал. «При чем тут ты, при чем тут Саша? Встречаются чекист и белогвардеец. Это единственное, что должно тебя интересовать». Вопрос был снят.
Необычайно насыщенными выдались съемки и для Константина Райкина. Он рисковал жизнью, снимаясь в опасных эпизодах без дублеров. В одной из сцен Райкин должен был упасть с 12-метрового обрыва в реку. Течение там было стремительное – 40 км в час. А вот глубину никак не удавалось измерить: шест, которым пытались нащупать дно, все время сносило. Тогда в воду погрузили огромный железный рельс и определили, что глубина для прыжка достаточная, прыгать безопасно.
На самом деле, рельс тоже сносило. Оказавшись в воде температурой +3 градуса, актер обнаружил, что мощное течение уносит его под скалу. После съемок в суровых водах Аргуна у актера развился страшный фурункулез.
Забавные случаи происходили на съемках и с жителями гор.
Основная часть съемок шла под Грозным, и для съемок в массовке пригласили местных жителей. Директор картины, набирая статистов, сделал объявление: «Требуются люди для съемок массовых сцен. Пешие – по 5 рублей, конные – по 10. Приходить с паспортом».
На следующий день к нему выстроилась огромная очередь из желающих сняться в кино. Люди сдавали паспорта, в каждом из которых обнаружились деньги, где 5 рублей, где 10. Храбрые жители гор решили: чтобы участвовать в съемках, надо заплатить. О казусе на площадке узнали в ОБХСС, режиссера и директора картины обвинили во взяточничестве. Михалкову грозили два года тюрьмы, но в конфликт вмешался его папа, и дело замяли.
Кстати, в Грозном, во время съемок «Своего…» Никита Михалков женился на Татьяне Соловьевой.
«Свадьба была, прямо скажем… кинематографическая. Ни белого платья, ни смокинга. Паша Лебешев дал нам свой операторский ЗИС, на нем мы и приехали в ЗАГС, странный, деревенский. Вошли – и вдруг под ноги мышь шмыгнула. Таня как запрыгнула на стул, так и стояла там, пока нас расписывали. Потом я ее на руках вынес…», — вспоминал после Михалков.
В своем дебютном фильме он, кстати, единственный раз снял собственную супругу. Она появляется в эпизоде как женщина из грёз Брылова.
Крутой нрав местных жителей давал себя знать постоянно: они хором спрашивали, приходить ли на съемки со своим оружием. И очень сердились, что для работы в кадре им выдавали холостые патроны. Личное оружие они, кстати, все равно приносили, постоянно устраивая стрельбища и драки в кадре. Унять эту вакханалию было непросто, разгоряченные джигиты никого не слышали.
– Построил я всех в ряд и говорю: «На первый-второй рассчитайсь», – вспоминал Никита Сергеевич. – Потом сказал, что первые будут играть людей в поезде, а вторые – бандитов, которые грабят состав. Что тут началось! Чеченцы не хотели играть тех, кого грабят, для них это позор!
Зато местные джигиты также добавили съемкам несомненного колорита.
— Однажды в обеденный перерыв группа каскадеров обсуждала сцену ограбления поезда: как надо прыгать, с какой скоростью он должен идти, как быстро лошади должны скакать. И все это долго, обстоятельно… И был там молодой красавец джигит с пышными усами. Услышал он разговор, вскочил на коня, догнал поезд, который шел в депо «на обед». Перепрыгнул с седла на состав, потом обратно в седло и, усмехаясь, вернулся на место. Каскадеров это подкосило абсолютно, — рассказывал Михалков.
Непросто, но со вкусом
Вот так, с экспрессией, ловкостью и молодецкой удалью снимался фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих». Драйва и легкости перипетиям съемок придавал яркий молодежный состав съемочной группы. Многих людей, работавших над его первым фильмом, Никита Михалков после не единожды пригласит в свои последующие картины. Тем не менее, не все складывалось так радужно, как хотелось.
На дорогой импортной пленке «Кодак» приходилось сильно экономить, поэтому большинство сцен сняты всего с одного дубля. И все же выделенной пленки не хватило. Часть эпизодов пришлось доснимать на том, что было. Черно-белые вставки в картине – не столько режиссерская находка, сколько производственная необходимость.
Стоит обозначить также уникальный музыкальный ряд киноленты. Сорок лет спустя под аккорды из темы фильма был погашен олимпийский огонь на церемонии закрытия зимних Олимпийских игр в Сочи. И неудивительно, ведь это одна из самых узнаваемых мелодий Советского кинематографа. А «Песня о корабле» в исполнении Градского стала уникальной композицией-притчей о поиске, надеждах, открытиях, отношениях отцов и детей.
Композитор Эдуард Артемьев вспоминал, что работа над музыкой шла необычайно легко. Михалков из тех режиссеров, которые всегда четко знают, что хотят получить на выходе. Едва только он объяснил композитору, что ищет мелодию о молодости, легкости, дружбе и дал послушать интересные темы из зарубежного кинематографа, как Артемьев сел за инструмент и сразу наиграл потрясающе проникновенную мелодию на фортепиано. Сегодня ее знают даже те, кто никогда не смотрел фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих».
Увы, картина была неоднозначно принята зрителями. В прокате она заняла 22 место: неплохо, но не блестяще. Критики также отозвались о фильме иронично, мол, молодой режиссер дорвался до дебюта, поэтому впихнул в свой фильм решительно все приемы, о которых услышал за годы учебы.
Тем не менее, со временем картина нашла своих почитателей, войдя в золотой фонд Советского кино. Зрители отмечают ее философичность, гуманность, идейность – это история о молодости и настоящем мужском братстве, в кадре и за кадром.
— Легкость, поразительная, безоглядная легкость, когда ползешь в гору и не думаешь, доползешь до вершины, нет ли… Безрассудное замечательное ощущение полета…, — так озвучил Михалков свои ассоциации с дебютным фильмом. — Все получалось, все было живо, а потому неподражаемо и счастливо.