— Я столько лет мечтала о собственном саде! Знаешь, Данечка, когда Витя был маленьким, мы снимали дачу в Павловске. Там росли такие яблони… — Алла Викторовна аккуратно расправила скатерть и продолжила накрывать на стол. — А сейчас я подумала, может здесь, на южной стороне, разбить клумбу с розами? У меня даже каталог есть…
Дана остановилась в дверном проёме, сжимая в руке чашку с недопитым кофе. Свекровь говорила так, будто это была её терраса, её дом и её земля. Впрочем, так оно и было в её представлении с того самого момента, как они с мужем Виктором переступили порог их нового дома месяц назад.
— Алла Викторовна, — Дана старалась говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало, — мы с Витей ещё не решили, что будет на южной стороне. Возможно, там появится детская площадка.
Свекровь замерла с тарелкой в руках.
— Детская площадка? — переспросила она с таким выражением, словно Дана предложила разместить там свалку. — Но розы идеально впишутся в ландшафт! Я уже всё продумала.
— Пусть ваш сын сначала сам купит дачу, а потом будет вас сюда звать, а то повадились приезжать, — вырвалось у Даны прежде, чем она успела себя остановить.
Тарелка в руках Аллы Викторовны дрогнула, но не упала. Повисла тяжёлая пауза.
— Вот как, — голос свекрови стал ледяным. — Теперь я понимаю, почему Витенька так редко звонит родителям.
Ночью Дана лежала, глядя в потолок. Рядом посапывал Виктор — высокий, широкоплечий мужчина с упрямым подбородком и густыми русыми волосами. Во сне его лицо смягчалось, морщинка между бровями разглаживалась. Дана смотрела на мужа и думала о том, как быстро меняется жизнь.
Ещё полгода назад они жили в съёмной квартире в Москве, и Дана мечтала о том, как однажды у них появится собственный дом. Она представляла себе просторные светлые комнаты, большие окна, сад. Место, где можно укрыться от мира, где не будет посторонних.
Но судьба распорядилась иначе. Двоюродная тётка Виктора, Зинаида Петровна, неожиданно оставила ему в наследство дом в ста километрах от Москвы. Большой, добротный, с участком в пятнадцать соток.
— Представляешь? — восторженно говорил Виктор, когда они впервые приехали осматривать наследство. — Это же то, о чём ты мечтала! Свой дом, сад, тишина…
Дана и представить не могла, что вместе с домом они получат и Аллу Викторовну с Геннадием Петровичем — родителей Виктора, которые стали приезжать каждые выходные, а затем и вовсе остались на всё лето.
— Ты же понимаешь, — говорил Виктор, когда Дана пыталась возражать, — они всю жизнь мечтали о даче. Отец столько лет отработал на заводе, а мама в больнице… Им просто хочется покоя на старости лет.
И Дана понимала. Правда понимала. Но это не меняло того факта, что их дом перестал быть их домом.
Утром, когда Дана спустилась на кухню, там уже хозяйничала Алла Викторовна. На плите что-то булькало, по кухне распространялся запах жареного лука.
— Доброе утро, — сухо поздоровалась Дана.
— Доброе, — так же сухо ответила свекровь.
Между ними висело невысказанное. Вчерашний разговор, резкие слова, взаимные обиды.
— Я сварила кофе, — неожиданно сказала Алла Викторовна. — Тебе налить?
Дана кивнула. Это было что-то вроде перемирия, хрупкого и неустойчивого.
— Спасибо.
Они молча сидели за столом, когда на кухню вошёл Геннадий Петрович — невысокий мужчина с редеющими волосами и живыми глазами.
— А, невестушка проснулась! — жизнерадостно воскликнул он. — А я уже с утра пораньше огород вскопал. Картошку будем сажать, да, Аллочка?
Дана чуть не поперхнулась кофе.
— Какую картошку? — спросила она.
— Обыкновенную, — ответил Геннадий Петрович с недоумением. — Сорт хороший, «Адретта». Мне Михалыч из соседнего посёлка привёз.
— Мы не планировали сажать картошку, — сказала Дана. — Мы хотели там газон посеять.
Геннадий Петрович посмотрел на неё как на сумасшедшую.
— Газон? Зачем газон, когда можно картошку посадить? Это же какая экономия! Да и свои овощи всегда лучше магазинных.
— Папа, может, Дана права, — в кухню вошёл Виктор. — Мы же не для того дом купили, чтобы превратить его в колхоз.
— Не купили, а получили в наследство, — напомнил Геннадий Петрович. — Бесплатно. А теперь нос воротите от картошки? Вы думаете, всегда так будет? Сегодня есть деньги, а завтра — шиш с маслом. Надо думать о будущем.
— Папа…
— Витя, ты свою жену слушай, а я тебе как отец говорю: без своего огорода никуда. Особенно в нынешние времена.
Виктор вздохнул, и Дана поняла, что разговор окончен. Никакого газона не будет. Будет картошка. И наверняка не только она.
К концу мая участок преобразился. Геннадий Петрович с энтузиазмом занялся огородом: помимо картошки появились грядки с морковью, свёклой, луком и чесноком. Алла Викторовна взяла на себя цветы и кустарники. Розовые кусты, о которых она говорила, действительно появились на южной стороне дома.
Дана смотрела на всё это со смешанным чувством восхищения и раздражения. С одной стороны, участок действительно похорошел. С другой — это был уже не её участок.
— Ты только посмотри, какая красота! — восторгался Виктор, глядя на работу родителей. — И всё сами, своими руками.
— Да, замечательно, — сухо отвечала Дана.
Она пыталась найти себе место в этом новом мире. Пробовала заниматься интерьером дома, но и там её постоянно оттесняла свекровь с её представлениями о том, как должны висеть шторы и где должна стоять мебель.
— Данечка, ты что, собираешься повесить эти занавески в гостиной? — спрашивала Алла Викторовна. — Но они же совершенно не подходят к обоям!
И Дана отступала, чувствуя себя гостьей в собственном доме.
Однажды, вернувшись с работы (она трудилась редактором в небольшом издательстве и три дня в неделю ездила в Москву), Дана обнаружила, что её рабочий стол переехал из светлой угловой комнаты в маленькую каморку рядом с кухней.
— Мы с папой решили, что большая комната идеально подойдёт для гостевой спальни, — объяснила Алла Викторовна. — А тебе для работы достаточно и маленькой комнатки, правда?
Вечером Дана рыдала в ванной, заглушая звуки шумом воды. Виктор стучал в дверь, спрашивал, что случилось, но она не отвечала. Что тут объяснять? Что её выжили из собственного дома? Что её мнение ничего не значит?
В начале июня приехала Маргарита — старшая сестра Виктора. Высокая, статная, с громким голосом и властными манерами, она внесла в дом новую струю напряжения.
— Алло-о-очка! — воскликнула она, обнимая мать. — Как я скучала! О, папуля! Всё такой же бодрячок!
Дане достался сдержанный кивок.
— Какой у вас чудесный дом, — сказала Маргарита, оглядываясь. — Вите всегда везло. То квартиру по льготной ипотеке купил, то дом в наследство получил…
— Мы много работали, чтобы купить квартиру, — заметила Дана.
— Да-да, конечно, — отмахнулась Маргарита. — А что с верандой? Мама говорила, вы планируете её застеклить?
— Мы пока не решили…
— Обязательно застеклите! Это же дополнительная жилая площадь. Я бы там спальню сделала.
— Спальню? На веранде?
— А что такого? Зимой, конечно, прохладно будет, но летом — самое то. Кстати, я тут на месяц к вам. Отпуск начался.
Дана почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— На месяц?
— Ну да. Не возражаешь же? Родственников надо привечать, — Маргарита рассмеялась.
Вечером Дана пыталась поговорить с Виктором.
— Твоя сестра собирается жить у нас целый месяц, и ты даже не спросил меня!
— А что я должен был сделать? Сказать ей, что она не может приехать к родителям?
— Они живут не здесь, а в Пушкино!
— Брось, Дана. Это же моя сестра. И потом, дом большой, всем места хватит.
— Места, может, и хватит, а вот воздуха — нет. Я задыхаюсь, Витя. Понимаешь? Я чувствую себя чужой в собственном доме.
Виктор нахмурился.
— Не преувеличивай. Родители просто помогают нам обустроиться. И Рита приехала навестить их, а не устраивать революцию.
— Но они ведут себя так, будто это их дом! Твой отец перекопал весь участок, твоя мать командует, где что должно стоять, а твоя сестра собирается превратить веранду в спальню!
— Ты слишком остро реагируешь, — Виктор положил руки ей на плечи. — Они просто заботятся о нас. По-своему, конечно, но с добрыми намерениями.
Дана отстранилась.
— Знаешь, что? Я устала. Устала быть вежливой, устала уступать, устала делать вид, что всё в порядке. Это мой дом, Витя. Наш дом. И я хочу, чтобы он был таким, как мы решили, а не таким, как хочет твоя семья.
— Они тоже моя семья, — тихо сказал Виктор.
— А я?
Он не ответил, и это было красноречивее любых слов.
С приездом Маргариты жизнь в доме стала ещё более напряжённой. Старшая сестра Виктора имела своё мнение обо всём: от расстановки мебели до того, какую музыку следует слушать по вечерам.
— Боже, Дана, неужели ты слушаешь эту попсу? — морщилась она, когда Дана включала радио. — Давай что-нибудь приличное. У меня есть отличная подборка классики.
И классика заполняла дом, вытесняя не только попсу, но и саму Дану.
Казалось, Маргарита задалась целью доказать, что она лучшая хозяйка, чем невестка. Она вставала раньше всех, готовила завтрак, затем бралась за уборку, а вечером устраивала настоящие ужины с несколькими переменами блюд.
— Я же говорила, что Риточка у нас золото, — с гордостью говорила Алла Викторовна. — Всё умеет, всё успевает.
Дана молча жевала очередное кулинарное творение золотой Риточки и думала о том, что ещё немного — и она просто соберёт вещи и уедет.
Всё изменилось в одно воскресное утро. Дана проснулась от громких голосов, доносившихся с первого этажа. Виктор уже встал, его место в постели было пусто. Она натянула халат и спустилась вниз.
На кухне собралась вся семья: Виктор, его родители и Маргарита. Они сидели за столом с таким видом, будто проводили военный совет.
— А, вот и Дана, — сказала Маргарита. — Присоединяйся, мы как раз обсуждаем планы на будущее.
— Какие планы? — спросила Дана, наливая себе кофе.
— Мы с мамой подумали, — начал Геннадий Петрович, — что было бы неплохо, если бы мы с Аллочкой переехали сюда насовсем. Квартиру в Пушкино можно сдать, а деньги пойдут на общее хозяйство.
Кофейник в руке Даны дрогнул, но она удержала его.
— Насовсем?
— Ну да, — кивнула Алла Викторовна. — Зачем нам с отцом такая большая квартира? А здесь и воздух чище, и огород под боком.
— И мы сможем помогать вам с обустройством, — добавил Геннадий Петрович. — Я вот баньку хочу поставить. Настоящую, русскую, с берёзовыми вениками.
— А ещё мы подумали, — вступила Маргарита, — что я тоже могла бы пожить здесь какое-то время. Я как раз ищу новую работу, а тут и до Москвы недалеко, и жильё бесплатное.
— Бесплатное? — переспросила Дана.
— Ну, я имею в виду, что не нужно платить за аренду, — поправилась Маргарита. — Конечно, я буду вносить свою лепту в общий бюджет.
Дана посмотрела на Виктора. Он сидел, опустив глаза, и явно избегал её взгляда.
— Витя? — позвала она. — Ты что думаешь?
Виктор поднял голову. На его лице была написана мучительная борьба.
— Я… я думаю, что мы должны помогать друг другу, — сказал он наконец. — Семья — это главное.
— Вот и правильно, — кивнул Геннадий Петрович. — Семья — это святое.
— И сколько человек будет жить в нашем доме? — спросила Дана, стараясь говорить спокойно.
— Ну, нас с Аллочкой двое, Рита одна, вас с Витей двое… Пятеро. Дом большой, всем места хватит.
— А если у нас с Витей появятся дети?
— Так это же замечательно! — воскликнула Алла Викторовна. — Я буду сидеть с внуками, пока вы на работе.
— И мы сможем достроить мансарду, — добавил Геннадий Петрович. — Там ещё две комнаты можно сделать.
Дана почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Они уже всё решили. Всё спланировали. Без неё.
— Извините, — сказала она, поставив чашку на стол. — Мне нужно… подышать.
Она вышла на крыльцо, глубоко вдохнула прохладный утренний воздух. Вокруг был их участок — уже не похожий на то, что она представляла себе, но всё ещё красивый. Ровные грядки, цветущие кусты, молодые яблони…
За спиной скрипнула дверь. Она не обернулась, зная, что это Виктор.
— Дана, — он положил руку ей на плечо. — Я понимаю, что это неожиданно…
— Неожиданно? — она резко повернулась. — Ты считаешь, что превращение нашего дома в коммуналку — это просто неожиданность?
— Но это моя семья, — сказал он. — Я не могу им отказать.
— А я? Я тоже твоя семья. Или нет?
Виктор помолчал.
— Конечно, ты моя семья. Но и они тоже.
— И ты предлагаешь мне жить в одном доме с твоими родителями и сестрой? Навсегда?
— Не навсегда, — Виктор попытался улыбнуться. — Просто пока…
— Пока что? Пока они не решат, что дом должен полностью принадлежать им? Или пока я не сойду с ума от этого постоянного давления?
— Ты преувеличиваешь.
— Нет, Витя. Я не преувеличиваю. Я просто вижу, что происходит. Твои родители и сестра методично вытесняют меня из моего собственного дома. И ты им в этом помогаешь.
— Это неправда!
— Правда. И ты это знаешь, — Дана глубоко вздохнула. — Я люблю тебя, Витя. Правда люблю. Но я не могу так жить. Не могу быть чужой в собственном доме.
— Что ты предлагаешь? — спросил Виктор после паузы.
— У нас два варианта, — сказала Дана. — Либо твои родители и сестра возвращаются в свои дома, и мы живём здесь вдвоём, как и планировали. Либо…
— Либо?
— Либо я ухожу, — просто сказала она. — Возвращаюсь в Москву. Одна.
Виктор смотрел на неё с недоверием.
— Ты не можешь говорить серьёзно.
— Вполне серьёзно. Я больше не могу, Витя. Я задыхаюсь здесь.
Он молчал, и это молчание было красноречивее любых слов.
— Мне нужно подумать, — сказал он наконец.
— Хорошо, — кивнула Дана. — Думай. А я пока соберу вещи.
Дана методично складывала одежду в чемодан, когда в спальню вошла Алла Викторовна.
— Что ты делаешь? — спросила она, хотя ответ был очевиден.
— Собираю вещи, — спокойно ответила Дана.
— Куда ты собралась?
— В Москву.
Алла Викторовна присела на край кровати.
— Ты бросаешь Витю?
— Нет, — Дана сложила свитер и положила его в чемодан. — Я даю ему выбор.
— Какой выбор?
— Между мной и вами.
Свекровь покачала головой.
— Это нечестно. Мы его семья.
— Я тоже его семья. Или должна была ею стать.
— Мы хотели как лучше, — сказала Алла Викторовна. — Думали, вместе будет легче. Поможем вам с хозяйством, с будущими детьми…
— Вы не спросили, чего хотим мы.
— Витя хотел.
— Он не хотел вас обидеть, — поправила Дана. — Это разные вещи.
Они помолчали. За окном шелестели листья на деревьях, пели птицы. Обычный летний день, который мог бы быть счастливым.
— Нет, конечно, — Алла Викторовна поджала губы. — Ты ставишь сына перед выбором: мы или ты. Разве это честно? Разве так поступают любящие жёны?
Дана продолжила складывать вещи.
— Я просто хочу жить в своём доме так, как считаю нужным.
— В вашем доме? — Алла Викторовна горько усмехнулась. — А кто дал Вите деньги на первый взнос за квартиру? Кто помогал с ремонтом? А сейчас мы хотим быть рядом с сыном, помогать вам, а ты…
— Вы не помогаете, — твёрдо сказала Дана. — Вы захватываете территорию. Это разные вещи.
Свекровь встала, выпрямилась во весь рост.
— Что ж, пусть Витя решает. Но запомни: мы его семья. Мы были с ним всю жизнь. А ты… ты просто очередная женщина.
Она вышла, хлопнув дверью.
Геннадий Петрович пришёл через час. Он выглядел грустным, но решительным.
— Послушай, Дана, — начал он. — Я человек простой. Всю жизнь на заводе проработал. Мы с матерью Витю растили как могли, всё ему отдавали. И сейчас, на старости лет, хотим немного покоя, свежего воздуха, грядку свою…
— Я понимаю, — сказала Дана. — Но почему в нашем доме?
— Потому что семья должна быть вместе! — воскликнул Геннадий Петрович. — Что плохого в том, что мы хотим жить рядом с сыном? В Пушкино что нам делать? Сидеть в четырёх стенах и ждать смерти?
— Вы можете приезжать в гости, — предложила Дана.
— В гости? — Геннадий Петрович покачал головой. — Ты не понимаешь. У нас в семье не принято быть гостями друг у друга. Мы — одна семья. Мы всегда жили вместе.
— Но теперь у Вити есть я.
— А что — я? Ты его от родителей отрываешь? От корней? Это по-твоему правильно?
Дана устало села на кровать.
— Я никого ни от кого не отрываю. Я просто хочу, чтобы в моём доме я могла сама решать, где повесить шторы и что посадить в саду.
— Эх, молодёжь, — вздохнул Геннадий Петрович. — Всё вам легко достаётся, вот и не цените. В наше время…
Он говорил ещё долго, но Дана уже не слушала. Она смотрела в окно, на облака, плывущие по летнему небу, и думала о том, что принятое решение — единственно верное.
Маргарита нашла её на веранде.
— Значит, сбегаешь? — спросила она без предисловий.
— Не сбегаю, а даю Вите выбор.
— Какой это выбор? Это ультиматум, — Маргарита села напротив. — Знаешь, я всегда говорила брату, что ему нужна женщина посговорчивее. Он слишком мягкий, его легко подавить.
— Я его не подавляю.
— Нет? А что ты сейчас делаешь? «Или я, или твоя семья» — это не подавление?
— Это защита своих границ, — спокойно ответила Дана. — И потом, разве не вы сделали то же самое? Приехали и заявили, что будете жить здесь. Без обсуждения, без компромиссов.
Маргарита на мгновение замолчала.
— Ты не понимаешь, — сказала она наконец. — Витя для родителей — всё. Они живут им, дышат им. Особенно мама.
— Это нездорово.
— Возможно. Но это их жизнь, — Маргарита встала. — Знаешь, что забавно? Ты считаешь, что борешься за свободу, а на самом деле ты такая же, как они. Только они хотят владеть Витей, потому что он их сын, а ты — потому что он твой муж.
Она ушла, оставив Дану с этой мыслью наедине.
Вечером Виктор долго не мог начать разговор. Они сидели в спальне, уже собранный чемодан стоял у двери, и тишина давила на барабанные перепонки.
— Я поговорил с родителями, — сказал он наконец. — Они не хотят уезжать.
— Понятно, — кивнула Дана. — Тогда уеду я.
— Почему ты не можешь просто найти компромисс? — спросил Виктор. — Мы могли бы разделить дом. Они живут на первом этаже, мы — на втором.
— А сад? А веранда? А кухня? Как ты себе это представляешь, Витя?
Он молчал, опустив голову.
— Я не могу выбирать между тобой и ими, — сказал он наконец. — Это нечестно.
— Жизнь вообще нечестна, — пожала плечами Дана. — Но выбор всё равно придётся сделать. Им или мне.
— А третьего варианта нет?
— Нет.
Виктор встал, подошёл к окну. За стеклом темнело, в саду загорались светлячки — маленькие живые фонарики.
— Я не могу так сразу, — сказал он. — Мне нужно время.
— Хорошо, — Дана тоже встала. — Я еду в Москву. Когда решишь — позвони.
Она взяла чемодан и вышла из комнаты, не оглядываясь. Внизу её ждало такси.
Прошло две недели. Дана сняла небольшую квартиру в районе метро «Аэропорт» и с головой ушла в работу. Виктор звонил каждый день, но разговоры были короткими и неловкими.
— Как ты? — спрашивал он.
— Нормально, — отвечала она. — А ты?
— Тоже.
И снова тишина, и невысказанные слова, и решение, которое он всё не мог принять.
В одну из суббот раздался звонок в дверь. Дана открыла и увидела на пороге Аллу Викторовну.
— Можно войти? — спросила свекровь.
Дана молча отступила, пропуская её в квартиру.
— Милое место, — оценила Алла Викторовна, оглядываясь. — Уютно.
— Зачем вы пришли? — спросила Дана.
Свекровь присела на краешек дивана.
— Витя не в себе, — сказала она. — Почти не ест, не спит. Всё думает.
— Это его выбор, не мой.
— Да, выбор, — кивнула Алла Викторовна. — Знаешь, я долго не понимала, почему он так мучается. Казалось бы, что тут думать? Родители всегда важнее жены.
— Вот как?
— Да. Но потом я поняла, — Алла Викторовна впервые посмотрела Дане прямо в глаза. — Он любит тебя. По-настоящему. Не так, как любил предыдущих девушек. И это… это меня пугает.
— Почему?
— Потому что рано или поздно он выберет тебя. Может, не сейчас, может, через месяц или через год. Но выберет. И что тогда останется нам с отцом?
Дана молчала. Что она могла сказать? Что жизнь так устроена? Что дети вырастают и уходят? Что это естественно и правильно? Всё это было бы слишком жестоко.
— Мы решили купить дом в вашем посёлке, — сказала Алла Викторовна. — В двух шагах от вас. Там есть один продаётся, небольшой, но нам хватит.
— Зачем вы мне это говорите?
— Чтобы ты знала: мы не уйдём из его жизни. Как бы ты ни старалась.
— Я никогда не пыталась…
— Пыталась, — перебила свекровь. — Каждым своим словом, каждым взглядом. Ты хотела его целиком, без остатка. Но так не бывает, девочка. Семья — это узы на всю жизнь.
Она встала, одёрнула юбку.
— Передай Вите, что мы его ждём. Дома.
И ушла, оставив после себя запах знакомых духов и горечь недосказанности.
Телефон зазвонил вечером. Дана знала, что это Виктор, и долго не брала трубку. Но всё же ответила.
— Привет, — сказал он. — Можно к тебе приехать?
— Зачем?
— Поговорить. Я принял решение.
Сердце пропустило удар.
— Хорошо, — сказала она. — Приезжай.
Он приехал через час — осунувшийся, с тенями под глазами, но какой-то решительный.
— Твоя мать приходила сегодня, — сказала Дана вместо приветствия.
— Знаю, — кивнул Виктор. — Она сказала.
— И что ты решил?
Он сел на диван, сцепил руки в замок.
— Я долго думал, — начал он. — Очень долго. И понял, что не могу выбрать. Не могу сказать родителям, чтобы они уезжали, и не могу сказать тебе, чтобы ты вернулась.
— Значит, выбор сделан, — горько усмехнулась Дана.
— Нет, — Виктор покачал головой. — Просто ситуация изменилась. Родители купили дом в нашем посёлке. Буквально через две улицы от нас.
Дана почувствовала, как внутри всё холодеет.
— И ты считаешь, что это решение проблемы?
— Да! — оживился Виктор. — Они будут рядом, но не с нами. У нас будет свой дом, свои правила. А они будут приходить в гости. Только в гости.
— Витя, — медленно сказала Дана, — ты правда думаешь, что твоя мать, купившая дом в двух шагах от нас, будет «приходить в гости»? Она будет у нас каждый день. Она будет контролировать каждый наш шаг. И постепенно всё вернётся на круги своя.
— Нет, — упрямо сказал Виктор. — Я поговорю с ними. Они поймут.
— Они не поймут, Витя. Они никогда не поймут, что мы — отдельная семья. Что у нас своя жизнь. Своё пространство.
— Но это же компромисс! — воскликнул он. — Разве не этого ты хотела?
— Я хотела, чтобы ты выбрал, — тихо сказала Дана. — И ты выбрал. Просто не меня.
Виктор встал.
— Значит, ты не вернёшься?
— Нет.
— Даже если я скажу, что люблю тебя?
— Даже если, — она пыталась сдержать слёзы. — Потому что любовь — это не только слова, Витя. Это поступки.
Он стоял посреди комнаты — растерянный, не понимающий, что происходит.
— Я думал, мы всё решили, — сказал он. — Что всё будет хорошо.
— Нет, Витя. Мы ничего не решили. И ничего не будет хорошо. По крайней мере, не так, как ты себе это представляешь.
Он молчал, и это молчание было красноречивее любых слов.
— Мне пора, — сказал он наконец. — Родители ждут.
— Да, — кивнула Дана. — Родители ждут.
Она закрыла за ним дверь и прислонилась к ней спиной. Внутри была пустота, но странным образом эта пустота приносила облегчение. Всё закончилось. Решение принято. И пусть оно не то, на которое она надеялась, но это честное решение.
Теперь можно было начинать жить заново. Без оглядки на чужие желания и чужие правила. В своём пространстве, в своём темпе.
Дана подошла к окну. За стеклом шумел вечерний город — холодный, равнодушный, но дающий свободу. Свободу быть собой и строить свою жизнь так, как хочется. Без компромиссов, без уступок, без необходимости постоянно доказывать своё право на существование.
Она достала телефон, нашла номер риелтора.
— Алло, Маргарита Сергеевна? Это Дана. Помните, я интересовалась квартирой на Соколе? Она ещё свободна? Отлично. Я хочу её посмотреть. Да, завтра удобно. В десять. Договорились.
Она отключила телефон и улыбнулась. Жизнь продолжалась. И в этой новой жизни она наконец-то будет сама себе хозяйкой.
Прошло три месяца. Дана переехала в новую квартиру, с головой погрузилась в работу и даже получила повышение. Её редакторский талант заметили, и теперь она вела собственную рубрику.
Виктор звонил первое время, но Дана была непреклонна. Однажды она увидела его возле издательства — он стоял под дождём, промокший и несчастный.
— Может, поговорим? — спросил он, когда она вышла.
— О чём?
— О нас. О том, что произошло.
— Ничего не произошло, Витя, — сказала Дана. — Просто ты сделал выбор, а я — свой.
— Я скучаю, — признался он. — Дом без тебя… он пустой.
— А как твои родители? Обжились на новом месте?
Виктор помрачнел.
— Да. Мама каждый день заходит, готовит, убирает. Говорит, что я один пропаду.
— Видишь? — Дана грустно улыбнулась. — Всё как я и предсказывала.
— Но я могу всё изменить! — Виктор взял её за руку. — Могу поставить границы. Могу сказать им…
— Нет, не можешь, — Дана мягко высвободила руку. — И дело не в твоих родителях, Витя. Дело в тебе. В твоём выборе. Ты выбрал удобство, а не любовь.
— Это неправда!
— Правда. И ты это знаешь, — она накинула капюшон плаща. — Прощай, Витя. И будь счастлив.
Она ушла, не оглядываясь, а он остался стоять под дождём — потерянный и одинокий.
Новый год Дана встречала с друзьями — шумно, весело, с шампанским и мандаринами. Никто не спрашивал про Виктора — все уже знали историю. В полночь, когда начали бить куранты, её телефон завибрировал. Сообщение: «С Новым годом. Я всё ещё скучаю. В.»
Она не ответила.
А через неделю курьер доставил ей пакет. Внутри был толстый конверт, а в нём — документы на дом. Дарственная на её имя.
К документам была приложена записка: «Ты была права. Я не смог выбрать тогда, но выбираю сейчас. Дом твой. Всегда был твоим. Я переезжаю к родителям. Прости, что не смог быть тем, кем ты хотела меня видеть. В.»
Дана долго сидела с документами в руках. Потом решительно убрала их в ящик стола. Ей не нужен был этот дом — памятник несбывшимся надеждам и разрушенным мечтам. У неё была другая жизнь, другие планы, другое будущее.
Весной она встретила Марка — архитектора с внимательными глазами и спокойной улыбкой. Он никогда не говорил за неё, не решал за неё, не указывал ей. Он просто был рядом — надёжный и понимающий.
— Ты когда-нибудь расскажешь мне свою историю? — спросил он однажды.
— Обязательно, — ответила Дана. — Но не сегодня.
Иногда она думала о Викторе, о доме, о несостоявшейся семье. О том, как могло бы быть, если бы… Но эти мысли приходили всё реже. Жизнь продолжалась — другая, новая, её собственная.
А документы на дом так и лежали в ящике стола — ненужное напоминание о времени, когда она чуть не потеряла себя, пытаясь стать частью чужой семьи…
