— Кто там еще? — буркнула Марина, отрываясь от таблицы на мониторе.
Звонок в дверь был настойчивым, почти требовательным. Виктор должен был вернуться с работы не раньше чем через час, а гостей она не ждала. Раздраженно вздохнув, она пошла открывать. На пороге стояла ее свекровь, Тамара Игоревна, а за ее спиной маячил свекор, Анатолий Петрович. В руках Тамара Игоревна держала внушительный чемодан на колесиках, а у ног свекра примостились две клетчатые сумки, набитые до отказа.
— Мама? Папа? Что-то случилось? — Марина растерянно оглядела их. Свекровь выглядела воинственно, с поджатыми губами и решительным блеском в глазах. Свекор, наоборот, смотрел куда-то в сторону, на обшарпанную стену подъезда, и вид у него был виноватый.
— Случилось, — отрезала Тамара Игоревна, решительно шагая мимо Марины в прихожую. — Проходи, отец, что встал. Не чужие. Мы теперь у вас жить будем.
Марина застыла, неверяще глядя на спину свекрови, которая уже осматривала скромную прихожую их двухкомнатной квартиры.
— В смысле… жить? — переспросила она, и голос ее прозвучал глухо.
— В прямом, — Тамара Игоревна обернулась. Ее лицо, обычно гладкое, было испещрено мелкими морщинками напряжения. — Квартиру мы Олежке отдали. Им нужнее, у них двое детей, ютятся в однушке. А мы люди пожилые, нам много не надо. Вот, переехали к вам.
Новость обрушилась на Марину ледяным водопадом. Квартиру… отдали? Их трехкомнатную квартиру в хорошем районе, которую они получили еще в советские времена? Отдали Олегу, младшему брату Виктора?
— Как… отдали? — только и смогла выговорить она. — Просто подарили?
— А как еще? — свекровь пожала плечами, словно речь шла о покупке хлеба. — Он наш сын. Родной. Ему помощь нужна. Не на улице же нам оставаться, вот и приехали к родному сыну. Ты же не выгонишь родителей мужа, Марина? Мы тебя всегда хорошей девочкой считали.
Анатолий Петрович, наконец, внес сумки и поставил их у стены, стараясь не встречаться с Мариной взглядом. Он кашлянул и пробормотал:
— Да мы не помешаем. В уголочке как-нибудь.
Марина смотрела на них, на чемодан, на сумки, и чувствовала, как пол уходит из-под ног. Их с Виктором жизнь, их маленькая, уютная, выстроенная по кирпичику вселенная только что треснула. И в эту трещину, не спрашивая разрешения, вламывались его родители.
— Но… вы же даже не предупредили, — прошептала она, понимая всю беспомощность этой фразы.
— А что предупреждать? Сюрприз! — Тамара Игоревна попыталась улыбнуться, но вышло криво. — Веди, показывай, где мы расположимся. Думаю, в большой комнате нам будет удобнее всего. Телевизор там, диван раскладной. А вы с Витей в спальне своей. Все по-честному.
Марина молчала. Она просто не знала, что сказать. В голове билась одна мысль: «Это конец». Конец их тихим вечерам, конец их личному пространству, конец их семье в том виде, в котором она существовала до этого звонка в дверь.
Виктор пришел через час, уставший, с сумкой из продуктового в руках. Увидев родителей в гостиной, он замер на пороге комнаты. Тамара Игоревна уже командовала процессом: заставила отца разбирать сумки, а сама придирчиво осматривала полки в стенке.
— Витюша, сынок! — она бросилась к нему, картинно всплеснув руками. — Наконец-то! А мы уже тут, обустраиваемся понемногу.
Виктор переводил взгляд с матери на Марину, стоявшую у окна с каменным лицом.
— Мам? Что происходит?
— Мы переехали, сынок. Жить к тебе. Олежке квартиру оставили, — бодро отрапортовала Тамара Игоревна.
Виктор медленно поставил сумку на пол. Его лицо, обычно открытое и добродушное, стало напряженным.
— Как переехали? Почему? Почему вы мне ничего не сказали?
— А зачем тебя от дел отрывать? Решили и сделали. Мы же семья, — она покровительственно похлопала его по плечу.
Виктор посмотрел на Марину. В ее глазах он прочел все: и шок, и отчаяние, и молчаливую просьбу о помощи.
— Мам, пройдемте на кухню, — сказал он тихо, но твердо. — Пап, ты тоже.
На кухне Виктор плотно прикрыл дверь.
— Я не понимаю. Вы взяли и подарили свою квартиру Олегу? А сами решили жить у нас? Вы с нами это обсудили? Со мной? С Мариной?
— Витя, ну что ты как маленький? — начала заводиться Тамара Игоревна. — Олегу нужнее! У него Лариска, двое пацанов. Они в однушке этой дышать не могут! А у вас что? Двушка на двоих. Места полно! Мы же не чужие люди, мы твои родители!
— Места у нас не полно! — голос Виктора стал жестче. — У нас одна спальня и одна гостиная, которая служит мне кабинетом по вечерам. Куда вы здесь собрались? На диване спать? Всю оставшуюся жизнь?
— А что такого? Мы неприхотливые, — вмешался Анатолий Петрович. — Нам бы уголок.
— Дело не в уголке! — Виктор стукнул ладонью по столу. Несильно, но звук получился резким. — Дело в том, что это наше с Мариной жилье. Наша жизнь. Вы не можете просто так прийти и заявить, что теперь живете здесь. А Олег? Что Олег? Он не мог взять ипотеку? Продать свою однушку, добавить и купить что-то побольше?
— Какая ипотека, сынок? — запричитала Тамара Игоревна. — У него зарплата копеечная, Лариска в декрете. Еле концы с концами сводят. А ты… ты хорошо устроился. И жена у тебя работает. Могли бы и помочь брату.
— Я помогаю! — отрезал Виктор. — Я каждый месяц ему деньги перевожу. И племянникам на дни рождения подарки покупаю не за три копейки. Почему вы решили, что разрушить мою жизнь — это лучшая помощь для него?
Разговор длился почти час. Тамара Игоревна давила на жалость, на сыновний долг, обвиняла Виктора в черствости. Анатолий Петрович в основном молчал, лишь изредка вставляя, что «так будет лучше для всех». Марина сидела в гостиной и слышала каждое слово. Она не вмешивалась. Она ждала, что решит ее муж. Это был его крест, его семья.
Наконец, Виктор вышел из кухни. Лицо у него было измученным. Он подошел к Марине, взял ее за руку.
— Марин… — начал он. — Они останутся. На время. Пока мы что-нибудь не придумаем.
Марина молча кивнула. А что она могла сказать? Выставить на улицу пожилых людей? Она посмотрела на своего мужа и увидела в его глазах такую тоску, что сердце сжалось. Он был загнан в угол. И она вместе с ним.
Первая ночь была кошмаром. Раскладной диван в гостиной скрипел при каждом повороте Анатолия Петровича. Тамара Игоревна громко кашляла. В три часа ночи она пошла на кухню пить воду и уронила кастрюлю. Грохот разбудил весь дом. Марина лежала без сна, вслушиваясь в чужие звуки в своей собственной квартире, и чувствовала себя пленницей.
Утром началось новое испытание. Тамара Игоревна встала в шесть утра и включила телевизор в гостиной. На полной громкости.
— Мам, потише, пожалуйста, Марина еще спит, — попытался урезонить ее Виктор.
— А что спать? Дел полно! Завтрак готовить надо, — отмахнулась свекровь.
Когда Марина пришла на кухню, Тамара Игоревна уже хозяйничала у плиты.
— Я тут сырники решила сделать. А у тебя творог какой-то… обезжиренный. Разве это еда? И мука серая. Я привезла свою, хорошую. В следующий раз купишь нормальные продукты, я список напишу.
Марина молча налила себе кофе. Она чувствовала, как внутри закипает глухое раздражение. Ее кухня, ее продукты, ее утро — все было перечеркнуто.
— И сковородка у тебя плохая, — не унималась свекровь, тыча вилкой в пригорающий сырник. — Все липнет. Я свою привезу в следующий раз.
Виктор пытался сглаживать углы. Вечером он купил родителям маленький телевизор для кухни, чтобы они не занимали гостиную. Он просил их быть тише. Он разговаривал с матерью, потом с отцом. Но все было тщетно. Они уже считали эту квартиру своей.
Через неделю жизнь превратилась в ад. Тамара Игоревна комментировала все: как Марина одевается («слишком серо, ты же молодая женщина»), что она готовит («опять курица? мужику мясо нужно»), как она убирается («пыль под диваном, я видела»). Анатолий Петрович большую часть времени молчал, но его молчание было гнетущим. Он сидел на диване, уставившись в одну точку, и тяжело вздыхал, создавая в доме атмосферу вселенской скорби.
Отношения с Виктором начали портиться. Они перестали разговаривать по вечерам. Какая уж тут болтовня, когда за тонкой стенкой сидят его родители, прислушиваясь к каждому шороху. Они почти не оставались наедине. Марина чувствовала себя уставшей и опустошенной.
Однажды вечером, когда родители мужа уже улеглись спать на своем скрипучем диване, она не выдержала.
— Витя, я так больше не могу, — прошептала она в темноте спальни. — Это не жизнь. Я схожу с ума в собственном доме.
— Я знаю, Мариш, знаю, — так же шепотом ответил он. — Я пытаюсь что-то придумать. Я говорил с Олегом.
— И что он? — с надеждой спросила Марина.
— Он говорит, что у них все сложно. Что Лариса на него давит. Что он не может сейчас ничего изменить. Просит войти в положение.
— Войти в положение? — горько усмехнулась Марина. — А в наше положение кто войдет? Твой брат устроился просто замечательно! Получил трешку в Москве, а проблемы с родителями скинул на нас. Гениально.
— Он не такой, Марин. Он просто… запутался.
— Он не запутался, Витя. Он хитрый и расчетливый. А твои родители ему потакают. Особенно мать. Она же всегда его больше любила.
— Это неправда, — устало возразил Виктор.
— Правда. И ты это знаешь.
Они замолчали. Марина отвернулась к стене. Она поняла, что Виктор не станет принимать жестких решений. Он будет тянуть, надеяться, что все как-нибудь само рассосется. Но оно не рассасывалось. Оно только усугублялось.
Прошел месяц. Марина похудела, под глазами залегли темные круги. Она стала вздрагивать от каждого звука. Однажды она вернулась с работы раньше обычного и застала Тамару Игоревну, роющуюся в ее шкафу.
— Я просто посмотреть, — ничуть не смутившись, заявила свекровь. — Думала, может, у тебя кофточка какая ненужная есть. А то у меня все вещи теплые, а в квартире у вас жарко.
В этот момент в Марине что-то оборвалось.
— Не смейте трогать мои вещи! — сказала она так тихо и холодно, что Тамара Игоревна отшатнулась. — Это мой дом. И мой шкаф.
Вечером состоялся очередной скандал. Свекровь пожаловалась Виктору, что Марина ее оскорбила и была с ней груба.
— Я ее как дочь приняла, а она… — картинно заламывала руки Тамара Игоревна.
Марина молча ушла в спальню и закрыла дверь. Она села на кровать и поняла, что ей нужно действовать самой. Ждать помощи было не от кого.
На следующий день она взяла на работе отгул. Она должна была понять, что на самом деле происходит с квартирой родителей и с Олегом. Она не верила в его «тяжелое положение». Что-то здесь было не так.
Ее расследование началось с простого звонка. Она нашла телефон дальней родственницы, двоюродной сестры Анатолия Петровича, тети Вали, которая жила в соседнем доме от свекров. Тетя Валя была женщиной простой, но наблюдательной.
— Мариночка, деточка, привет! — обрадовалась она звонку. — Сто лет тебя не слышала. Как вы там?
— Здравствуйте, тетя Валя. Да вот, звоню узнать, как у вас дела. Как Тамара Игоревна с Анатолием Петровичем? Давно их не видела.
— Ой, деточка, и не спрашивай! — заговорщицки зашептала тетя Валя в трубку. — Чудят твои старики! Квартиру-то свою продали!
Марина замерла.
— Как… продали? Они сказали, что подарили ее Олегу.
— Подарили? — хмыкнула тетя Валя. — Ну, может, документы так оформили, я не знаю. Только я сама видела, как к ним риелтор ходил. И люди какие-то квартиру смотрели. А потом они съехали в один день. Сказали, к Олежке перебираются. А через неделю я новых жильцов встретила у подъезда. Семья молодая. Разговорились. Они сказали, что купили эту квартиру. И цену назвали… хорошую цену, рыночную.
У Марины похолодело внутри. Продали. Не подарили. Продали!
— А Олег… он что, купил себе что-то другое? — осторожно спросила она.
— Да какой там! — махнула рукой тетя Валя. — Я Лариску его видела на днях в магазине. Она вся сияет, как новый пятак. Говорит, они в Испанию насовсем уезжают. Домик там присмотрели, у моря. Сказала, бизнес Олег какой-то там открывать будет. Вот, говорит, родители помогли, мечту осуществили.
Испания. Домик у моря. Вот оно что. Пазл сложился. Олег не просто получил квартиру. Он уговорил родителей продать ее, забрать деньги, а самих стариков отправить к старшему брату. Идеальная схема.
— Спасибо, тетя Валя, — сказала Марина, с трудом сохраняя спокойствие. — Вы мне очень помогли.
Она положила трубку и несколько минут сидела неподвижно. Ярость, холодная и острая, как лезвие ножа, поднималась изнутри. Ее обманули. Ее мужа обманули. Их просто использовали, как временное бесплатное жилье для родителей, пока младший сыночек устраивает свою сладкую жизнь за границей.
Вечером она ждала Виктора. Когда он пришел, она молча усадила его на кухне и все рассказала. Без эмоций, одними фактами. Продажа квартиры. Риелтор. Новые жильцы. Разговор с Ларисой. Испания.
Виктор слушал, и его лицо медленно менялось. Добродушие исчезло, уступая место жесткости, которую Марина видела в нем крайне редко. Когда она закончила, он долго молчал, глядя в стол.
— Я убью его, — наконец сказал он. Голос был тихим, но в нем звенела сталь.
— Не надо никого убивать, — спокойно ответила Марина. — Нам просто нужно вернуть свою жизнь.
В этот момент дверь на кухню приоткрылась, и в щель просунулась голова Тамары Игоревны.
— А что это вы тут шепчетесь? Ужинать не собираетесь?
Виктор поднял на нее глаза. В его взгляде было что-то такое, отчего свекровь попятилась.
— Собираемся, мама, — сказал он. — И у нас будет серьезный разговор. Всей семьей. Позови отца. И позвони Олегу. Поставь на громкую связь. Скажи, что это срочно.
Тамара Игоревна, почувствовав неладное, попыталась возразить, но наткнулась на такой взгляд сына, что молча пошла выполнять.
Через десять минут они все сидели в гостиной. Анатолий Петрович — на краешке дивана, съежившись. Тамара Игоревна — рядом с ним, с вызывающим видом. Марина и Виктор — в креслах напротив. На журнальном столике лежал телефон, из которого доносился бодрый голос Олега.
— Да, мам, что стряслось? Я как раз вещи пакую.
— Олег, — начал Виктор, и голос его был абсолютно лишен тепла. — Расскажи мне, пожалуйста, еще раз, как тебе тяжело живется.
— Вить, привет. Ну а что рассказывать? Сам все знаешь. Тесно, денег нет…
— Денег нет? — переспросил Виктор. — А на домик в Испании хватает?
В трубке повисла тишина. Тамара Игоревна вскинулась.
— Витя, что ты такое говоришь?
— Я говорю правду, мама. Которую вы все от меня скрыли. Вы продали квартиру. А деньги отдали этому… — он запнулся, подбирая слово, — этому комбинатору, чтобы он устроил свою жизнь у моря. А сами приехали сидеть на нашей шее. Вы нас за кого держите?
— Витюша, это не так! — закричала Тамара Игоревна. — Олежке просто нужно было помочь! Он обещал нас потом к себе забрать!
— Когда? — усмехнулся Виктор. — Когда ему надоест под пальмой лежать? Или когда мы вас отсюда выставим? Вы хоть понимаете, что вы сделали? Вы предали меня. Вы оба. И ты, мама, и ты, Олег.
— Брат, ты не так все понял, — заюлил Олег в трубке. — Это временные трудности. Я бы все объяснил…
— Не надо мне ничего объяснять! — рявкнул Виктор. Он вскочил, прошелся по комнате. — Я все понял. Я понял, что у меня нет брата. И с родителями, кажется, тоже проблемы.
Он остановился перед матерью.
— Вы врали мне в лицо целый месяц. Вы позволили ему разрушить мой дом, мою семью. Ради чего? Ради его красивой жизни? А я? Я не ваш сын?
Тамара Игоревна заплакала. Но это были слезы не раскаяния, а злости и обиды.
— Ты всегда был эгоистом! Только о себе и думаешь! А брату помочь — это святое!
— Помочь — это не значит лгать и садиться на шею! — Виктор повернулся к отцу. — А ты, пап? Ты хоть слово можешь сказать? Или так и будешь молчать? Тебя все устраивает?
Анатолий Петрович поднял голову. Глаза у него были красные.
— Я говорил ей, Витя… Говорил, что это нечестно. Она не послушала. Сказала, Олежке нужнее.
— Удобная позиция, — горько сказала Марина, впервые вступая в разговор. — Сказать и умыть руки. А мы тут должны были разгребать.
— Ты вообще молчи! — взвилась Тамара Игоревна, находя нового врага. — Это ты его настроила! Всегда тебя не любила!
— Хватит! — голос Виктора прогремел так, что задрожали стекла в стенке. — Завтра утром чтобы вас здесь не было.
— Куда же мы пойдем? — испуганно прошептал Анатолий Петрович.
— Туда, куда и собирались, — отрезал Виктор. — К Олегу. Пусть покупает вам билет в свою Испанию. Или снимает вам квартиру здесь. На деньги, которые вы ему подарили. Это его проблемы. Не мои.
Он взял телефон со стола.
— Олег, ты слышал? Завтра забираешь родителей. Или я выставляю их вещи на лестничную клетку. Понял?
В трубке помолчали, а потом раздался короткий ответ: «Понял». И гудки.
— Я вас ненавижу, — прошипела Тамара Игоревна, глядя на Виктора и Марину. — Вы не дети, вы волки.
— Нет, мама, — устало ответил Виктор, садясь обратно в кресло. — Волк здесь один. И вы сами его вырастили. А мы — просто люди, которые хотят жить в своем доме.
Ночь прошла в тишине. Гробовой. Утром Тамара Игоревна и Анатолий Петрович молча собирали свои вещи. Их было не так уж и много. Вся их жизнь уместилась в один чемодан и две клетчатые сумки. Виктор вызвал им такси. Когда машина подъехала, он вынес их вещи вниз. Никто не прощался. Тамара Игоревна бросила на Марину взгляд, полный яда. Анатолий Петрович просто смотрел в пол. Они сели в машину и уехали.
Виктор поднялся в квартиру. Марина стояла посреди гостиной. Диван был сложен. Посреди комнаты больше не было чужой жизни. Было тихо. Так тихо, как не было уже больше месяца.
Виктор подошел к ней и обнял.
— Прости, — сказал он. — Прости, что я сразу этого не сделал.
— Ты ни в чем не виноват, — ответила Марина, прижимаясь к нему. — Они твои родители.
Они долго стояли молча, посреди своей вновь обретенной тишины. Квартира казалась огромной и пустой. За окном шел мелкий осенний дождь. Семья была разрушена. Родственные связи, которые казались незыблемыми, оказались гнилыми и рассыпались от первого же серьезного испытания. Но они с Виктором были вместе. Они выстояли. И это было единственное, что имело значение. Победа была горькой, но это была их победа. И их жизнь, которую больше никто у них не отнимет.
