Они сыграли двух главных героев фильма «Зависть богов». Я знаю, что его принято критиковать за возраст актрисы, ее внешние данные, якобы протекцию со стороны мужа. Но не написать о них просто не могла. Всего пять дней разницы. Мистическая симметрия этих дат — словно финальный кадр не снятого никем драматического фильма.
И это повод заново взглянуть на работу, которая, возможно, стала для Веры Алентовой самой личной и самой выстраданной — на фильм «Зависть богов». Ту ленту, где 58-летняя актриса сыграла 44-летнюю женщину, осмелившуюся на позднюю страсть, и за это её безжалостно критиковали.
- «Нельзя в 58 сыграть 44-летнюю»: за что на самом деле критиковали «Зависть богов» Меньшова и почему фильм выжил
- Сюжет, который раздражал: Москва-1983, запретный плод и политика
- Разбор полётов: почему критика била мимо цели
- Возраст Алентовой: «58 — это не 44!»
- «Пошлые сцены для её лет»
- «Меньшов снял жену из-за кумовства»
- Личное измерение: почему, несмотря на всё, фильм цепляет
«Нельзя в 58 сыграть 44-летнюю»: за что на самом деле критиковали «Зависть богов» Меньшова и почему фильм выжил
В 2000 году Владимир Меньшов выпустил свой последний фильм — «Зависть богов». Картина, которая могла стать камерной драмой о поздней любви, моментально превратилась в поле боя для критиков. Главной мишенью стала не режиссура и не сценарий, а Вера Алентова.
И главным аргументом — её возраст. На момент съёмок актрисе было 58 лет, тогда как её героине Соне — всего 44. Разница в 14 лет стала для многих приговором. Но если отодвинуть в сторону цифры и ханжество, можно увидеть настоящую историю, которая, вопреки всему, нашла своего зрителя.
Сюжет, который раздражал: Москва-1983, запретный плод и политика
Действие фильма происходит в 1983 году. Это важная деталь — время глухого застоя, железного занавеса и тотального дефицита, в том числе дефицита чувств. Героиня Соня работает на телевидении. Её жизнь — это образцово-показательная советская успешность: уютная квартира (правда, доставшаяся от родителей), стабильный брак с писателем, взрослый сын. Всё правильно, всё благополучно, всё — как у всех.
Но под этой гладкой поверхностью — скука и внутренняя пустота. Меньшов мастерски показывает это через детали. Например, сцену, где благополучные друзья собираются на тайный просмотр запрещённого фильма Бернардо Бертолуччи «Последнее танго в Париже». Откровенные кадры вызывают у Сони не интерес, а паническое бегство. Это не просто стыд — это страх перед самой возможностью такой страсти, такой наготы чувств в её собственной выхолощенной жизни.
В эту законсервированную реальность врывается Андрэ (Анатолий Лобоцкий) — французский переводчик, человек из другого мира. Он моложе, открыт, в нём чувствуется дыхание другой, свободной жизни. Но дело даже не в этом.
Он красив и крайне привлекателен, что уж греха таить. Их встреча — не любовь с первого взгляда, а медленное, неотвратимое взаимное притяжение. Андрэ не скрывает своего интереса, он преследует Соню с упрямством, которое кажется ей одновременно пугающим и пьянящим.
И здесь начинается главный нерв фильма. Соня сопротивляется не только из-за страха перед мужем или свекровью. Она сопротивляется самой себе, тому, что в ней вдруг проснулось и требует выхода. Это борьба между долгом и желанием, между правильностью и подлинностью.
Их роман — это не серия пошлых встреч, а череда украденных у системы и у расписания моментов настоящей жизни. Пиком становится знаменитая сцена танца в полупустой электричке. Это момент чистой магии, где время останавливается, а вокруг существует только они двое.
Фильм не даёт хеппи-энда. Роман грубо, почти в slapstick-манере, обрывает большая политика — высылка иностранца из СССР после инцидента с южнокорейским «Боингом». Страсть оказывается бессильна перед железными правилами холодной войны.
Соня возвращается в свою старую жизнь, но уже другой. Не сломленной, а понявшей что-то. Она позволила себе быть живой, и этот опыт уже не вычеркнуть. И в этот момент я все время думаю — как, ну как она будет жить дальше. После того, что поняла какой может быть жизнь…
Разбор полётов: почему критика била мимо цели
Когда фильм вышел, его атаковали. Но если разобрать главные претензии, становится ясно: критика часто била не по кино, а по собственным табу зрителей.
Возраст Алентовой: «58 — это не 44!»
Да, разница была. Но упрёк «видно, что пожилая женщина играет молодую» несправедлив. Алентова не играла «молодую». Она играла уставшую, затурканную жизнью женщину, в которой внезапно просыпается чувственность. Морщины и возраст здесь не недостаток, а преимущество. Они показывали, насколько глубоко было это погребение чувств.
Её героиня выглядела не как девочка, а как ухоженная, интересная дама, для которой 44 года — время кризиса и поиска, а не заката. Проблема была в том, что зрители хотели видеть условную «красотку», а не живого, сложного человека. Иначе, по их разумению, с чего бы такой красавец, которого воплотил Лобоцкий, вообще обратит внимание на Соню.
«Пошлые сцены для её лет»
А еще ведь были и откровенные сцены. И они нужны в этом фильме. Не для эротики, а для правды. Это была история о пробуждении плоти, которое невозможно показать одними взглядами. И здесь критики упустили техническую деталь, которую Алентова раскрыла позже: в двух самых откровенных кадрах (подъём с постели и рука на теле в сцене массажа) снималась дублёрша. Мировая практика, о которой тогда не говорили. Гнев был направлен на иллюзию, а не на работу актрисы над эмоциями, которые как раз были подлинными.
«Меньшов снял жену из-за кумовства»
Самый слабый аргумент, как по мне. Меньшов снимал не «жену», а свою актрису, ту, чью психологическую тонкость и диапазон он знал лучше всех. Достаточно вспомнить, что именно он раскрыл в Алентовой Катерину из «Москвы слезам не верит». Их творческий союз был инструментом, а не семейной услугой. И если уж на то пошло, Анатолий Лобоцкий в роли Андрэ был настолько обаятелен и убедителен, что его работа полностью оправдывала любой выбор партнёрши.
Личное измерение: почему, несмотря на всё, фильм цепляет
Здесь стоит перейти от общего к частному. К тому, почему эта картина, при всех её шероховатостях, остаётся с тобой.
С годами отношение к «Зависти богов» меняется. В юности может раздражать медлительность, кажется, что всё слишком «взросло» и сложно. Но потом, с опытом, начинаешь ловить другие ноты. Та самая сцена в электричке — не про страсть, а про волшебство. Про то, как два одиночества создают на краю света (в данном случае — в вагоне метро) свой хрупкий, совершенный мир. Это один из самых поэтичных кадров в отечественном кино о любви.
Фильм — не про измену. Хотя да, что тут отрицать, она есть. И да, она жила без этого, но вот взыграло «взыграло ретивое». Не без этого тоже. И все же, эта история не так проста. Она про выбор и смелость. Позволить себе чувствовать, когда общество, возраст и обстоятельства говорят «нельзя». История Сони — не о том, как она разрушила семью. Она о том, как она нашла себя и сохранила этот опыт, даже вернувшись в привычные рамки.
Поэтому сегодня, когда кино уже стало историей, а его главных создателей — режиссёра и главных героев — нет с нами, есть смысл посмотреть «Зависть богов» заново. Не как на провальный эксперимент Меньшова, а как на смелую и неудобную попытку рассказать о самом сложном — о позднем, запретном, но оттого не менее настоящем чувстве.
И увидеть в актрисе не «пожилую женщину не в своём амплуа», а ту, которая не побоялась быть неудобной и искренней. А это в искусстве дорогого стоит. И полюбоваться еще раз игрой тех, кто сделал фильм прекрасным — Анатолия Лобоцкого и Веры Алентовой.
Очень жаль двух прекрасных актеров. Будем помнить, а они будут жить в ролях…
