— Обещаю, всё будет хорошо, — шептала Анна, прижимая новорожденного сына к груди.
Февральский ветер швырял снег в окно такси. Дорога из роддома казалась бесконечной. Анна поймала своё отражение в стекле — осунувшееся лицо, запавшие глаза. За эти три дня она словно постарела.
Малыш заворочался, и она отогнула краешек одеяла. Крохотное личико спало безмятежно, не подозревая о том, что ждало их дома.
— Приехали, — сказал таксист. — Помочь с вещами?
— Справлюсь, спасибо.
Трёхмесячной давности радость от покупки этой квартиры в панельной многоэтажке испарилась. Теперь эти стены казались Анне чужими.
Она поднялась на четвёртый этаж и позвонила. Дверь открыл Михаил — с отстранённым взглядом.
— Привет, — бросил он, мельком глянув на свёрток. — Проходи.
Ни объятий, ни улыбки. Ни единого вопроса о самочувствии. Анна переступила порог, чувствуя, как воздух вокруг сгущается.
В квартире было стерильно чисто. На столе — пустая бутылка воды и нетронутый чай. Анна прошла в спальню и уложила сына на кроватку, подаренную её мамой.
— Как назовём? — спросила она, расстёгивая комбинезон малыша.
Михаил пожал плечами:
— Выбери сама.
— Может, Артём? Как твой дед?
— Делай как знаешь.
Анна заставила себя дышать ровно. Не плакать. Сыну нужна спокойная мать. Она переодела его, уложила спать. В доме стояла странная атмосфера оцепенения.
К вечеру пустота внутри стала невыносимой. Михаил сидел с наушниками за компьютером. Анна кормила, пеленала, грела воду — всё словно в изоляции. Попытки заговорить разбивались о стену равнодушия.
В девять Михаил молча разогрел себе пиццу и ел, не отрываясь от экрана. Анна укачивала сына, глотая слёзы.
К полуночи она решилась. Сердце колотилось, заглушая все звуки.
— Миша, нам нужно поговорить.
Он снял наушники:
— О чём?
— О нас. О том, что происходит. Ты весь день не смотришь на меня, не берёшь сына на руки…
— А что должно происходить? Ты родила. Поздравляю.
— Миша, скажи, что с нами? Ты меня больше не любишь?
Вопрос повис в воздухе. Михаил захлопнул ноутбук и встал.
— Я не хотел этой жизни, — произнёс он тихо. — Не хотел ребёнка. Ты всё решила сама. Я вам не нужен.
Он прошёл в спальню, собрал вещи в спортивную сумку. Анна стояла, не в силах двинуться.
— Я вернусь за остальным, — бросил он, застёгивая куртку.
— Куда ты?
— Неважно. Вам я не нужен.
Дверь закрылась. Анна осталась одна. За окном мела метель. Она дошла до кроватки, где спал сын. Слёзы капали на одеяло.
— Мы справимся, — прошептала она. — Обещаю.
Спустя месяц Анна стояла перед родительским домом в деревне. Деревянное крыльцо скрипнуло под её ногами.
— Боже, какая худая, — всплеснула руками Лариса Петровна. — Давай малыша! А вещи отец занесёт.
Артём, названный вопреки всему, спал в переноске. Анна передала его маме и оглянулась на заснеженный двор. Родная деревня теперь казалась единственным спасением.
Отец молча забрал чемоданы. Его руки были красноречивее любых слов утешения.
— Спасибо, папа.
— Дома поговорим, — кивнул Николай Иванович.
В доме пахло свежим хлебом. Вещи Анны разместили в её бывшей комнате, для Артёма дед сколотил кроватку.
Вечер прошёл в хлопотах. Мать суетилась вокруг внука, отец топил печь. Анна сидела за столом, машинально помешивая чай, чувствуя странное онемение внутри.
— Не думай сейчас ни о чём, — сказала вечером мать. — Утро вечера мудренее.
Но сон не шёл. Анна лежала, прислушиваясь к дыханию сына. Старый дом поскрипывал половицами. За окном падал снег, лунный свет пробивался сквозь занавески.
Утро принесло петушиные крики и запах парного молока. Жизнь здесь текла своим чередом.
— Подержи его, — попросила мать. — Я корову подою.
Анна села на крыльцо с Артёмом. Воздух пах весной, хоть до неё было ещё далеко. Малыш открыл глаза — зелёные, как у неё — и впервые улыбнулся. Что-то внутри Анны дрогнуло.
Дни складывались в недели, недели — в месяцы. Анна погрузилась в деревенскую жизнь: утренняя дойка, огород, готовка.
Между делом кормила сына, меняла пелёнки, пела колыбельные. Ночью ей снился Михаил, и она плакала. Но с рассветом, видя улыбку сына, боль отступала.
К году Артём пробовал ходить, держась за её пальцы. К двум — носился по двору, распугивая кур. Дед вырезал ему деревянный трактор — любимую игрушку мальчика.
Летними вечерами они сидели на веранде. Бабушка читала сказки, дед ел ягоды, Артём засыпал на маминых коленях. По радио играли старые песни, мать подпевала, вспоминая молодость.
— Помнишь, как ты в пять лет на яблоню залезла? — улыбалась она. — Тёма такой же.
Анна улыбалась в ответ. Её сын рос счастливым — ловил бабочек, строил замки из песка, бегал босиком по траве. Его детство было наполнено простыми радостями.
Когда Артёму исполнилось четыре, он заболел. Температура держалась три дня. Анна не отходила от кроватки, прикладывала компрессы, поила отварами. В бреду мальчик звал маму, и она держала его за руку, шептала сказки.
На четвёртую ночь температура спала. Артём крепко уснул, а Анна продолжала сидеть рядом.
И тут она осознала — она справилась. Без Михаила. Она растила сына, боролась за его здоровье, дала ему всё, что могла.
В ту ночь Анна поняла, что стала сильнее, чем думала.
В семь лет Артём пошёл в школу. Сентябрьским утром они шли на линейку — он с букетом георгин с бабушкиной клумбы, она в простой куртке, но с сияющими глазами.
Боль ушла, уступив место спокойной уверенности в завтрашнем дне.
Июльское солнце заливало деревенский двор. Анна развешивала бельё, наблюдая, как двенадцатилетний Артём помогает деду чинить крышу. Мальчик вырос высоким, с русыми волосами и её зелёными глазами.
От Михаила — только упрямый подбородок.
— Мам, я закончил! Можно на речку?
— Иди. К обеду возвращайся, бабушка пельмени готовит.
Артём умчался. Анна поправила выбившуюся прядь. Пять лет на почте научили её ценить свободные выходные.
Вечером, в прохладе, она сидела под яблоней, проверяя счета. Жизнь наладилась, но привычка контролировать каждый рубль осталась.
— Анька! — окликнула соседка. — Загляни на чай. Сын из города приехал.
— Спасибо, попозже зайду.
— Жалко, что Аннушке тогда так досталось от Михаила… А теперь гляди, как расцвела! И Тёмка — золотой мальчик…
Слова долетели до Анны, всколыхнув воспоминания — захлопнувшаяся дверь, разбитые надежды.
К ужину вернулся сын — загорелый, с веснушками на носу. Все сели за стол. Картошка с укропом, малосольные огурцы — простая еда казалась вкуснее городских деликатесов.
Анна смотрела на сына. Пять лет в школе, отличник, гордость семьи.
Когда она видела, как дед учит его мастерить, как бабушка читает с ним, ей казалось — всё сложилось правильно.
Сумерки опустились на деревню. За окном мерцали светлячки. Артём помогал убрать со стола, рассказывая о пойманном карасе. Николай Иванович ел любимые ягоды в саду. Обычный летний вечер.
И вдруг Артём замер. Его взгляд стал задумчивым.
— Мама, я хотел спросить…
— Да?
— Мама, а правда, что мой папа бросил тебя, когда я родился?
Вопрос прозвучал тихо, но словно разрезал вечер. Лариса Петровна вышла во двор. Это был разговор матери и сына.
Анна вдохнула. Она знала, что этот день настанет. Двенадцать лет готовила ответ, но все слова исчезли.
— Пойдём на крыльцо.
Они сели на ступеньки. Воздух напоённый звуками сверчков, пах скошенной травой.
— Где ты это услышал?
— Сегодня соседка говорила. Я случайно.
Анна коснулась его щеки.
— Да, — сказала она просто. — Твой отец ушёл, когда тебе было несколько дней.
Она рассказала всё, как было — без злости, без обвинений.
— Он не был готов. Испугался. Я не виню его сейчас. Но тогда было больно.
— Ты никогда не жалела? Что я родился?
— Никогда. Ни секунды. Ты — лучшее, что случилось в моей жизни.
Артём молчал. В темноте Анна не видела его лица.
— Значит, мне повезло, — сказал он. — У меня есть ты. И дед. И бабушка. Мне никто больше не нужен.
Его голос звучал почти по-взрослому. Анна обняла сына, и он прижался к ней.
Над ними раскинулось звёздное небо. Сверчки пели свою песню. В доме тихо напевала бабушка.
— Мама, — сказал Артём, — ты самая сильная. Я хочу быть как ты.
Анна улыбнулась, смахнув слезу. Двенадцать лет она боялась этого разговора. Двенадцать лет страшилась увидеть обвинение в глазах сына.
А теперь всё стало просто.
— Знаешь, я никогда не была так счастлива, как сейчас. С тобой.
И это была чистая правда.
