— Ты опять после восьми ешь? — Людмила Васильевна возникла на пороге кухни без стука и предупреждения. Тёмное платье с воротничком, волосы уложены волосок к волоску, в руках — неизменная сумка с гостинцами. Она всегда выглядела так, словно собиралась на важное совещание, даже если просто заходила к сыну на чай.
Со дня свадьбы прошло три месяца, а у свекрови уже были ключи от их квартиры. «На всякий случай, вдруг что случится», — объяснила она, и Николай радостно согласился, не спрашивая мнения жены.
Ирина вздрогнула, едва не выронив тарелку с творогом. Ложка звякнула о край тарелки.
— Людмила Васильевна! Вы напугали меня, — Ирина попыталась улыбнуться, но вышла скорее гримаса. — Мы не ждали вас сегодня.
— Я к сыну пришла, не к тебе, — отрезала свекровь, снимая пальто. Бросила взгляд на настенные часы. — Половина девятого! После шести не едят, дорогуша. Потолстеешь — Коленька разлюбит. Мужчины, они глазами любят, — свекровь открыла холодильник без спроса, как будто была у себя дома. — Да у вас тут пусто совсем! Я так и знала. Я тут курочки вам принесла. И супчик. Коленька любит с фрикадельками. Где он, кстати? Ещё не вернулся?
— На работе задержался, — Ирина поставила тарелку на стол. — А я вот только пришла с фитнеса, даже не успела поужинать.
— Фитнес, — фыркнула Людмила Васильевна. — Деньги на ветер. Вот раньше женщины не по фитнесам бегали, а хозяйством занимались. И фигуры были — загляденье. — Она начала вынимать контейнеры из сумки. — Я тут пирожков напекла, Коленька любит с капустой. И котлеток нажарила, пусть на работу берёт, а то в этих кафе только травятся.
— Спасибо, но я уже приготовила ужин, — Ирина кивнула на кастрюлю с овощным рагу, которое успела сделать до фитнеса. — Коля говорил, что хочет меньше мяса есть, для здоровья.
Людмила Васильевна замерла с контейнером в руках.
— Это? — она сняла крышку с кастрюли, поморщилась. — Какая-то трава… Разве это еда? Коленьке нужно мясо, он мужчина растущий. В детстве его не докормили — в садике вечно голодный был, я всё работала, некогда было проследить… Теперь вот наверстываем.
«В тридцать лет?» — хотела спросить Ирина, но прикусила язык. Не хватало ещё ссоры в первые месяцы брака.
Хлопнула входная дверь — вернулся Николай. Вошёл на кухню, усталый после рабочего дня, но увидев мать, словно преобразился — плечи расправились, глаза заблестели.
— Мама! — он просиял, как ребёнок на ёлке. — Ты чего не предупредила, что придёшь? Я бы пораньше вернулся!
— А что, нужно теперь предупреждать, чтобы сына навестить? — Людмила Васильевна всплеснула руками, изображая обиду. — Может, мне ещё записываться на приём нужно? Время согласовывать?
— Конечно нет, мамулечка, — Николай обнял мать, бережно, словно хрупкую вазу. — Ты всегда желанный гость. В любое время.
Ирина молча убрала свой творог в холодильник, чтобы не мешал. Семейная идиллия матери и сына не требовала её участия.
— Сейчас, мам, я только переоденусь, и поужинаем вместе, — Николай вышел из кухни, насвистывая что-то бодрое. Впервые за день он выглядел действительно счастливым.
— Ириш, ты не возражаешь, если я у вас переночую? — как бы между прочим спросила Людмила Васильевна, раскладывая свои гостинцы по тарелкам. — Поздно уже, на метро страшно, а такси нынче дорогое.
Ирина сжала кулаки под столом. Их первый свободный вечер за неделю, когда они могли бы провести время вдвоём…
— Конечно, Людмила Васильевна, — выдавила она улыбку. — Я как раз сегодня диван в гостиной застелила чистым.
— Ну вот и славно, — кивнула свекровь. Сняла крышку с кастрюли овощного рагу и демонстративно отставила её в сторону. — Коленька устал, ему надо нормально поесть. Мужчину ведь кормить надо правильно, а не всякой травой. Садись, я сама всё сделаю.
И Ирина села — на свою табуретку, в своей кухне, чувствуя себя гостьей в собственном доме.
Через полгода совместной жизни Ирина поняла — в их браке трое. И третья — не лишняя, а самая главная. Людмила Васильевна появлялась в их квартире минимум трижды в неделю. Она перемывала посуду, «потому что в раковине всё грязное». Она переставляла вещи, «чтобы было удобнее». Она меняла занавески, «потому что эти слишком тёмные». Она выбрасывала продукты из холодильника, «потому что срок годности вышел», хотя до конца срока оставалось ещё три дня.
Когда Ирина робко попыталась обсудить это с мужем, он лишь отмахнулся, даже не оторвав взгляд от телевизора:
— Она же заботится о нас! Ты должна быть благодарна. Многие мечтали бы о такой тёще. Моим коллегам жёны вечно жалуются, что свекрови детей не хотят сидеть, а моя мама сама предлагает помочь. Это же здорово!
— Но у нас ещё нет детей, — заметила Ирина. — А она всё равно тут. Каждый. Божий. День.
— Не преувеличивай, — фыркнул Николай. — Она помогает нам. Она для нас всё делает.
«А о такой свекрови?» — думала Ирина, но молчала. Она работала бухгалтером в небольшой компании, возвращалась домой уставшая. А там их ждал свежий ужин от Людмилы Васильевны и чистое бельё, выстиранное Людмилой Васильевной. И Николай, счастливый от маминого внимания.
Она должна была быть благодарной. Но с каждым днём ей всё больше казалось, что она — лишняя в собственном доме.
— Ир, ты что, ревнуешь? — спросил как-то Николай, когда Ирина в очередной раз отказалась от воскресного обеда у свекрови.
— Нет, — соврала Ирина. — Просто хотела побыть дома. Отдохнуть.
— От чего отдохнуть? — недоуменно спросил он. — От семьи?
В его понимании «семья» — это были они с матерью. Ирина же была… кем? Приложением? Дополнением? Обязанностью?
— Иди один, — сказала она. — У меня голова болит.
Он ушёл — без споров, без сожалений. А вечером вернулся с полным пакетом гостинцев от матери.
— Вот, мама передала. Пирожки, котлеты, компот… И таблетки от головы. Она говорит, у тебя мигрень, наверное, от компьютера. Ты меньше работай.
Таблетки от головы. Пирожки. Котлеты. А ещё — шпионский отчёт о состоянии здоровья невестки.
Ирина вдруг почувствовала себя героиней какого-то дурного водевиля.
— Коленька, я тебе деньги перевела, — Людмила Васильевна пила чай за их кухонным столом, размешивая сахар серебряной ложечкой, которую принесла из своего дома. «У вас, ребята, ложки все алюминиевые — это вредно для здоровья». Серебро убивает микробы, пояснила она тогда. И с тех пор приносила свою ложечку, будто боялась заразиться от посуды невестки. — Съезди в «М-Видео», купи себе новый телефон. Этот уже старый совсем, экран треснул. Нехорошо с таким ходить — ты же руководитель отдела, должен солидно выглядеть.
Николай поцеловал мать в щёку, как обычно.
— Спасибо, мамуль. Ты у меня самая заботливая.
Ирина подняла глаза от ноутбука. Последние полчаса она делала вид, что работает, чтобы не участвовать в разговоре. Но тут не выдержала:
— А у меня телефон тоже старый, — заметила она полушутя. — Уже второй год с ним хожу, камера еле работает. Может, и мне поможешь?
В кухне повисла тишина. Людмила Васильевна медленно поставила чашку на блюдце. На её лице появилось то самое выражение — «разговор с неразумным ребёнком».
— Я помогаю своему сыну, — отчеканила она. — У тебя есть родители. Пусть они тебе помогают.
— Мои родители в Калининграде, и у них сейчас не лучшие времена. Отца сократили, мама…
— Ирина! — перебил её Николай. — Не начинай, пожалуйста.
В его голосе звучало предупреждение. Ирина уже знала этот тон — «только не перед мамой». Перед мамой нельзя было спорить, жаловаться, показывать недовольство. Перед мамой Ирина должна была быть идеальной женой — благодарной за каждую крошку внимания, за каждую копейку помощи.
Она захлопнула ноутбук.
— Извините, мне нужно закончить отчёт, — сказала она, вставая из-за стола. — Пойду в комнату, чтобы вам не мешать.
Уходя, она услышала, как свекровь шепчет сыну: «Какая она обидчивая. В наше время жёны были покладистее…»
Вечером, когда Людмила Васильевна наконец ушла, прихватив с собой грязное бельё сына, «чтобы постирать как следует», Ирина вернулась к этому разговору. Николай развалился на диване с пультом от телевизора, бездумно щёлкая каналы.
— Почему она может вмешиваться в наши финансы? — спросила Ирина, садясь в кресло напротив. — Почему решает, кому и что покупать? Почему всё контролирует?
— Она просто помогает, — Николай выглядел раздражённым, даже не повернул головы в её сторону. — У неё пен# Мама передала, чтобы отныне ты все свои счета оплачивала сама — выпалил муж
— Что значит не дашь? Это и мои деньги тоже! — Ирина стояла посреди кухни, сжав кулаки до побелевших костяшек.
Николай сидел за столом, монотонно помешивая ложкой остывший чай. Его массивные плечи сутулились, словно пытались защитить от неизбежного скандала. Он не поднимал глаз.
— Нет, Ир. Мама передала, чтобы отныне ты все свои счета оплачивала сама, — выпалил он наконец. — У тебя есть работа. Пора научиться жить по средствам.
— По чьим средствам? — голос Ирины взвился до неузнаваемости. — По средствам твоей матери, которая считает каждую копейку в нашем бюджете? Которая указывает, что нам покупать, и куда нам ездить? Мы шесть лет женаты, а ты до сих пор на побегушках у мамочки!
Николай резко поднялся. Стул с грохотом отлетел к стене.
— Не смей так говорить о моей матери! Если бы не она, мы бы до сих пор снимали ту конуру на окраине! Это она помогла с первым взносом за квартиру.
— Который она нам напоминает при каждом удобном случае, — Ирина горько усмехнулась. — «Коленька, я тебе квартиру купила, а эта…» — она запнулась, проглотив остаток фразы.
За окном моросил мелкий осенний дождь. Панельные многоэтажки района Бутово тонули в сером мареве. Ирина отвернулась к окну, пряча навернувшиеся слезы. Шесть лет брака превращались в пепел на глазах.
В тот день, когда Ирина впервые увидела Людмилу Васильевну, мать Николая, она поняла — легко не будет. Статная женщина с идеально уложенной сединой оглядела её с ног до головы. Узкие губы скривились в подобии улыбки.
— Так вот ты какая, — протянула она, — наша невеста.
— Здравствуйте, — Ирина протянула коробку с тортом. — Очень рада познакомиться.
— Нам торты нельзя. У Коленьки с детства слабый желудок, — отрезала Людмила Васильевна, но коробку взяла. — Проходи уж.
В тот вечер Ирина узнала, что Коленька не любит острое, жареное и молочное. Что ему нужно минимум десять часов сна. Что его отец умер от инфаркта, когда мальчику было пять, и с тех пор Людмила Васильевна посвятила жизнь сыну. «Я и мать, и отец для него», — гордо повторяла она.
Николай сидел рядом, краснея и бледнея, лишь изредка бросая на Ирину виноватые взгляды. Тогда это казалось даже милым — взрослый тридцатилетний мужчина, уважающий мать. Ирина выросла в семье, где родителей почти не видела — они вечно пропадали на работе. Тепло этих семейных уз тронуло её сердце.
Свадьбу сыграли скромную — «зачем деньги выбрасывать», настояла Людмила Васильевна. Медовый месяц провели в Сочи — «Коленьке нельзя далеко от дома, у него хрупкое здоровье». Квартиру выбирала тоже она — «на вторичном рынке, в хорошем районе, недалеко от моего дома».
Ирина не возражала. Она влюбилась в Николая с первого взгляда. Высокий, с открытой улыбкой и добрыми глазами, он казался надёжной пристанью в бурном море жизни. После череды неудачных отношений с «творческими натурами» Ирине хотелось стабильности. А то, что свекровь немного властная… у кого идеальные родственники?
— Ты опять после восьми ешь? — Людмила Васильевна возникла на пороге кухни без стука и предупреждения. Со дня свадьбы прошло три месяца, а у свекрови уже были ключи от их квартиры. «На всякий случай, вдруг что случится», — объяснила она.
Ирина вздрогнула, едва не выронив тарелку с творогом.
— Людмила Васильевна! Вы напугали меня.
— После шести не едят, дорогуша. Потолстеешь — Коленька разлюбит. Мужчины, они глазами любят, — свекровь открыла холодильник. — Я тут курочки вам принесла. И супчик. Коленька любит с фрикадельками.
— Спасибо, но я уже приготовила ужин, — Ирина кивнула на кастрюлю с овощным рагу.
— Это? — Людмила Васильевна заглянула под крышку. — Какая-то трава… Коленьке нужно мясо, он мужчина растущий.
«В тридцать лет?» — хотела спросить Ирина, но прикусила язык.
— Мама! — Николай вошёл на кухню и просиял. — Ты чего не предупредила, что придёшь?
— А что, нужно теперь предупреждать, чтобы сына навестить? — Людмила Васильевна всплеснула руками.
— Конечно нет, мамулечка, — Николай обнял мать. — Ты всегда желанный гость.
Ирина молча убрала свой творог в холодильник.
Через полгода совместной жизни Ирина поняла — в их браке трое. Людмила Васильевна появлялась в их квартире минимум трижды в неделю. Она перемывала посуду, «потому что в раковине всё грязное». Она переставляла вещи, «чтобы было удобнее». Она меняла занавески, «потому что эти слишком тёмные».
Когда Ирина робко попыталась обсудить это с мужем, он лишь отмахнулся:
— Она же заботится о нас! Ты должна быть благодарна. Многие мечтали бы о такой тёще.
«А о такой свекрови?» — думала Ирина, но молчала. Она работала бухгалтером в небольшой компании, возвращалась домой уставшая. А там их ждал свежий ужин от Людмилы Васильевны и чистое бельё, выстиранное Людмилой Васильевной.
Она должна была быть благодарной. Но с каждым днём ей всё больше казалось, что она — лишняя в собственном доме.
— Коленька, я тебе деньги перевела, — Людмила Васильевна пила чай за их кухонным столом. — Съезди в «М-Видео», купи себе новый телефон. Этот уже старый совсем.
— Спасибо, мамуль, — Николай поцеловал мать в щёку.
Ирина подняла глаза от ноутбука.
— А у меня телефон тоже старый, — заметила она полушутя. — Может, и мне поможешь?
В кухне повисла тишина. Людмила Васильевна медленно поставила чашку.
— Я помогаю своему сыну, — отчеканила она. — У тебя есть родители. Пусть они тебе помогают.
— Мои родители в Калининграде, и у них…
— Ирина! — перебил её Николай. — Не начинай, пожалуйста.
Вечером, когда Людмила Васильевна ушла, Ирина вернулась к этому разговору.
— Почему она может вмешиваться в наши финансы? Почему решает, кому и что покупать?
— Она просто помогает, — Николай выглядел раздражённым. — У неё пенсия хорошая, накопления. А нам сейчас каждая копейка нужна, сама знаешь.
— Знаю. Потому и спрашиваю, почему телефон тебе, а не мне? Мой вообще еле работает.
— Ты что, ревнуешь? — Николай усмехнулся. — Мама всегда помогала мне. И будет помогать. Если тебя это не устраивает…
Он не закончил фразу. Не нужно было.
Год за годом, капля за каплей. Ирина научилась жить в тени Людмилы Васильевны. Научилась улыбаться в ответ на колкости. Научилась благодарить за непрошеную помощь.
Она продвинулась по карьерной лестнице, стала заместителем главного бухгалтера. Её зарплата теперь составляла почти половину семейного бюджета. Но решения по-прежнему принимал Николай. Вернее, Людмила Васильевна через Николая.
Отпуск? Только в Анапу, Коленьке нельзя далеко от дома. Ремонт? Обои выбирает Людмила Васильевна, у неё вкус лучше. Новый диван? Нет, пока поживём со старым, деньги нужно копить.
Копить на что? Ирина не знала. Их общие накопления хранились на счету Николая. «Так надёжнее», — объяснял он.
— Я хочу ребёнка, — сказала Ирина в их пятую годовщину свадьбы.
Они сидели в ресторане — редкий случай, когда выбрались вдвоём. Обычно на семейные праздники Людмила Васильевна готовила у них дома.
Николай поперхнулся вином.
— Сейчас? Но мы же говорили — после того, как квартиру выплатим.
— Коля, мне уже тридцать три. Ещё пять лет ипотеки. Потом ты скажешь — давай машину сначала купим. Потом ещё что-то. А потом будет поздно.
— Мама говорит…
— При чём тут твоя мама? — Ирина повысила голос, несколько посетителей обернулись. — Это наша семья. Наше решение.
— Ирина, — Николай понизил голос до шёпота, — ты же знаешь, сейчас не лучшее время. Кризис, сокращения. Вдруг тебя уволят? На что мы будем жить с ребёнком?
— У тебя есть работа. У меня есть работа. У нас есть накопления.
— Которых едва хватит на год, если что-то случится! — он раздражённо отодвинул тарелку. — Давай не будем портить вечер.
Ирина смотрела на мужа и не узнавала его. Где тот открытый парень, в которого она влюбилась? Когда он превратился в копию своей матери — осторожную, скупую на чувства, вечно ожидающую худшего?
— Ты что, с ума сошла? — Николай держал в руках распечатку с банковского счёта. — Двадцать тысяч на какую-то косметику?
Ирина спокойно продолжила разбирать пакеты с продуктами.
— Это не «какая-то косметика». Это хороший уход для лица и тела. Ты хочешь, чтобы я выглядела привлекательно, нет?
— Но не за такие деньги! У нас ипотека, кредит за машину…
— У меня выросла зарплата, если ты не заметил, — Ирина выложила овощи в холодильник. — Я могу себе позволить.
— Мы должны откладывать деньги!
— На что, Коля? На чёрный день, который всё никак не наступит? На старость, до которой ещё тридцать лет? А жить когда?
Николай сжал кулаки.
— Ты стала такой расточительной. Мама говорит…
— Конечно! Мама говорит! — Ирина с грохотом захлопнула дверцу холодильника. — Может, тебе вообще к ней переехать? Будете вдвоём экономить на всём и копить деньги до скончания века!
— Не говори так о моей матери! Она…
— Она контролирует каждый наш шаг! Каждый рубль! Каждое решение! А ты ей потакаешь!
Они стояли посреди кухни, тяжело дыша. Шесть лет брака, а они до сих пор не научились разговаривать, не срываясь на крик.
— Ты изменилась, — наконец произнёс Николай.
— Нет, Коля. Это ты не изменился. Всё такой же маменькин сынок, не способный принять собственное решение.
Он молча вышел из кухни. Хлопнула входная дверь. Ирина знала — он поехал к матери. Как всегда.
Следующий месяц они почти не разговаривали. Николай задерживался на работе, Ирина — на фитнесе. Они разминулись, как поезда на параллельных путях.
А потом пришёл счёт за квартиру. Обычно этим занимался Николай — аккуратно оплачивал всё до копейки. Но на этот раз квитанция просто лежала на столе.
— Коль, ты забыл про квартплату, — напомнила Ирина за ужином.
— Нет, — он не поднял глаз от тарелки. — Мама передала, чтобы отныне ты все свои счета оплачивала сама. У тебя есть работа. Пора научиться жить по средствам.
И вот они стоят на кухне. Ирина — с потемневшими от гнева глазами. Николай — с перевёрнутым стулом у стены.
— Значит так, — Ирина говорила тихо, но каждое слово звенело, как натянутая струна. — Раз я должна оплачивать свои счета, я буду сама решать, как тратить свои деньги. Без оглядки на тебя и твою мать.
— Ирина…
— Нет, ты послушай. Шесть лет я терпела её контроль. Шесть лет я пыталась быть хорошей невесткой, хорошей женой. А в ответ — что? «Твои счета оплачивай сама»? Прекрасно. Отлично! Только теперь я буду жить так, как хочу я. И если тебя или твою мать это не устраивает — скатертью дорога.
Николай смотрел на неё с изумлением. Он никогда не видел жену такой — решительной, с горящими глазами, без тени сомнения в голосе.
— Ты не понимаешь, — начал он. — Мама просто беспокоится о нашем будущем…
— Нет, это ты не понимаешь, — перебила Ирина. — У нас с тобой нет будущего, пока между нами стоит твоя мать. Я больше не буду молчать. Либо мы начинаем жить своей жизнью — ты, я, и наши решения. Либо… — она не закончила фразу.
Николай опустил голову.
— Я поговорю с мамой.
— Нет! — Ирина ударила ладонью по столу. — Ты не будешь говорить с мамой. Ты будешь говорить со мной. Решать со мной. Жить со мной. Хватит бегать к ней за советами. Пора стать мужчиной, Коля. Мужем.
Он поднял на неё потерянный взгляд.
— Я не знаю, как.
В этой фразе было всё — и признание, и отчаяние, и шесть лет несамостоятельности.
— Тогда научись, — твёрдо сказала Ирина. — Или я ухожу.
Квартира на Воронцовской улице была меньше их общей, но зато полностью её. Ирина разложила последние книги на полке и оглядела новое жилище. Съёмная «однушка» в старом доме, без евроремонта, зато в центре. И главное — без Людмилы Васильевны за стеной.
Она не планировала уходить так скоро. Дала Николаю месяц — тридцать дней, чтобы доказать, что он может быть мужем, а не сыном. Он пытался. Боже, как он пытался!
Отказался от маминых обедов. Сам составил список продуктов, впервые за шесть лет. Даже предложил вместе выбрать новую люстру в гостиную.
А потом Людмила Васильевна попала в больницу с гипертоническим кризом. И Николай сорвался. Обвинил Ирину в чёрствости («Моя мать в больнице, а ты о какой-то люстре!»). Переехал на неделю к матери, чтобы «ухаживать» за ней. Вернулся — и снова начал советоваться с ней по каждому вопросу.
В тот день, когда Ирина сказала, что съезжает, он даже не пытался её остановить. Словно ждал этого. Словно уже смирился.
— Я могу забрать только свои вещи? — спросила она, пакуя чемоданы.
— Бери что хочешь, — безразлично ответил он. — Мне всё равно.
Но ей больше ничего не было нужно. Шесть лет жизни нельзя упаковать в чемодан. И нельзя забрать с собой.
Телефон зазвонил, выдернув её из воспоминаний. Мать Николая. Ирина сбросила вызов. Через минуту пришло сообщение:
«Что же ты наделала, девочка? Разбила семью из-за гордыни. Коленька места себе не находит. Вернись, пока не поздно».
Ирина усмехнулась. Даже сейчас Людмила Васильевна не могла смириться с потерей контроля. Даже сейчас пыталась манипулировать.
«Передайте Коленьке, — напечатала она в ответ, — что отныне все свои проблемы он может решать сам».
И впервые за много лет она почувствовала лёгкость. Впереди была неизвестность, но это была её неизвестность. Её выбор. Её жизнь.
Ирина подошла к окну. Москва шумела внизу — огромный город, полный возможностей. В тридцать четыре всё только начинается. Даже если приходится начинать заново.
