Марина проснулась от резкой трели телефона. Сквозь сон она увидела, как Алексей схватил трубку, а на экране высветилось время — 23:40. В комнате стояла тишина, нарушаемая только тревожным голосом из динамика.
— Лёша! Срочно приезжай! — голос Раисы Семёновны звучал на грани истерики. — Мне нужна твоя немедленная помощь. Это вопрос жизни и с мер ти!
Алексей вскочил с кровати, натягивая джинсы прямо поверх пижамных штанов. Марина тоже поднялась, сердце колотилось от страха.
— Что случилось? — спросила она, но муж только махнул рукой.
— Потом объясню, одевайся быстрее!
Они мчались через весь ночной город. Алексей вцепился в руль, Марина нервно теребила ремень безопасности. В голове проносились страшные картины: ин фаркт, падение, пере лом… Раисе Семёновне было шестьдесят восемь, всякое могло случиться.
Влетев в знакомый двор частного сектора, они увидели свет в окнах. Алексей не стал запирать машину, рванул к крыльцу. Марина бежала следом, придерживая сумку с документами — на всякий случай захватила.
Дверь была не заперта. Они ворвались в прихожую, потом в гостиную. Раиса Семёновна сидела у швейного стола в халате, совершенно спокойная, даже умиротворённая. Рядом стояла чашка чая.
— Мама! — выдохнул Алексей. — Ты в порядке? Что случилось?
Раиса Семёновна подняла на них взгляд, словно удивляясь их взволнованности.
— У моей машинки нитка запуталась, — сообщила она деловито. — Я не могу такое оставить до утра. Исправьте и можете ехать обратно.
Марина почувствовала, как кровь прилила к лицу. Она открыла рот, но слова застряли в горле.
Алексей был младшим из трёх детей в семье. Его старший брат Виктор уехал в Москву ещё десять лет назад, устроился там программистом и приезжал только на майские праздники. Сестра Ольга жила в соседней области с мужем-во ен ным, у них росли двое детей, и визиты к матери случались не чаще двух раз в год.
Раиса Семёновна овдовела пять лет назад. После с мер ти мужа её характер, и без того непростой, стал просто невыносимым. Она превратилась в домашнего тирана, требующего постоянного внимания. И поскольку старшие дети были далеко, весь груз её требований лёг на плечи младшего сына.
Алексей никогда не умел говорить «нет». С детства мать приучила его к мысли, что он — её опора, её надежда.
«Лёшенька, ты же мой самый надёжный», — говорила она, и он таял от этих слов. Теперь, в свои тридцать два, он продолжал бежать по первому зову, бросая все дела.
Марину Раиса Семёновна невзлюбила с первого взгляда. Когда Алексей привёл девушку знакомиться четыре года назад, мать окинула её оценивающим взглядом и процедила: «Худенькая какая-то. Наверное, готовить не умеет».
С тех пор началось негласное соревнование. Если Марина пекла яблочный пирог к воскресенью, Раиса Семёновна тут же доставала свой «фирменный» рецепт шарлотки и заставляла сына пробовать оба, спрашивая: «Ну что, чей вкуснее?» Алексей дипломатично отвечал, что оба хороши, но мать качала головой: «Эх, Лёша, ты просто не хочешь её обидеть».
Критика сыпалась постоянно. «Она ещё зелёная, опыта у неё нет, не то что я», — говорила Раиса Семёновна подругам по телефону, специально повышая голос, чтобы Марина слышала из соседней комнаты. «Вот я в её возрасте уже троих детей растила и дом на себе тащила!»
Выходные превратились в кошмар. Каждую субботу утром раздавался звонок.
— Лёша, приезжайте, нужно картошку окучить.
— Лёша, забор покосился, срочно чините.
— Лёша, я хочу переставить мебель в спальне.
Однажды телефон зазвонил в пять утра воскресенья. Марина сонно потянулась к трубке, но Алексей опередил её.
— Мне срочно нужно переставить сервант, — заявила Раиса Семёновна без всякого приветствия. — Я уже час не сплю, думаю об этом.
— Мама, сейчас пять утра…
— Ну и что? Я же не сплю! Приезжайте, пока прохладно, потом жарко будет.
И они поехали. Марина сидела в машине, глядя на розовеющее небо, и думала о том, что могла бы сейчас спать в своей постели. Но Алексей уже завёл мотор, бормоча что-то про долг сына.
В один из августовских дней Марина была на работе, когда Алексей позвонил в панике.
— Маму увезли на скорой! Гипертонический криз!
Они встретились в приёмном покое городской больницы. Раиса Семёновна лежала на каталке, бледная, с закрытыми глазами. Врач сказал, что состояние стабильное, но требуется наблюдение.
— Я переведу её в частную клинику, — заявил Алексей.
— Алёша, у нас нет таких денег, — прошептала Марина. — Мы копили на ремонт…
— Это моя мама! — отрезал он. — Я обязан помочь. Государственная больница — это ужас, ты же знаешь.
Марина промолчала. Она знала, что спорить бесполезно.
Раису Семёновну выписали через неделю. Врач сказал, что опасность миновала, нужен только покой и регулярный приём лекарств. Алексей встречал мать у входа в клинику с букетом белых хризантем — её любимых.
— Мам, мы с Мариной решили — переезжаем к тебе на месяц. Тебе нужен уход.
Марина стояла рядом, сжимая ручку сумки. Никакого «мы решили» не было. Вчера вечером Алексей просто поставил её перед фактом: собирай вещи, завтра переезжаем.
Через три дня стало ясно, что никакой уход Раисе Семёновне не нужен. Она бодро вставала в шесть утра, варила себе овсянку и начинала командовать.
— Марина, пол на кухне грязный. Помой.
— Марина, бельё надо перегладить, ты складываешь неправильно.
— Марина, суп пересолен. Переделай.
Марина приходила с работы в девять вечера, уставшая после совещаний и отчётов. На кухонном столе её ждал листок, исписанный убористым почерком свекрови. «Помыть окна в гостиной. Протереть пыль с антресолей. Перебрать крупы в шкафу».
Алексей приезжал ещё позже, целовал мать в щёку и шёл смотреть телевизор. На робкие попытки Марины поговорить отмахивался:
— Потерпи, ей правда тяжело.
На четвёртую неделю Марина мыла посуду после ужина. Раиса Семёновна сидела в кресле и комментировала:
— Тарелки три раза ополаскивай. И губку чаще меняй, от твоей уже запах.
Марина уронила тарелку в раковину. Брызги долетели до фартука. Она смотрела на мыльную воду и думала: «Я стала прислугой в собственном браке». Эта мысль пришла внезапно и оглушила своей правдивостью.
Утром Марина начала складывать вещи в спортивную сумку. Раиса Семёновна стояла в дверях спальни, опираясь на косяк. На ней был халат в мелкий цветочек, волосы собраны в тугой пучок.
— Сбегаешь? — усмехнулась она, разглядывая невестку через очки в золотой оправе.
— Возвращаюсь домой.
Из ванной вышел Алексей, вытирая мокрые волосы. Полотенце висело на плечах, майка местами промокла. На щеке остался след от пены для бритья.
— Мар, ты чего? Мы же договорились…
— Я возвращаюсь домой. Хочешь — оставайся с мамой.
Она резко застегнула молнию на сумке. Алексей растерянно переводил взгляд с жены на мать.
— Пусть едет, — Раиса Семёновна махнула рукой. — Нам и вдвоём хорошо. Правда, сынок?
Через три дня Алексей вернулся. Марина резала морковь для супа, когда услышала, как повернулся ключ в замке. Он прошёл на кухню и сел за стол, уставившись на солонку.
— Мама справится и без меня.
Неделю они жили как соседи — каждый грел себе ужин в микроволновке, молча чистил зубы в ванной, старался не пересекаться в коридоре. Потом субботним утром за завтраком Алексей отложил телефон. На экране висел сайт с объявлениями о недвижимости.
— Мы должны перевезти маму в город. Ей тут будет лучше. А её дом пусть останется как дача.
Марина перестала намазывать масло на хлеб.
— А жить она будет где?
— Надо купить ей квартиру. Она согласна переехать.
Алексей поехал к матери в субботу после обеда. Вернулся через два часа — воротник рубашки расстёгнут, лицо красное, будто пробежал марафон. Ключи бросил на тумбочку.
— Она сказала, что дом — память об отце. Продавать не будет.
— Логично, — Марина перелистнула страницу журнала, не поднимая глаз.
— Но в городскую квартиру переедет. Сказала: «Купи мне жильё. Я знаю, у вас деньги есть».
Алексей сел напротив Марины на табурет, который скрипнул под его весом. Взял её руку — ладонь была влажной и горячей:
— Оформи ипотеку на себя. У тебя зарплата выше, одобрят быстрее.
Марина сидела на кухне в полной тишине. Алексей предложил ей подумать над предложением и ушёл спать. Она смотрела на чашку чая, и вдруг всё встало на свои места — как разрозненные кусочки пазла, которые наконец сложились в единую картину.
Десять лет. Десять лет она не видела моря. Последний отпуск был на их свадьбе — три дня в Сочи, и то урезанные, потому что «мама плохо себя чувствует, надо вернуться». С тех пор — ни одной поездки. Каждое лето одно и то же: «Мам, в этом году никак, у свекрови давление скачет». «Подруга, прости, не могу с вами в Турцию, семейные обстоятельства».
А что получала взамен? Марина закрыла глаза, и перед ней пронеслись годы унижений. «Ты готовишь как попало». «В моё время женщины умели за мужьями ухаживать». «Вот Светка, жена младшего — та да, хозяйка». И Алексей молчал. Всегда молчал.
Сколько денег ушло на эту женщину? Лекарства — по пять тысяч в месяц минимум. Продукты — она ведь покупала только в дорогих магазинах, «обычные мне не подходят». Подарки на дни рождения, которые никогда не нравились. «Опять не угадила», — фыркала свекровь, принимая очередной дорогой шарф или сумку.
И вот теперь — апофеоз. Ипотека на двадцать лет. Половину зарплаты отдавать банку, чтобы купить квартиру женщине, которая при каждой встрече даёт понять: ты здесь чужая, ты недостойна моего сына, ты вообще ошибка.
«Я больше так жить не буду», — эта мысль пришла внезапно и оказалась такой ясной, такой правильной, что Марина даже удивилась. Не истерика, не слёзы — просто спокойное, твёрдое решение. Хватит. Достаточно. Она имеет право на собственную жизнь.
Утром Алексей вёл себя так, будто вчерашнего разговора не было. Налил кофе, включил новости, начал рассуждать о курсе доллара. Марина молча собиралась на работу.
— Ты подумала? — спросил он, когда она уже стояла в прихожей.
— О чём?
— Об ипотеке, конечно. Я присмотрел несколько вариантов. Есть двушка рядом с мамой, как раз в нашем ценовом диапазоне.
— Алексей, я не буду брать ипотеку для твоей матери.
— Марина, мы же это обсудили…
— Нет, это ты решил. А я говорю — нет.
Его лицо начало краснеть — верный признак надвигающейся бури.
— То есть как это — нет? Это моя мать! Она меня вырастила!
— И я не обязана за это расплачиваться всю оставшуюся жизнь.
— Если ты не готова помогать моей семье, тогда какая из тебя жена? Может, нам вообще стоит развестись?
Марина посмотрела на него — взъерошенного, злого, такого привычно уверенного в своей правоте. И вдруг поняла, что он ей чужой. Когда это произошло? Когда любимый человек превратился в тирана, который умеет только требовать?
— Хорошо, — спокойно сказала она. — Тогда я подам сама.
— Что? — Алексей опешил.
— На развод. Я подам на развод. И прошу тебя съехать из моей квартиры.
— Из ТВОЕЙ квартиры?
— Да, Алексей. Квартира записана на меня, она была куплена до брака на деньги от продажи бабушкиной дачи. Ты это прекрасно знаешь.
Прошло три недели. Алексей съехал через два дня после того разговора, хлопнув дверью и пообещав, что она «ещё пожалеет». Марина поменяла замки.
Сейчас она сидела на своей кухне — именно своей, полностью своей — и пила чай с лимоном. За окном зажигались вечерние огни города. В квартире было тихо. Удивительно тихо и спокойно.
Она думала, что будет тяжело. Что будет больно, одиноко, страшно. Но вместо этого пришло невероятное ощущение свободы. Как будто сняли тяжёлый рюкзак, который она тащила столько лет, что забыла, каково это — идти налегке.
Завтра суббота. Можно поспать допоздна. Можно поехать к подруге. Можно вообще никуда не ехать, а весь день читать книгу в постели. Никто не будет требовать обед к определённому часу. Никто не будет звонить и спрашивать, купила ли она лекарства для свекрови.
На следующей неделе она взяла отпуск. Первый за три года. Уже куплены билеты в Барселону — она всегда мечтала увидеть творения Гауди.
«Жизнь только начинается», — подумала Марина, делая ещё один глоток чая. — «И начинается правильно».
