В конце восемнадцатого века в России случалось иногда, что под венец шли по собственному желанию. Правда, чаще всего таким союзам способствовало… равенство.
Если две уважаемые семьи с примерно одинаковым положением в обществе и хорошим доходом вдруг обнаруживали симпатию среди своих детей – так чего же чинить препоны? Радовались и закатывали пир. Другое дело, если жених или невеста заметно «отставали» от своих избранников.
В 1788 году «нашла коса на камень» в знаменитом семействе князей Дашковых. Любимый отпрыск княгини Екатерины Романовны (одной из ближайших приятельниц императрицы Екатерины II) вздумал обвенчаться с купеческой дочкой, Анной Алфёровой.
Матушкин запрет ничего не дал – молодожён гордо объявил, что готов поступиться положением в свете. Общество с любопытством следило за развитием событий, и многие тайно аплодировали князю Павлу за смелость.
И вот в похожем положении оказался сын князей Волконских, Дмитрий Михайлович. Он был прекрасно образован, обходителен, располагал нужными связями для продвижения по службе – словом, родители верили в его прекрасное будущее.
Для блистательной карьеры не помешал бы успешный брак. Мать-княгиня составляла списки возможных невест. И вдруг как гром среди ясного неба: Дмитрий Михайлович влюблён. В какую-то Марфу Зыбину!
Нужно сказать, что фамилия была не самой простой. Считалось, что Зыбины вели свою родословную от прусского дворянина, который ещё в четырнадцатом веке поселился в Великом Новгороде. Были в этом семействе воеводы и царские стольники, стряпчие и тульский городской голова. Но это в прошлом.
В XVIII веке ничем особенным Зыбины не прославились, богатством похвастать не могли, и даже дочь Марфу Никитичну отправили к родственникам «для присмотра». На самом деле, чтобы девушка получила лучшее воспитание и образование, чем то, на которое она могла рассчитывать дома.
Матушкин запрет на женитьбу звучал сурово:
«Нет тебе моего благословения на этот брак! Пока жива, и слышать об этом не хочу! Прокляну, если женишься!»
Дмитрий Михайлович уныло согласился. Капиталы были в руках у княгини, и пойти на прямую конфронтацию с ней он не решился. На стороне Марьи Михайловны были все — и многочисленная родня среди Волконских, и тетушки-дядюшки из числа Римских-Корсаковых.
Но в начале осени 1786 году мать влюблённого князя ушла в иной мир. Выждав несколько месяцев, Дмитрий Волконский поспешил к своей Марфе. Теперь между ними не было преград! В спешке, чтобы никто не вздумал помешать, сыграли свадьбу. Бедная дворянка Зыбина, двадцати двух лет, отныне звалась княгиней Волконской, и была принимаема в лучших московских домах.
Да вот только счастье в её собственный дом так и не постучалось. Считанные недели потребовались, чтобы выяснить, как они различны друг с другом: Марфа и Дмитрий. Нежная невеста превратилась в прижимистую и всегда недовольную жену, куда больше заинтересованную в том, как вести хозяйство, нежели в том, какую книгу читает её супруг.
Вдобавок ко всему, дети у четы Волконских не задерживались на свете. Словно матушкин запрет продолжал действовать! Отпрыски рождались, но года не проходило, чтобы не везли дитя на погост. Только трое – дочь Зинаида и сыновья Вячеслав и Модест – достигли взрослого возраста. Но они потомков не оставили.
Пропасть между супругами ширилась, а мостик так и не был воздвигнут. Князь Дмитрий признавал, что сделал неверный выбор, да только уже было поздно. В 1813 году он умер и был погребен в Москве, возле Новодевичьего монастыря. А тремя годами позже к нему присоединилась и Марфа Никитична, урожденная Зыбина.
«Надо было слушать княгиню Марью Михайловну!» — шептались родственники. Они-то были полностью уверены, что союз оказался неудачным, потому что на него когда-то наложили такой категоричный запрет.
