Из очаровательной питерской причудницы-мажорки вышла дельная и неравнодушная женщина-врач, уважающая людей, а не считающая их зрителями своего извечного моноспектакля.
Итак, шикарный тандем Людмилы Касаткиной и Павла Кадочникова. Они уже встречались в «Укротительнице тигров» (1954), и потому великая Надежда Кошеверова (она могла снять одну «Золушку» (1947) и тем войти в историю кино),…
…так вот режиссёр Кошеверова решила повторить свой успех с тем полюбившимся дуэтом. Фильм, увы, не сделался событием номер один, хотя, он мило смотрится и поныне.
Правда, он требует некоторой «расшифровки», как многое из того, что кануло в Лету вместе с советскими нормами бытия. В те годы у выпускников была целая проблема с распределением.
Имею в виду, что мало, кто хотел ехать в Среднюю Азию или на Чукотку. В фельетонах живописалось, как некие стиляжки бегут от трудностей.
На деле всё было сложнее – молодые люди, по сути не такие уж и взрослые, должны были оставить свой дом, родителей, привычную среду обитания и вливаться в чужой социум, зачастую не такой уж благожелательный.
Да и климат мог не подойти — чисто по состоянию здоровья.
Мало, кому везло, как моей маме – она после МИСИ была «заброшена» в Таллин, где к ней относились великолепно, как эстонцы (чей язык она выучила на уровне болтовни), так и русские, белорусы и карелы, что работали с ней в Таллинском порту.
В те годы наша страна активно развивала территории и строила объекты – на фоне этого родился так называемый «суровый стиль», прославляющий романтику жёстких будней.
Нелишне отметить, что многие специалисты в глубинке получали свою жилплощадь и росли в карьерном отношении быстрее, чем оставшиеся в крупных городах.
То есть у этой медали – две стороны. Для кого-то распределение становилось благом – парнишка вырывался из полуподвальной коммуналки, пусть и на Литейном, в «глушь», где за три года становился боссом производства.
Но вернёмся к фабуле «Медового месяца». Людмила Одинцова – это самый запущенный вариант.
Дочь и племянница крупных специалистов в области медицины, модница-кокетка, танцующая на вечере «стиляжный танец» с каким-то прощелыгой, живёт в огромной отдельной квартире, меблированной старинными сервантами-комодами (папа, видимо, ещё из дореволюционной элиты).
Напомню, что в те времена отдельные квартиры (любые!), да ещё в Ленинграде считались чем-то, покруче нынешних особняков в три этажа. Да, у Люды имеется домработница.
И вот обеспеченная девчонка, да ещё и отличница (об этом говорится на комиссии) должна ехать по путёвке в Дагестан.
Тогда она решает круто поменять свою судьбу и выйти замуж за инженера, давно ухаживающего за ней. Жён от мужей не отрывали.
Обожает ли она его? Не особо. Просто нравится, и потом, ей льстит внимание привлекательного мужчины «с положением». (Отвлекусь на минуточку!
Тогдашняя популярность браков юных нимф с пожилыми кавалерами отчасти была спровоцирована этим нежеланием ехать в Кзыл-Орду или в Уэллен. Пятидесятилетнего главбуха или завлаба уж точно не зашлют в село Степанчиково).
А Людочке повезло по-крупному — её ленинградец Рыбальченко ещё свеж, хоть и старше (Кадочникову было 40, но выглядел на 30-32), мужественно-красив, нравится женщинам.
Даже притворяться не надо, и общество не заподозрит подловатый расчёт. И – опять засада. Успешного инженера направляют в Сибирь – большим начальником. У Людочки — шок и бешеная истерика. Она прогадала?!
Потом следуют разные комические ситуации, в ходе которых Людмила перестаёт быть эгоисткой и где-то даже превосходит своего мужа по части душевности и понимания людей.
Вливается в социум. Меняет городские лаковые туфельки на резиновые сапоги, чтобы не смешить людей пируэтами среди грязюки. В финальной сцене Люда и Алексей признаются друг другу в любви – теперь они равны друг другу.
