— Мария Ивановна, проходите в гостиную. Там чайник, кружки и печенье. На этом сегодня все, больше угощений не будет!
— Как это печенье? А салаты где? А холодец? Ты что, совсем хозяйкой быть разучилась? — Мария Ивановна была в поражена.
Я ненавидела субботы. Точнее, не сами субботы, а то, во что они превратились. Солнце еще только продирало глаза сквозь занавески, обещая ленивое утро, а меня уже поднимал жуткий запах борща, который начинала варить неизменная кухарка — я сама.
В этот проклятый день на кухне начиналась моя личная каторга. Пока Валерка, мой муж, безмятежно храпел в спальне, я, как проклятая, шинковала овощи, жарила мясо, выпекала этот чертов яблочный пирог, который Валеркина мама обожала больше родного сына. Капли пота стекали по спине, руки ныли от усталости, а желудок сводило от голода — самой поесть никогда не было времени.
И вот, однажды…
— Эй, соня, ты чего это тут так рано копошишься? — Валерка, свежий и довольный, как начищенный пятак, возник на пороге кухни. Он всегда после душа такой… благоухающий. Чмокнул меня в макушку, похвалил, как всегда, за хозяйственность.
— Умничка моя, золотые ручки! А знаешь, Лерок, завтра маман с сестрицей Клавой заявится и ее сыночком Егоркой. Ты уж там, пирог-то, постарайся, чтобы как всегда.
Все. Это был предел. Чаша моего терпения переполнилась. Глаза налились кровью. Овощерезка предательски звякнула, упав на пол.
— А, Валера, знаешь что? Я больше не буду! Не буду твоей личной кухаркой! Не буду каждую субботу и воскресенье готовить на всю твою ораву! — голос сорвался на крик. Внутри полыхнуло пламя.
Валерка опешил.
— Ты чего это? Лер, ты чего? Что случилось-то?
— Что случилось? Да то, что я устала! Задолбало! Моя семья — это ты и наш сын Дениска! Остальные — паразиты, которые только жрут и ни черта не помогают! Ни спасибо, ни пожалуйста!
— Лер, ну ты чего? Мама — это святое! Сестра — тоже родня! Нельзя же так… — бормотал Валерка, явно не понимая, в чем дело.
— А я, значит, не святое? Я, значит, никто? Валера, очнись! Я не рабыня на галерах, я твоя жена!
Дальше пошли взаимные оскорбления, упреки, старые обиды повылезали как черти из табакерки. Закончилось все тем, что Валерка хлопнул дверью и ушел, пробурчав что-то про «женские штучки» и «перебесится».
Но я не перебесилась. Я чувствовала, как внутри меня рождается новая Я. Сильная, независимая, которая больше не позволит вытирать о себя ноги.
Вечером Валерка, попивая пиво с лучшим другом Антохой в баре, жаловался на мою «ненормальность».
— Представляешь, Антон? Взорвалась, как бомба! Говорит, устала она на всю родню готовить! Я вообще в шоке. Это же моя семья, мои родные! С ними надо поддерживать отношения. А как без застолий, без угощений? — Валерка глотнул пива и с видом оскорбленного ребенка посмотрел на друга.
Антон пожал плечами.
— Ну, знаешь, Валер, бабы они такие… Устала, наверное, Лерка твоя. Или, как ты говоришь, «женские штучки». Расслабься, она отойдет, — Антон был холост и мало что понимал в семейных отношениях.
— Да я тоже думаю. Куда она денется? Завтра как миленькая пирог испечет, салаты нарежет. Она у меня хозяйственная, я ее за это и люблю, — самодовольно заявил Валерка.
На следующий день в доме царила звенящая тишина. Я молчала, Валерка тоже. Он был уверен, что я одумаюсь, что все само собой рассосется. Но внутри меня крепло решение: я больше не буду прежней.
В дверь позвонили ровно в полдень. Приехали Валеркина мама, Мария Ивановна, сестра Клава и ее противный сынок Егорка. Мария Ивановна, как всегда, сразу с порога поинтересовалась насчет угощения.
— Лерочка, а где тут у нас салатики? А пирожочки?
Я спокойно посмотрела на нее.
— Мария Ивановна, проходите в гостиную. Там чайник, кружки и печенье. На этом сегодня все, больше угощений не будет!
— Как это печенье? А салаты где? А холодец? Ты что, совсем хозяйкой быть разучилась? — Мария Ивановна была в шоке.
Валерка покраснел.
— Лер, ты чего это вытворяешь? Мама же приехала! Стыдно перед людьми! — прошипел он мне на ухо.
— Валера, это ТВОИ родственники! Они могут принести еду с собой или пойти в ресторан. Я сегодня отдыхаю, — отрезала я.
Мария Ивановна, оскорбленная до глубины души, поджала губы и гордо вышла из квартиры, увлекая за собой Клаву и Егорку.
Валерка взорвался.
— Ты что наделала, дура? Ты выгнала мою маму! Ты меня опозорила перед родней!
— Ты сам себя опозорил! А я просто устала быть для вас прислугой! Ты помнишь, как я старалась быть идеальной хозяйкой в начале нашей совместной жизни? Как училась готовить все эти твои семейные деликатесы? А что взамен? Ни помощи, ни благодарности! Только потребительское отношение!
И тут меня прорвало. Я высказала ему все, что накопилось за годы. Как он валяется на диване с пультом в руках, пока я, как лошадь, ношусь по кухне. Как его родня никогда не предложит помощь, считая это моей священной обязанностью. Как я чувствую себя не женой, а кухаркой-уборщицей.
Вспомнила, как сначала Валеркина родня наведывалась к нам раз в две недели, потом каждую неделю. А впоследствии стали захаживать и в будни, зная, что у меня всегда на столе есть что-нибудь вкусное. Они приходили, усаживались за стол, ели с аппетитом, разговаривали, смеялись, травили анекдоты и обсуждали новости. Но никто никогда не помогал мне. Никто не спрашивал, нужно ли купить продукты, не предлагал помыть посуду, не благодарил за мой огромный труд. Для всех это стало само собой разумеющимся: «Лера же хозяйка, она любит готовить». Я чувствовала себя не хозяйкой, а прислугой в собственном доме. Я мыла горы посуды, убирала дом после гостей. Валерка в это время утомленно смотрел телевизор после «активного общения» с родственниками.
Я выгорала молча. Мои робкие попытки намекнуть Валерке он пресекал на корню:
— Может, в следующий раз попросим кого-нибудь что-то принести? Чтобы не я одна все готовила.
— Не начинай. Это неприлично. Они же гости. Мы должны принимать их достойно.
Я пыталась поговорить с его мамой, Марией Ивановной:
—Может, Клава могла бы помочь, хотя бы салат нарезать?
Мария Ивановна смеялась:
—Да куда им? У них руки не из того места. А ты у нас хозяюшка, все умеешь. Не заморачивайся.
Втайне Мария Ивановна считала меня очень удачной партией для своего сына, ведь такая хозяйственная женщина — большая редкость.
Гости навещали нас как по расписанию. Мои выходные превращались для меня в настоящий кошмар. Я просыпалась уставшей, зная, что меня ждет день на кухне, а потом — уборка. Улыбка становилась все натянутее, перестала получать удовольствие от готовки, от мысли о приходе гостей меня тошнило. Я начала пить больше кофе, чтобы хоть как-то держаться на ногах.
Несколько дней после скандала и ухода родственников прошли в полном молчании. Валерка ходил угрюмый, я избегала его взгляда, занимаясь Дениской и домашними делами, стараясь не пересекаться с ним лишний раз. В воздухе висело напряжение.
Однажды вечером, когда сын уснул, Валерка подошел ко мне, когда я читала, сидя в кресле.
— Лерок, нам надо поговорить.
Я медленно опустила книгу и устало посмотрела на него.
— Ну, говори.
Он начал с неуверенностью в голосе.
— Я… я не понимаю. Почему ты так себя вела? Это же моя семья.
Я ответила, что не против, чтобы они приходили, но возражаю против того, чтобы каждый раз я одна занималась приемом гостей.
Он неловко молчал.
— Ну а что я должен был сделать? — спросил он.
Я объяснила, что он мог бы хотя бы предложить помощь или предложить заказать готовую еду, или попросить каждого гостя принести что-нибудь. Я подчеркнула, что я не робот, а живой человек, который устает.
Валера переваривал услышанное. Я озвучила несколько вариантов: либо он готовит все сам, либо мы покупаем все готовое, либо каждый приносит что-то с собой. Иначе — никаких гостей.
Валерка сопротивлялся, не желая менять привычный уклад. Он уверял, что это «неудобно» и «так никто не делает». Но я была непреклонна, потому что я устала и не собиралась возвращаться к прежней жизни.
Через пару недель, когда его мама снова позвонила, намекая на визит в субботу, Валерка решил попробовать сам. Я наблюдала за ним, ожидая развязки. С тяжелым вздохом он согласился.
Он сходил в магазин, закупил продукты и несколько часов разбирался в рецепте салата, который я делала за пятнадцать минут. Он порезался ножом, испачкал всю кухню и несколько раз чуть не сжег соус. Приготовление одного салата отняло у него полдня. А после прихода гостей еще предстояла уборка и мытье посуды, от чего Валерка был вымотанным и злым.
Гости пришли и вежливо, но без энтузиазма похвалили салат. Клава и Егорка быстро все съели и поспешили уехать. Валерка, глядя на пустые тарелки, наконец понял, сколько труда вкладывала я. Он вспомнил все мои уставшие взгляды, тихие вздохи и то, как я часто засыпала прямо на диване.
С тех пор «гостевые» субботы стали происходить реже и по предварительной договоренности. Либо Валерка сам заказывал еду, либо гости приносили свое. Никто больше не ждал, что я буду стоять у плиты часами.
Я вновь начала улыбаться. Я готовила, но только когда хотела сама — для Валерки, для Дениски, для себя. А когда наступала суббота и никто не приезжал, я читала книгу, смотрела фильм или играла с сыном, наслаждаясь долгожданным отдыхом.
Я записалась на курсы плетения из лозы, о которых давно мечтала, и начала высыпаться. В нашем доме снова воцарилась гармония. Валерка, глядя на мои сияющие глаза, признал свою ошибку.
— Спасибо тебе, Лерок, что открыла мне глаза—, — прошептал он однажды, обнимая меня.
Теперь я люблю субботы. Ведь это день, когда я могу посвятить время себе и своей семье, а не обслуживанию Валеркиной родни. И если на столе появляется пирог, то только потому, что я этого захотела, а не потому, что это моя обязанность.
