— Миш, мы зарабатываем на своё жильё в ипотеку, а не для того, чтобы твоей матери хорошо жилось на пенсии, ты меня услышал? — Даша стояла посреди кухни, сжимая кружку с остывшим чаем, её голос звучал нервно, но твёрдо.
Миша сидел за столом и молча смотрел на неё. В его голове будто что-то застыло, он не знал, как реагировать. В последнее время разговоры о деньгах стали особенно напряжёнными, и каждый раз, когда тема касалась его матери, конфликт накалялся всё сильнее.
— Ты понимаешь, что это ненормально? — продолжала Даша, её глаза горели от эмоций. — Мы с тобой пашем на работе, откладываем на первоначальный взнос, и при этом каждый месяц часть наших денег уходит твоей маме. Мише, ей всего шестьдесят лет! Она может пойти работать, может подрабатывать хоть кем-то! Она не инвалид и не старуха, которая уже ничего не может делать.
— Даша, — тихо начал Миша, избегая её взгляда, — она всё-таки моя мать. Ты же понимаешь, что я не могу просто перестать ей помогать. Это как-то… неправильно.
— Помогать? — Даша громко рассмеялась, но смех был горьким. — Помогать? Она каждый месяц берёт у нас деньги, как должное, и даже не предлагает ничего взамен. Ты хоть раз слышал от неё: «Миш, не надо, у вас свои планы, свои мечты»? Нет, она просто сидит у себя дома, ждёт пенсии и наших переводов.
Миша знал, что Даша права. Он и сам не раз думал об этом, но признать было трудно. Ольга Игоревна, его мать, всегда была гордой женщиной, но в последнее время её гордость превратилась в какую-то странную форму безразличия. Она отказалась от работы, объясняя это тем, что «достала эта суета», и теперь жила только на пенсию и помощь сына.
— Ты же понимаешь, что если мы так и будем отдавать деньги каждый месяц, мы никогда не накопим на свою квартиру, — голос Даши смягчился, но в нём всё ещё чувствовалась напряжённость. — Мы живём на съёмной квартире, не знаем, как будем платить ипотеку, а она сидит и ничего не делает. Я не хочу так жить, Миша.
Миша вздохнул, потёр лицо руками и наконец поднял глаза на жену.
— Я понимаю, что тебе тяжело, но она не такая уж молодая, Даша. Ей уже шестьдесят, и она не может работать так, как раньше.
— Шестьдесят! — Даша вспыхнула вновь. — Миша, сейчас многие в её возрасте ещё работают, и работают отлично. Она же не больна, не устала так, чтобы бросить всё! Она просто не хочет. И ты это знаешь. Ты просто не хочешь признать!
— Ну и что я должен сделать? — Миша повысил голос, хотя сам не заметил, как это произошло. — Ты хочешь, чтобы я просто перестал ей помогать? Чтобы сказал ей: «Мам, извини, дальше сама»?
— Да! — резко выпалила Даша, чуть не уронив свою кружку. — Да, Миша! Тебе нужно сказать ей, что у нас свои планы, что мы должны думать о будущем, а не тянуть её на себе!
Они замолчали. Тишина повисла в воздухе, глухая и давящая. Оба чувствовали, что разговор зашёл в тупик, но никто не хотел первым сделать шаг назад.
— Ты не понимаешь, как это трудно для меня, — наконец тихо сказал Миша, опустив голову. — Я не могу вот так просто взять и отвернуться от неё.
— Это не отворачивание, Миша, — мягко ответила Даша, подходя ближе и садясь рядом с ним. — Это просто границы. У нас своя семья, свои цели. Ты же не бросаешь её, ты просто говоришь, что мы не можем себе позволить постоянно её содержать.
Миша долго молчал, глядя в пол. Он знал, что Даша права, но как сказать это матери? Ольга Игоревна всегда была для него чем-то вроде символа стабильности, даже несмотря на её нынешнее поведение. Он не мог просто перестать её поддерживать — это было против его природы.
— Я поговорю с ней, — наконец сказал он, хотя голос звучал неуверенно. — Постараюсь объяснить.
Даша кивнула, но в её глазах читалось сомнение. Она знала, что разговор с Ольгой Игоревной — это только начало. Проблема глубже, чем кажется.
Через несколько дней
Миша сидел на кухне в квартире матери, чувствуя, как напряжение охватывает всё его тело. Ольга Игоревна спокойно раскладывала на столе пирожки, приготовленные к его визиту. Она выглядела довольной, будто не замечала никакой тревоги в нём.
— Ну, рассказывай, как там у вас дела, — с улыбкой спросила она, наливая сыну чай. — Как Даша? Как работа?
— Мама, — начал Миша, глотнув чай и вытирая вспотевшие ладони о колени, — я хотел с тобой поговорить. О деньгах.
Ольга Игоревна замерла, её лицо на мгновение посерьёзнело.
— Что случилось, сынок?
— Мы с Дашей пытаемся накопить на квартиру, — он чувствовал, как каждое слово давалось ему с трудом. — Нам сложно. Ты знаешь, мы живём на съёмной квартире, откладываем деньги, но каждый месяц часть нашего бюджета уходит тебе. Я понимаю, что тебе нужна помощь, но…
— Ой, да брось ты, Мишенька, — перебила его мать, отмахиваясь рукой. — Ну, что ты, сынок? Ты же всегда мне помогал, я ведь ради тебя одна жила столько лет. Теперь твоя очередь мне помочь.
Миша напрягся. Это был момент истины.
— Мама, — сказал он твёрже, — я не могу больше так. Мы не сможем накопить на свою квартиру, если будем продолжать помогать тебе каждый месяц. Ты можешь попробовать найти подработку, что-то для себя. Ты же ещё молода, активна…
Ольга Игоревна нахмурилась, отставила чашку с чаем в сторону.
— Что? Я должна искать работу? В моём возрасте?
— Мама, тебе всего шестьдесят, — твёрдо повторил Миша. — Сейчас многие в твоём возрасте работают. Это нормально.
— Значит, я тебе больше не нужна? — вдруг резко спросила она, её глаза сверкнули обидой. — Ты хочешь сказать, что я — обуза? Что я должна теперь сама себя обеспечивать?
— Нет, мама, это не так, — попытался объяснить Миша. — Мы с Дашей просто не можем позволить себе всё тянуть на себе. Нам нужно своё жильё, свои накопления. Я не бросаю тебя, но мы должны установить границы.
Тишина повисла в комнате. Ольга Игоревна посмотрела на него с таким выражением, как будто её предали.
— Я поняла, — тихо сказала она, медленно поднимаясь. — Значит, ты больше не мой сын, раз готов бросить меня ради каких-то своих планов.
— Мама, это не так! — Миша вскочил, но мать уже направилась к двери, отвернувшись от него.
— Уходи, — бросила она через плечо. — Иди к своей жене. Я обойдусь.
Миша замер на месте, не зная, что делать. Он не хотел разрывать отношения с матерью, но и продолжать жить так, как они жили раньше, было невозможно. Тяжёлое ощущение пустоты навалилось на него.
Спустя полгода
Миша после разговора с матерью всё-таки перестал переводить ей деньги. Их общение с Ольгой Игоревной стало редким и холодным. Она не звонила, и он тоже не знал, как начать разговор.
Но однажды, вернувшись домой с работы, он застал Дашу с телефоном в руках, её лицо светилось от счастья.
— Миша! — радостно воскликнула она. — Мы нашли хорошую программу для ипотеки, через месяц можем подать заявку!
Миша улыбнулся, но в глубине души чувствовал, что радость была неполной. С одной стороны, они наконец продвигались к своей мечте о квартире. Но с другой — отношения с матерью были разрушены. Это чувство тяжёлым грузом лежало на его сердце.
