— А ты чего копаешься? Я уже пятнадцать минут у подъезда стыну, между прочим. Время — деньги, Танюша, время — деньги!
Зинаида Петровна стояла у заднего бампера новенького темно-синего «паркетника», по-хозяйски опираясь локтем на крышку багажника. На ней было пальто неопределенного цвета, то ли «пыльная роза», то ли «увядшая свекла», и шляпка с фетровым цветком, который угрожающе нависал над левым глазом. Рядом, на асфальте, громоздились три клетчатые сумки, туго набитые чем-то угловатым и тяжелым.
Татьяна нажала кнопку на брелоке, машина моргнула фарами, но замки щелкнули только на водительской двери. Она подошла ближе, игнорируя требовательную позу свекрови.
— Зинаида Петровна, я же сказала вчера по телефону: я еду на объект. В область. У меня замеры в Крюково, потом встреча с заказчиком в центре. Я не могу вас везти в Орехово. Это вообще в другую сторону.
Свекровь картинно вздохнула, поправила тяжелую сумку на плече, словно та весила тонну, и посмотрела на невестку, как на нерадивую горничную.
— В Крюково она едет. А Орехово — это по пути, если через объездную. Я карту смотрела. Ты мне тут географию не преподавай, я тридцать лет в логистике отработала, хоть и на складе. Откроешь багажник или мне эти баулы тебе на капот положить?
— В Орехово — это крюк в сорок километров по грунтовке, — Татьяна говорила спокойно, но внутри уже закипала та холодная, злая решимость, которая помогала ей выбивать долги из неплательщиков. — И я не такси. У меня рабочий график. Олег вам разве не сказал?
— Олег! — фыркнула Зинаида Петровна. — Олег — святой человек, он матери никогда не откажет. Это ты ему голову морочишь. «Занята, занята». Чем ты там занята? С рулеткой бегаешь? Великая важность. Мне нужно срочно. Там человек ждет.
Татьяна замерла. «Человек ждет». Это было что-то новенькое. Обычно возили рассаду, старые журналы «Здоровье», банки на закрутку или какие-то бесконечные ковры в химчистку.
— Какой человек?
— Хороший. Серьезный. И не твоего ума дело. Открывай, говорю! Я опаздываю. И вообще, машина большая, бензина жрет много, чего порожняком гонять? Экономика должна быть экономной.
В этот момент из подъезда вышел Олег. Вид у него был помятый после ночной смены в порту. Он щурился от яркого осеннего солнца и явно хотел только одного — упасть лицом в подушку, а не разруливать конфликт двух главных женщин своей жизни.
— Мам, ну ты опять? — он устало потер переносицу. — Мы же договорились. Я отосплюсь, вечером отвезу тебя, куда скажешь. Таньке работать надо.
— Вечером будет поздно! — взвизгнула Зинаида Петровна, и фетровый цветок на шляпе тревожно качнулся. — Вечером Петр Ильич уезжает на воды! Мне нужно сейчас передать ему… посылку. И вообще, Олег, ты посмотри на нее! Стоит, ключами звенит, как барыня. Машина — семейная собственность, а не ее личная карета.
Татьяна резко повернулась к мужу. Олег отвел глаза.
— Олег, объясни маме, чей это автомобиль, — тихо, но жестко сказала Таня.
— Мам, ну правда, — пробормотал Олег. — Это тесть с тещей подарили. Оформили на Таню. Ей для работы нужно, она же мотается по всему району…
— Подарили! — перебила Зинаида Петровна, и в её голосе зазвучали металлические нотки обиды. — А кто вам на первый взнос по ипотеке пятьсот тысяч дал? Пушкин? Я дала! От сердца оторвала, похоронные свои, можно сказать! А теперь мне, значит, и до Орехово доехать нельзя? Вот она, благодарность. Вырастила сына, а он…
Это был её коронный номер. Удар ниже пояса. Те самые пятьсот тысяч, которые она действительно дала три года назад, но о которых вспоминала каждый божий праздник, каждое воскресенье и каждый раз, когда ей что-то было нужно. Причем забывая упомянуть, что деньги эти она получила от продажи гаража покойного мужа, который Олег, собственно, и строил своими руками в юности.
Татьяна сжала ключи так, что металл впился в ладонь.
— Садитесь, — процедила она. — Только быстро.
Зинаида Петровна победно хмыкнула и, не сказав «спасибо», начала запихивать свои необъятные баулы в чистый багажник, где лежали Танины папки с чертежами и лазерный уровень.
— Осторожнее, там оборудование! — крикнула Таня.
— Не сахарное, не растает, — буркнула свекровь, плюхаясь на переднее сиденье и тут же начиная крутить ручки климат-контроля. — Душно у тебя. И воняет какой-то химией.
Всю дорогу до Орехово Зинаида Петровна не умолкала. Она критиковала Танин стиль вождения («резко тормозишь, укачивает»), её работу («не женское это дело — по стройкам лазить, лучше бы в бухгалтерию пошла»), и, конечно, их с Олегом быт. Но самое интересное началось, когда они въехали в поселок.
— Вот тут направо, к зеленому забору, — скомандовала свекровь, доставая из сумочки зеркальце и помаду. Она густо намазала губы морковным цветом и поправила шляпку.
Татьяна притормозила у добротного кирпичного дома. У ворот стоял пожилой, но статный мужчина в военной выправке. Седые усы, прямая спина, внимательный взгляд. Рядом с ним переминался с ноги на ногу какой-то паренек лет двадцати.
— Ох, Петр Ильич! — Зинаида Петровна выпорхнула из машины с грацией, которой Таня у неё раньше не замечала. Голос свекрови стал елейным, тягучим. — Заждались? А мы вот с… водителем немного в пробке постояли.
Татьяна поперхнулась воздухом. С водителем?
Она заглушила мотор и вышла из машины, чтобы открыть багажник. Петр Ильич галантно шагнул навстречу.
— Зинаида Петровна, ну что вы, право, не стоило беспокоиться. Я бы сам заехал.
— Ну как же, как же! — ворковала свекровь. — Я обещала вам домашние соленья и тот самый антикварный сервиз.
Таня с ужасом смотрела, как из клетчатых сумок извлекаются не только банки, но и коробки с её, Таниным, сервизом. Тот самый «Мадонна», который подарила ей бабушка. Он стоял в кладовке, упакованный, ждал окончания ремонта в гостиной.
— Зинаида Петровна, — голос Тани дрогнул, — это что?
Свекровь метнула на неё испепеляющий взгляд и прошипела сквозь зубы, так, чтобы Петр Ильич не слышал:
— Молчи. Дома разберемся. Я тебе новый куплю, лучше.
Затем она повернулась к мужчине и громко, с барской интонацией произнесла:
— Танюша, деточка, помоги Петру Ильичу занести коробки на веранду. А то у меня спина, знаешь ли, после тенниса разболелась.
Татьяна стояла, ошеломленная этой наглостью. Свекровь не просто использовала её как такси. Она разыгрывала спектакль. Богатая дама, личный водитель, теннис, антиквариат. И этот сервиз…
— Я не понесу, — громко сказала Татьяна.
Повисла тишина. Петр Ильич удивленно поднял бровь. Паренек рядом хихикнул. Зинаида Петровна покраснела пятнами.
— Что ты сказала? — ласково, но с угрозой переспросила она.
— Я сказала, что я не понесу ваши вещи. И сервиз этот — мой. Вы взяли его из моей кладовки без спроса.
— Танюша шутит! — нервно рассмеялась свекровь, хватая Петра Ильича под локоть. — У неё такое чувство юмора… своеобразное. Простая девочка, из деревни, что с неё взять. Мы её приютили, работу дали, вот она и старается, как умеет.
— Из деревни? — Татьяна почувствовала, как внутри лопнула последняя струна терпения. Вся эта поездка, воровство сервиза, унизительное «водитель» — всё сложилось в одну четкую картину. Зинаида Петровна пускала пыль в глаза этому отставнику, создавая образ обеспеченной вдовы, а семью сына использовала как декорации и обслуживающий персонал.
Татьяна подошла к багажнику, решительно захлопнула его, оставив сумки внутри.
— Извините, Петр Ильич, — сказала она четко, глядя мужчине прямо в глаза. — Произошла ошибка. Этот сервиз не продается и не дарится. Это память о моей бабушке. А Зинаида Петровна немного преувеличила свои полномочия.
— Ты что творишь?! — зашипела свекровь, забыв про роль светской львицы. — Ты меня позорить вздумала? Перед человеком? А ну открывай багажник! Я мать твоего мужа! Я вам деньги дала!
— Вы дали деньги в долг, и мы вам их вернули полгода назад, до копейки, — отрезала Татьяна. — У меня есть расписки, если вы забыли.
Лицо Зинаиды Петровны пошло красными пятнами. Она схватила Таню за рукав куртки.
— Ты… ты неблагодарная! Я сейчас Олегу позвоню! Он тебе устроит! Ты на моей машине смеешь мне указывать?
Татьяна стряхнула руку свекрови. Она отошла на шаг, выпрямилась и произнесла ту самую фразу, которая вертелась у неё на языке с самого утра, но только сейчас обрела нужный вес и смысл. Фразу, которая ставила точку в бесконечных манипуляциях.
— Мне машину родители купили для работы, а не чтобы твою мать катать! — заявила Таня. Громко. Так, чтобы слышал и Петр Ильич, и соседи, и, казалось, весь поселок Орехово. — И уж тем более не для того, чтобы возить ворованное из моего дома имущество для ваших ухажеров.
Петр Ильич кашлянул. Он был мужчиной проницательным. Он посмотрел на клетчатые сумки, на красную как рак Зинаиду, на спокойную, но злую Татьяну и на новенький кроссовер.
— Зинаида Петровна, — сухо сказал он. — Я, пожалуй, воздержусь от подарков. И от поездки тоже. Мне не нужны проблемы с полицией или семейные скандалы. Всего доброго.
Он развернулся и ушел в дом. Калитка щелкнула, как затвор.
Зинаида Петровна осталась стоять посреди улицы. Её «пыльная роза» казалась теперь просто грязной тряпкой. Миф рухнул.
— Ты… — прошептала она. — Ты мне жизнь сломала. Он… он бы меня в Москву забрал.
— Садитесь в машину, — устало сказала Татьяна. — Я отвезу вас домой. С вашими сумками. Но сервиз я забираю обратно в кладовку. И замок я сегодня же поменяю.
— Не поеду я с тобой! — взвизгнула свекровь. — Пешком пойду!
— Как хотите. До трассы пять километров. Автобус ходит раз в три часа.
Татьяна села за руль. Она не чувствовала триумфа. Только огромную, свинцовую усталость и пустоту. Она завела двигатель. Зинаида Петровна стояла, гордо отвернувшись, но как только машина тронулась, она дернулась, словно хотела побежать следом, но гордость не позволила.
Татьяна проехала сто метров, глянула в зеркало заднего вида. Одинокая фигура в нелепой шляпке становилась всё меньше.
Ей пришлось остановиться. Не из жалости. А потому что она не могла оставить пожилого человека на дороге, даже такого вредного. Это было бы неправильно, не по-людски. Татьяна сдала назад.
— Садитесь, — сказала она, опустив стекло. — Молча. Одно слово — и высажу.
Зинаида Петровна села. Всю обратную дорогу она молчала, глядя в окно. Только один раз, когда они уже въехали в город, она тихо, почти неслышно буркнула:
— Сервиз всё равно безвкусный.
Дома был скандал. Не громкий, с битьем посуды, а тяжелый, тягучий разговор на кухне. Зинаида Петровна, конечно, переврала всё, что могла, выставив себя мученицей, которую невестка бросила в лесу. Но сервиз, стоящий на столе, был вещдоком, который невозможно игнорировать.
Олег сидел, обхватив голову руками. Он слушал сбивчивый рассказ матери, потом сухие факты от Тани.
— Мам, ты взяла сервиз? — спросил он глухо.
— Я хотела как лучше! Вам он не нужен, пылится, а Петру Ильичу приятно было бы… Я бы вам потом деньги отдала!
— Ты украла вещь из нашего дома, чтобы пустить пыль в глаза мужику, — сказал Олег. В его голосе не было злости, только разочарование. — И ты требовала, чтобы Таня тебя обслуживала, врала про то, чья машина.
— Ты выбираешь её?! — привычно взвыла Зинаида Петровна.
— Я никого не выбираю, мам. Я просто вижу, что ты перешла черту. Ключи от нашей квартиры положи на стол.
Это был удар. Зинаида Петровна задохнулась от возмущения.
— Я… ноги моей здесь больше не будет!
Она швырнула ключи на стол, схватила свои сумки (сервиз Таня предусмотрительно убрала) и выбежала из квартиры, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.
В квартире стало тихо. Слышно было, как тикают часы и как шумит холодильник.
Татьяна подошла к окну. Внизу, у подъезда, Зинаида Петровна яростно жестикулировала, вызывая такси по телефону.
— Прости, — сказал Олег. — Я не знал про сервиз. И про то, что она деньги тебе припоминает. Я думал, вы просто характерами не сошлись.
— Мы не характерами не сошлись, Олег, — Таня повернулась к мужу. — Мы ценностями не сошлись. Она считает, что мы — её ресурс. А я не ресурс. И ты не ресурс.
Олег встал, подошел к ней и обнял сзади, уткнувшись лбом в её плечо. От него пахло усталостью и табаком.
— Машину надо помыть, — невпопад сказал он. — Она там грязью наверняка всё уделала.
— Помою, — кивнула Таня. — Завтра. А сейчас давай чай пить. Без пирогов, просто чай.
Они стояли на кухне, два взрослых человека, отстоявших свою территорию. Это не была великая победа добра над злом. Зинаида Петровна не исправится, она наверняка придумает новую версию событий, где она — святая жертва. Но граница была проведена. Жирная черта, пересечь которую нахрапом уже не получится.
На следующий день Татьяна поехала на замеры в Крюково. Машина шла мягко, в салоне играла её любимая музыка, а на пассажирском сиденье лежали только её папки и сумка. И впервые за долгое время она чувствовала, что руль в её руках действительно управляет не только колесами, но и её собственной жизнью.
