Гортензия Бонапарт, падчерица Наполеона, в 1806 году писала трогательное письмо своему брату, принцу Евгению. «Признаюсь вам, — рассказывала она, — что только при взгляде на ваш портрет у меня покраснели глаза».
Откровенно говоря, Гортензии было отчего плакать: муж открыто ненавидел ее, запрещал встречаться с матерью, и контролировал каждый шаг молодой женщины. Когда этот странный супруг стал королем Голландии, он издал запрет на упоминание имени Гортензии в церковных молебнах. В конце концов, королева не выдержала и вернулась в Париж.
Но то Гортензия! Во французской столице жили тысячи людей, чья жизнь протекала вполне благополучно. И они ежедневно лили слезы, просто потому… что так было модно! Мадам Жюно, мать знаменитого генерала, приехала на завтрак к матери Наполеона и расплакалась от счастья. Во-первых, была тронута теплым приёмом. Во-вторых, ей пришло на ум, что за одним столом собрались две самые счастливые матери во всей Империи!
В литературных салонах наперебой обсуждали самые романтические, самые впечатляющие истории. На пике моды были те, где читателю предлагали вволю предаться слезам.
Поэтому-то произведения Софи Коттен расхватывали, как горячие пирожки. «Клэр д’Альб», «Мальвина», «Амелия Мансфильд» и другие, вышедшие из-под ее пера, становились предметом жарких обсуждений. «Как тонко!» — восклицали у мадам де Сталь. «Как нежно!» — вторили читатели газет в своих отзывах. «Как изумительно подмечена суть любви!» — восторгались юные девы.
Наполеон Бонапарт – император французов! – не отставал в этой моде на чувствительность. Он признался журналисту Клоду Меневалю, что со слезами на глазах читал «Испытание чувств» Франсуа д’Арно. Этот друг Вольтера был плодовитым писателем, и по его произведениям французские театры делали массу постановок во времена Бонапарта. Публика аплодировала и рыдала.
В точности, как было задумано. «Очаровательное зрелище! — восхищенно говорила одна из зрительниц. – Мне трижды становилось дурно».
Даже Альбертина, дочь мадам де Сталь, в свои 9 лет, жаловалась в письме: «Все думают, что я счастлива! На самом деле, в моем сердце нет покоя…» На самом деле, у девочки не было особых поводов для тревог. Хотя у ее матери были сложные отношения с Наполеоном, семья ни в чем не нуждалась, много путешествовала по Европе, а творчество мадам де Сталь, несмотря на резкую оценку во Франции, пользовалось популярностью в других державах.
В 1804 году кюре церкви Сен-Рош лично приехал к мадам де Рекамье, чтобы сообщить ей – она назначена патронессой. Встреча завершилась слезами – и кюре, и очаровательная Жюли, достали платки. Наигранно? Не по-настоящему? Вполне возможно. Но именно такого поведения ждали друг от друга в те времена.
А ведь большинство из этих людей, кто десятками менял платки за день, пережили французскую революцию, тяжелые годы Директории, и сумели многое выдержать. Но в конце XVIII-начале XIX века они, как по команде, принялись усердно поддерживать модное веяние.
«Старые жандармы бросали ружья, — писали газетчики, освещавшие процесс мадмуазель Синэ, — чтобы утереть глаза, полные слез».
Упомянутая мадмуазель обвинялась, среди прочих, в заговоре против Наполеона. Но даже в таком деле не обошлись без чувствительности.
Пожилые дамы и юные розы, молодые кавалеры и убеленные сединами политики – все стали большими ценителями платков. Их приобретали дюжинами. Модные слёзы стали символом воспитанности, особенной тонкости душевной организации. И если кто-то не смахивал слезинку восторга в театре, его могли счесть недостаточно образованным. Не проникся моментом!
В письмах того времени – просто океаны влаги. «Моя душа обливается слезами при мысли, что мы не увидимся в следующем месяце», — писала мать замужней дочери. «Я держу в руках мой платочек, потому что не могу сдержать восторга от новой главы книги», — признавался серьёзный адвокат в послании к другу. Покрасневшие глаза вызывали уважение. Империя просто тонула в чувствах.
