— А здесь что, линолеум будет? Дешево как-то для центра. В прошлый раз ты ламинат брала, тот, белесый.
Галина Петровна ковырнула носком зимнего сапога край отошедшей плинтусной рейки. Звук получился шаркающий, неприятный, как будто пенопластом по стеклу провели. В пустой квартире, пахнущей мокрой известью, старыми газетами и чужим прошлым, каждый звук усиливался стократно.
Полина не обернулась. Она стояла у окна, придирчиво осматривая стык рамы со стеной. Дуло. Сифонило так, что даже плотная штора, если бы она тут была, ходила бы ходуном. Но штор не было. Были только голые стены в бурых пятнах от ободранных обоев и Галина Петровна, которая зачем-то увязалась на этот осмотр.
— Линолеум практичнее, — сухо бросила Полина, записывая в блокнот: «Пена, откосы, проверить батарею на кухне». — Квартиранты ламинат убивают за год. Проливают воду, не вытирают. А полукоммерческий линолеум лежит веками.
— Квартиранты… — свекровь поджала губы, словно проглотила кислую ягоду. — Все о чужих людях печешься. О наживе.
Виктор, муж Полины, возился с проводкой в коридоре. Он был мужчиной крупным, молчаливым и основательным. В его руках отвертка казалась игрушечной, но действовал он с ювелирной точностью. Услышав тон матери, он лишь громче щелкнул выключателем, проверяя фазу.
— Мам, не начинай, — прогудел он из полумрака прихожей. — Мы это обсуждали. Это инвестиция. Пенсионный фонд, если хочешь.
— У людей пенсионный фонд — это дети! — парировала Галина Петровна, расстегивая тяжелое драповое пальто. Ей стало жарко от собственной правоты. — А у вас все метры, метры, кадастровые номера…
Полина наконец повернулась. Ей было сорок два, и выглядела она ровно на свой возраст: усталая женщина с внимательными, цепкими глазами, привыкшая рассчитывать только на себя. На ней была старая куртка, в которой удобно таскать мешки со строительным мусором, и джинсы, видевшие виды. Никакого лоска. Только функциональность.
— Галина Петровна, мы сюда пришли счетчики снять, а не философию разводить, — Полина захлопнула блокнот. — Ключи у риелтора забираем завтра. Сделка закрыта.
— Пятая, — отчетливо произнесла свекровь, глядя не на Полину, а куда-то в грязный потолок.
— Что «пятая»?
— Пятая квартира. Я считала. Та, однушка у вокзала. Двушка, где вы живете. Студия в новостройке, которую вы сдаете студентам. Бабкина халупа, которую ты, Поля, выгрызла у наследников полгода назад. И вот эта. Пятая.
В голосе свекрови не было гордости за успешность сына и невестки. Там звенел металл. Холодный, расчетливый лязг калькулятора.
— И что? — Полина сунула ручку в карман. — У Вити ипотека на студию еще на три года. У меня здесь ремонт только начинается, денег уйдет — прорва. Мы не олигархи, мы пашем.
— Пашете, — кивнула Галина Петровна, и в ее глазах мелькнул недобрый огонек. — А Зиночка по съемным углам мыкается. С ребенком. С астмой, между прочим.
Полина напряглась. Зина, младшая сестра Виктора, была любимой темой для манипуляций. «Зиночка» в свои тридцать шесть лет умудрялась попадать в истории с завидной регулярностью.
— Зина продала родительскую трешку пять лет назад, — напомнил Виктор, выходя из коридора и вытирая руки ветошью. — Мам, мы же говорили. Она вложилась в ту пирамиду с криптовалютой. Сама. Я ее отговаривал. Полина ей схему рисовала, объясняла, что это лохотрон.
— Она ошиблась! — взвилась Галина Петровна. — Она девочка, она доверчивая! Ее обманули! А вы… Вы жируете. Скупаете бетон, пока родная кровь по чужим углам скитается.
Полина молча прошла мимо свекрови к выходу. Ей не хотелось этого разговора. Она знала, к чему он идет. Это назревало полгода, с тех пор как Зину выгнал очередной гражданский муж, и она, гордо хлопнув дверью, осталась на улице с чемоданом и десятилетним сыном Пашкой.
— Полина! Я с тобой разговариваю! — голос свекрови ударил в спину.
Полина остановилась, взявшись за холодную металлическую ручку входной двери.
— Галина Петровна, мы не будем это обсуждать здесь. Тут холодно и грязно.
— А моей дочери жить негде, а ты пятую квартиру покупаешь, делись! — приказала свекровь. Голос ее сорвался на визг, эхом отразившийся от бетонных стен. — Делись, слышишь? Это не просьба!
Тишина, повисшая в квартире, была тяжелой, как мешок с цементом. Виктор замер. Полина медленно развернулась.
— Что значит «делись»? — тихо спросила она. — Это не пирог, Галина Петровна. Это недвижимость. Купленная на деньги, заработанные мной и Витей. На деньги от продажи моего гаража, от моих подработок ночами, от премий Виктора.
— У вас пять квартир! Пять! Зачем вам столько? В гроб с собой заберете? — Галина Петровна наступала, ее лицо пошло красными пятнами. — Зине нужно жилье. Просто пожить. Пока она на ноги не встанет. Вот эта квартира… Она же стоит. Пустая. Отдай ключи Зине. Пусть живет.
— Нет, — отрезал Виктор раньше, чем Полина успела открыть рот.
Свекровь задохнулась от возмущения. Она перевела взгляд на сына, словно впервые его увидела.
— Ты… Ты матери перечишь? Ради чего? Ради бабок?
— Ради здравого смысла, мам. Зина жила у нас на даче прошлым летом. Помнишь, чем закончилось? — Виктор говорил спокойно, но в его голосе звучала сталь. — Она устроила пожар в бане, потому что забыла закрыть топку. Она не платила за свет три месяца. Она превратила участок в помойку.
— Это случайно! С кем не бывает! — отмахнулась мать. — Ты мелочный, Витя. Ты стал таким же куркулем, как твоя жена.
Полина усмехнулась. «Куркуль». Давно она этого не слышала.
— Галина Петровна, эта квартира, — Полина обвела рукой убитое пространство, — требует вложений еще миллиона на полтора. Здесь нет проводки, трубы гнилые, полы надо вскрывать. Жить здесь нельзя.
— Зина неприхотливая! Она сделает ремонт! Потихоньку, своими руками…
Полина громко, неприлично рассмеялась. Смех был нервный, короткий.
— Зина? Ремонт? Галина Петровна, Зина гвоздя забить не может, у нее маникюр. О чем вы говорите? Пустить Зину сюда — это значит, через месяц получить штрафы от соседей за потоп, долги по коммуналке и звонки от участкового. И никакого ремонта здесь не будет.
— Вы просто жадные. Бессердечные твари, — прошипела свекровь. — Бог вас накажет.
— Поехали, — сказал Виктор, беря мать под локоть. — Разговор окончен.
Они высадили Галину Петровну у ее подъезда. Она вышла из машины, громко хлопнув дверью, и даже не обернулась.
В салоне пахло бензином и дешевым ароматизатором «Лесная свежесть». Полина смотрела в окно на мелькающие огни вечернего города.
— Она не отстанет, — сказала она утвердительно.
Виктор сжал руль. Его большие руки с въевшейся в кожу технической смазкой побелели от напряжения (но костяшки не хрустели, он просто крепко держал руль).
— Знаю. Зина ей вчера звонила. Плакалась. Хозяйка съемной квартиры подняла цену на пять тысяч. Зине платить нечем.
— А работать Зина не пробовала? Не мастером по наращиванию ресниц на дому раз в неделю, а нормально? В «Пятерочку» на кассу, в колл-центр?
— Поль, ты же знаешь Зину. Она «творческая натура в поиске».
— Она паразитка, Вить. И твоя мать это поощряет.
Они замолчали. Полина думала о том, как они шли к этому достатку. Десять лет назад они жили в общежитии с тараканами. Она помнила вкус дешевых макарон и то, как штопала зимние ботинки, потому что на новые не было денег. Они пахали. Брали убитые «бабушатники», выносили оттуда тонны хлама, сами шкурили стены, дышали пылью, экономили на всем. И теперь, когда появился результат, вдруг оказалось, что они «должны».
— Я не пущу Зину в новую квартиру, — твердо сказала Полина. — Даже с ремонтом. Даже временно. Я эту квартиру под сдачу готовлю, у меня уже есть клиент на примете, фирма хочет снять для сотрудника. Это стабильные деньги.
— Я знаю, — кивнул Виктор. — Я тоже не хочу.
— Но мать тебя съест.
— Пусть ест. Я невкусный.
Через два дня начался ад.
Галина Петровна сменила тактику. Она перестала требовать и начала действовать. Утром субботы, когда Полина собиралась на рынок за стройматериалами, раздался звонок в домофон.
На пороге стояла Зина. С чемоданом, фикусом в горшке и Пашкой, уткнувшимся в телефон. Зина выглядела жалко: размазанная тушь, пуховик, который был моден сезона три назад, и выражение вселенской скорби на лице.
— Мама сказала, вы дадите ключи, — заявила она вместо приветствия.
Полина стояла в дверях, не пропуская гостей внутрь. За спиной Зины маячила соседка, баба Шура, с любопытством вытянув шею.
— Здравствуй, Зина. Какая мама и какие ключи?
— От той квартиры, на Ленина. Мама сказала, вы согласились. Что я могу там пожить, пока ремонт делаю. Я вещи привезла.
Полина почувствовала, как внутри поднимается холодная волна ярости. Свекровь пошла ва-банк. Она решила поставить их перед фактом, разыграть спектакль перед соседями, выставить невестку монстром, выгоняющим родственницу на мороз.
— Зина, — голос Полины был ровным, но таким ледяным, что фикус в руках золовки, казалось, поник. — Мама тебя обманула. Мы не соглашались. Квартира на Ленина — это бетонная коробка без унитаза и воды. Жить там нельзя.
— Я потерплю! — взвизгнула Зина. — Мне идти некуда! Хозяйка сегодня утром ключи забрала!
— Это твои проблемы, Зина.
— Витя! — крикнула Зина, увидев брата в коридоре. — Витя, скажи ей! Мама же обещала!
Виктор подошел к двери. Он был мрачнее тучи.
— Зина, мама не имела права ничего обещать. Это наша квартира. И мы туда никого не пускаем.
— Вы меня на улице бросите? С ребенком? — Зина картинно всхлипнула. Пашка оторвался от телефона и с интересом посмотрел на взрослых. Ему, кажется, было абсолютно все равно, где жить, лишь бы был вай-фай.
— Я могу оплатить тебе хостел на три дня, — предложила Полина. — За это время ты найдешь работу и снимешь комнату.
— Хостел?! — возмутилась Зина. — Я тебе что, гастарбайтер? Я коренная москвичка!
— Ты бездомная безработная женщина, Зина. Гордость — это роскошь, которую ты не можешь себе позволить.
— Вы обязаны! У вас пять квартир! Делись! — Зина повторила материнскую фразу, как заклинание.
— Уходи, — сказал Виктор. — Я серьезно. Я сейчас вызову такси, дам тебе денег на неделю в гостинице эконом-класса. И все. Больше ни копейки.
— Я маме позвоню! — пригрозила Зина.
— Звони.
Зина устроила истерику прямо на лестничной клетке. Она рыдала, проклинала их жадность, трясла фикусом так, что земля сыпалась на бетонный пол. Соседи начали открывать двери. Полина молча наблюдала за этим театром. Ей было не стыдно. Ей было противно.
В конце концов Виктор, не выдержав, просто вынес ее чемодан на улицу. Зина побежала следом, выкрикивая проклятия.
Вечером приехала Галина Петровна. Она не звонила, она открыла дверь своим ключом (который у нее был на случай «полить цветы, пока вы в отпуске»).
Полина сидела на кухне, перебирая чеки. Виктор чинил кран.
— Совести у вас нет, — сказала свекровь, входя в кухню и не разуваясь. Грязь с ее сапог оставалась на плитке черными рубцами. — Родную сестру выгнали. Она сейчас у меня сидит, на кухне, на раскладушке. Вдвоем с Пашкой на одной раскладушке!
— Отдай ключи, — сказал Виктор, не оборачиваясь от раковины.
— Что?
— Ключи от нашей квартиры. Положи на стол.
Галина Петровна опешила.
— Ты мать из дома выгоняешь?
— Ты пришла не как мать. Ты пришла как коллектор, выбивать долги, которых нет. Ты солгала Зине, что мы разрешили въехать. Ты стравила нас. Отдай ключи.
— Не отдам! Это и мой дом тоже! Я тебя вырастила!
— Мам, — Виктор выпрямился. Он был страшным в своем спокойствии. — Эта квартира куплена пять лет назад. Ты тут не прописана, денег твоих тут нет. Хватит.
Галина Петровна швырнула связку ключей на стол. Они звякнули о столешницу, задев чашку с недопитым чаем.
— Подавитесь своими метрами. Чтобы у вас эти квартиры поперек горла встали.
Она ушла, громко хлопнув дверью.
Неделя прошла в гнетущей тишине. Родственники молчали. Полина занималась ремонтом на Ленина. Бригада зашла, работа кипела. Она контролировала каждый шаг: штукатурку, стяжку, разводку электрики. Это была ее стихия. Четкие правила, понятные результаты. Не то что в человеческих отношениях.
Но история не закончилась.
Через неделю Полине позвонил незнакомый номер.
— Полина Сергеевна? Это участковый, лейтенант Скворцов. На вас поступило заявление.
— Какое заявление? — Полина чуть не уронила телефон в ведро с грунтовкой.
— О незаконном предпринимательстве и уклонении от уплаты налогов. Гражданка Воронова Г.П. утверждает, что вы сдаете пять квартир нелегально, получаете сверхдоходы и обманываете государство. Нужно бы вам подойти, объяснительную написать.
Полина медленно села на мешок с цементом. Галина Петровна пошла войной. Настоящей, бюрократической войной.
— Я приду, — сказала она. — У меня все официально. Я оформлена как самозанятая, Виктор — ИП. Налоги платим с каждого платежа. Договоры есть.
— Ну вот и славно, приносите документы, разберемся, — вздохнул участковый. Видимо, он таких «бдительных граждан» видел каждый день.
Вечером Полина разложила перед Виктором папку с документами.
— Твоя мать написала донос.
Виктор долго смотрел на бумаги. Потом налил себе воды, выпил залпом.
— Она думает, что если нас прижмут, мы испугаемся и откупимся квартирой для Зины.
— Глупая тактика, — пожала плечами Полина. — У нас все чисто. Мы же параноики, Вить. Мы каждую копейку декларируем именно для того, чтобы никто не подкопался.
— Она этого не знает. Она живет понятиями девяностых. Что все воруют, все скрывают.
На следующий день Полина пошла к участковому. Показала чеки из приложения «Мой налог», договоры аренды, выписки из ЕГРН. Участковый, молодой усталый парень, пролистал бумаги без интереса.
— Да я вижу, что у вас порядок. Просто обязан отреагировать. Мамаша ваша… энергичная женщина. Она еще в опеку грозилась написать, что вы племянника на улице оставили.
— Пусть пишет, — спокойно сказала Полина. — У племянника есть мать. И бабушка. Пусть они перед опекой и отвечают, почему ребенок без жилья.
Выйдя из участка, Полина набрала номер свекрови. Та взяла трубку мгновенно, словно ждала.
— Ну что, побегала? — голос Галины Петровны сочился злорадством. — Испугалась?
— Галина Петровна, вы дура? — спросил Полина. Спокойно, без эмоций, как спрашивают время.
— Что?! Хамка!
— Вы написали заявление на собственного сына. Вы хотели, чтобы Виктора посадили? Или оштрафовали? Вы понимаете, что штраф платить пришлось бы из семейного бюджета?
— Нечего было мать обижать! Отдайте Зине квартиру, и я заберу заявление!
— Заявление уже в работе, забрать его нельзя, да и не нужно. У нас все налоги уплачены. Проверка показала, что мы чисты перед законом. Вы добились только одного: Виктор теперь вас видеть не хочет. Вообще.
— Врет он все! Сын мать не бросит! Это ты его настроила!
— Я вам больше скажу, — Полина посмотрела на серую девятиэтажку напротив. — Квартира на Ленина, та самая, «пятая». Я ее вчера переоформила. Подарила.
Тишина в трубке была такой плотной, что казалось, связь оборвалась.
— Кому?.. Зиночке? Ты одумалась?
— Нет. Я подарила долю своей маме. Теперь там два собственника: я и моя мама. По закону я не могу никого туда вселить без согласия второго собственника. А моя мама, как вы знаете, женщина жесткая. Она Зину на порог не пустит.
Это была ложь. Ничего Полина не переоформляла. Но она знала, что проверить это Галина Петровна быстро не сможет, а удар хватит знатный.
— Ах ты… змея! — выдохнула свекровь.
— Живите с этим, Галина Петровна. И Зине передайте: если она еще раз появится у моего дома, я действительно напишу в опеку. О том, что безработная мать таскает ребенка по притонам и не обеспечивает ему условия проживания. И Пашу заберут в детский дом. Хотите этого?
Свекровь бросила трубку.
Прошло полгода.
Ремонт на Ленина был закончен. Получилась отличная «евродвушка» в светлых тонах. Линолеум, кстати, лег идеально — выглядел как дорогое дерево, но не боялся ни воды, ни каблуков. Квартирант, инженер из нефтяной компании, заехал сразу же, оплатив за полгода вперед.
С Галиной Петровной они не общались. Виктор поздравлял ее с праздниками сухими смсками, деньги переводил на карту (лекарства, коммуналка), но в гости не ездил.
Зина нашла какого-то очередного «мужчину мечты», вахтовика, и укатила с ним на севера, оставив Пашку бабушке. Теперь Галина Петровна в полной мере вкушала радости воспитания подростка в своей двухкомнатной квартире.
Однажды осенью Полина и Виктор ехали с объекта. Остановились на светофоре. Виктор вдруг сказал:
— Знаешь, мне жаль ее.
— Кого? Зину?
— Нет. Мать. Она всю жизнь так живет. Думает, что ей все должны, что можно силой, криком, хитростью вырвать кусок. А остается одна.
Полина положила руку ему на плечо.
— Это ее выбор, Вить. Мы предлагали помощь много раз. Нормальную помощь: найти работу, оплатить курсы, помочь с ипотекой, если Зина возьмется за ум. Они хотят не удочку, они хотят всю рыбу сразу. И желательно очищенную.
— Я знаю. Просто… грустно это.
Загорелся зеленый. Виктор нажал на газ.
— Куда мы сейчас? — спросил он.
— Риелтор звонила, — Полина достала телефон. — Там на окраине, в старом фонде, продают первый этаж. Убитый в хлам, после алкоголиков. За копейки. Можно перевести в нежилое, сделать отдельный вход и сдать под аптеку или пункт выдачи. Посмотрим?
Виктор впервые за долгое время улыбнулся. Не вымученно, а искренне. В его глазах появился азарт охотника.
— Посмотрим. Шестая?
— Шестая, — кивнула Полина. — И ни с кем делиться мы не будем.
Они свернули в старый район, где между облезлыми пятиэтажками гулял ветер, гоняя по асфальту желтые листья. Жизнь продолжалась. Сложная, несправедливая, но понятная тем, кто умел строить свои стены сам, а не ждать, пока их подарят.
