Елена Сергеевна сидела на кухне дочери, гипнотизируя взглядом чашку с остывшим чаем. На чашке был нарисован жизнерадостный енот с печеньем, но самой Елене Сергеевне печенья не хотелось. Ей хотелось валерьянки, тишины и, возможно, большой мухобойки, чтобы прихлопнуть витавшее в воздухе напряжение.
За окном серый питерский ноябрь пытался смыть остатки оптимизма с городских улиц, а здесь, на двенадцатом этаже в «двушке» на проспекте Просвещения, разворачивалась драма, достойная пера Островского, если бы тот писал для форумов о семейных конфликтах.
— Леночка, ну вы же мудрая женщина, — голос сватьи, Раисы Витальевны, звучал как бормашина в кабинете бесплатной стоматологии: назойливо и с претензией на заботу. — Вы должны понимать. Игорек страдает. Ему тесно. Не физически, нет! Духовно тесно. Мужчина должен чувствовать себя хозяином, а здесь он кто? Приживалка?
Раиса Витальевна, дама корпулентная, с прической «взрыв на макаронной фабрике», которую она гордо именовала «авторской химией», подцепила пальцем кусочек сыра «Бри». Сыр этот покупала Света, дочь Елены Сергеевны, по какой-то дикой акции, чтобы побаловать себя в пятницу вечером. Сватья же уничтожала деликатес с такой скоростью, словно это был плавленый сырок «Дружба».
Елена Сергеевна, бывшая старшая медсестра хирургического отделения, повидала на своем веку всякое. И отрезанные по глупости пальцы, и истерики родственников, и врачей с манией величия. Но вот это явление — «свекровь обыкновенная, вид захватнический» — каждый раз вызывало у неё профессиональный интерес, смешанный с желанием провести дезинфекцию помещения.
— Раиса, — спокойно отозвалась Елена Сергеевна, поправляя очки. — Игорю тридцать шесть лет. Если ему тесно духовно, он может выйти на балкон. Там вид на парк, дышится легко. А насчет «хозяина»… Хозяин — это тот, кто ипотеку платит и коммуналку закрывает до десятого числа. А пока я вижу только, что Игорь мастерски закрывает уровни в «Танках».
Из коридора донеслось характерное шарканье. Это проснулся «страдалец». Игорь вошел в кухню, почесывая живот под футболкой с надписью «Рожден побеждать». Побеждать ему пока удавалось только здравый смысл и содержимое холодильника.
— О, мам, привет, — буркнул он теще, игнорируя собственную мать, которая тут же расцвела, как плесень на забытом в хлебнице батоне. — Светик не звонила? У нас там жрать чего-нибудь есть? Котлеты вчерашние остались?
— Котлеты, Игорек, имеют свойство заканчиваться, если их есть по пять штук за ночь, — заметила Елена Сергеевна. — Света на работе. У неё, в отличие от некоторых «свободных художников», отчетный период. Логистика — дело нервное.
Игорь скривился, словно лимон проглотил. Он уже полгода искал себя. До этого он работал менеджером по продажам металлопроката, но ушел, потому что «начальник — самодур, а коллектив токсичный». Теперь Игорь планировал заняться то ли криптовалютой, то ли перепродажей китайских чехлов для телефонов, но пока его бизнес-план ограничивался лежанием на диване и ожиданием вдохновения.
— Вот видите! — всплеснула руками Раиса Витальевна. — Вы его попрекаете куском хлеба! Мальчик ищет нишу! Сейчас время такое, турбулентное. А Света? Приходит злая, уставшая. Ни ласки, ни тепла. И постоянно тычет: «Моя квартира, моя квартира». Это унижает мужское достоинство!
— Достоинство, Раечка, это не то, что в штанах, а то, что в поступках, — парировала Елена Сергеевна. — А квартира действительно Светина. Куплена за три года до загса. Света тогда на двух работах пахала, пока другие по клубам скакали. Я ей первый взнос давала — деньги с продажи дачи. Так что, извините, но тут каждый квадратный метр потом и кровью полит.
Раиса Витальевна поджала губы, став похожей на куриную гузку. Она перешла к главному калибру, ради которого, собственно, и приехала сегодня с другого конца города с тремя пересадками.
— Мы тут подумали с Игорюшей… — начала она елейным голосом. — Семья должна иметь общее гнездо. Эта квартира, конечно, хорошая, но… энергетика тут одиночки. Женская. Игорю здесь неуютно развиваться. Мы предлагаем вариант: продать эту двушку, добавить мой материнский капитал (он у меня за младшего лежит, не тронутый) и взять просторную трешку в новостройке. В Шушарах. Зато метров много! И оформить, конечно, в общую совместную собственность. Чтобы Игорь чувствовал — это его дом. У него крылья вырастут!
Елена Сергеевна чуть не поперхнулась. План был гениален в своей наглости, как Остап Бендер в лучшие годы. Продать ликвидную квартиру у метро, в обжитом районе, чтобы уехать к черту на кулички, в бетонную коробку посреди поля, и подарить половину стоимости безработному мужу?
— Крылья, говорите? — переспросила Елена Сергеевна. — А я думала, рога вырастут, если он и дальше будет думать, что его жена — идиотка.
Дверь в прихожей хлопнула. Вернулась Света.
Дочь выглядела так, как обычно выглядят женщины, тянущие на себе ипотеку, мужа в «творческом поиске» и быт: уставшей, но решительной. В руках у неё были два тяжелых пакета из «Пятерочки». Из одного торчал хвост мороженой скумбрии и пачка стирального порошка по акции.
— Привет всем, — Света скинула ботинки, которые тут же сиротливо притулились к огромным кроссовкам Игоря 45-го размера, валявшимся посреди коврика. — Мам, ты как тут? Раиса Витальевна, здравствуйте. Чай пьете?
Света прошла на кухню, окинула взглядом стол: крошки от сыра, пустая масленка, гора грязных чашек в раковине. Игорь даже не дернулся помочь разобрать пакеты. Он сидел, уткнувшись в телефон, и проверял котировки чего-то там, что должно было сделать его миллионером к следующему вторнику.
— Светочка, деточка, — начала Раиса Витальевна, не давая невестке даже переодеться. — Мы тут с мамой твоей обсуждали стратегию развития вашей семьи.
— Да? — Света устало опустилась на стул. — И как развитие? Куда двигаемся? К банкротству или сразу к разводу?
— Ну зачем ты так грубо! — обиделась свекровь. — Речь о расширении! О Шушарах! Игорьку нужна уверенность в завтрашнем дне. Мы предлагаем объединить капиталы…
Света медленно перевела взгляд на мужа.
— Игорь, ты маме рассказал про «объединение капиталов»? Или про то, что ты вчера три тысячи с моей кредитки снял на «бизнес-ланч с партнерами», а сам в баре сидел? Мне уведомление пришло.
Игорь покраснел, став похожим на перезрелый помидор.
— Света, не начинай. Это были переговоры! Человек перспективный…
— Три тысячи, Игорь! — Света не повышала голос, но от её тона на кухне стало холоднее, чем на улице. — У меня до зарплаты пять дней. В холодильнике — мышь повесилась, а ты, мама, сыр мой, я смотрю, доела. Приятного аппетита.
— Ты попрекаешь куском! — взвизгнула Раиса Витальевна. — Меркантильная! Я сына для счастья ростила, а не для отчетов перед тобой!
— Раиса Витальевна, — Света встала. — Давайте без лозунгов. Я устала. Я хочу в душ, съесть бутерброд и лечь спать. И я не хочу слышать про Шушары. Моя квартира меня устраивает. Она моя. Юридически и фактически.
— Вот! — торжествующе ткнула пальцем свекровь. — Слышишь, Игорь? «Моя»! Ты здесь никто! Грязь под ногтями! Она тебя никогда не уважала! Сынок, как ты можешь это терпеть? Мужчина должен ударить кулаком по столу!
Игорь, подстрекаемый материнским визгом, решил, что настал его звездный час. Он встал, пытаясь придать себе внушительный вид, хотя в растянутых трениках это было проблематично.
— Свет, мама права, — заявил он басом, который, видимо, репетировал перед зеркалом. — Так жить нельзя. Я чувствую себя ущемленным. Либо мы решаем вопрос с собственностью и делаем всё общим, как нормальная семья, либо…
— Либо что? — Света с интересом посмотрела на мужа, словно видела его впервые. — Уйдешь в туман? К маме?
— Не смей ерничать! — рявкнул Игорь. — Да, уйду! Думаешь, я пропаду? Да меня любая баба с руками оторвет! Я видный, перспективный…
— Ага, — кивнула Елена Сергеевна из угла. — Перспективный, как лотерейный билет, который забыли проверить, а тираж прошел год назад.
— Замолчите! — взвизгнула Раиса Витальевна. — Собирайся, сынок! Не будем мы в этом гадюшнике оставаться. Пусть сидит со своими квадратными метрами в обнимку! Посмотрим, как она без мужского плеча взвоет, когда кран потечет!
Света молча вышла в коридор. Через минуту она вернулась, волоча по полу большой чемодан на колесиках. Тот самый, с которым они два года назад ездили в Турцию (за кредит на который Света расплатилась только в прошлом месяце).
Она с грохотом поставила чемодан перед Игорем.
— Моя квартира куплена до брака, так что собирай чемоданы и к маме, раз она так хочет, — Света указала на дверь. Жест был простым, без театральщины, но таким окончательным, как печать в паспорте о разводе.
Повисла тишина. Слышно было только, как холодильник переключает режим.
Игорь растерянно заморгал. Он ожидал слез, уговоров, криков «Не уходи, я всё прощу!». Он привык, что Света отходчивая. Что стоит ему надуть губы, как она бежит мириться. Но сейчас в её глазах было что-то новое. Равнодушие.
— Свет, ты чего? — голос Игоря дрогнул и скатился с баритона на тенор. — Я же серьезно…
— Я тоже серьезно, — Света открыла шкаф в прихожей и начала выкидывать оттуда его куртки. — Ты хотел быть хозяином? Будь хозяином своей судьбы. Вперед. К маме, в Шушары, на теплотрассу — мне всё равно. Кредитку только верни.
Раиса Витальевна, почуяв, что блицкриг провалился и теперь ей придется везти своё сокровище обратно к себе в «однушку», где и так не развернуться из-за рассады и коробок со старым хламом, сменила тактику.
— Светочка, ну зачем же так кардинально? — защебетала она, пытаясь запихнуть недоеденный сыр обратно в упаковку. — Милые бранятся — только тешатся. Игорек погорячился, он устал…
— Нет, Раиса Витальевна, — Света кинула в чемодан стопку носков. Некоторые были дырявые, но штопать их теперь предстояло кому-то другому. — «Спартак» проиграл, матч окончен. Я хочу домой приходить и отдыхать. А не слушать про то, как я неправильно живу в своей собственной квартире.
Сборы заняли десять минут. Игорь пытался тянуть время, искал зарядку, второй кроссовок, свою «счастливую» кружку. Он всё еще надеялся, что это блеф. Но Света стояла у открытой двери, держа ключи в руке.
Елена Сергеевна наблюдала за сценой с нескрываемым удовольствием. Она даже допила остывший чай.
Когда за мужчинами (одним большим и одной громкой женщиной, которая его опекала) закрылась дверь, в квартире наступила звенящая тишина. Света закрыла замок на два оборота, потом накинула цепочку. Прислонилась спиной к двери и медленно сползла на пол.
Елена Сергеевна подошла, села рядом на пуфик.
— Ну что, дочь? Плакать будем?
Света подняла глаза. Они были сухими.
— Знаешь, мам… Нет. Есть хочу. Сварим пельмени? Только нормальные, те, что подороже. И сметаны откроем банку.
— И валерьянки мне накапай, — кивнула Елена Сергеевна. — Праздник все-таки. Освобождение крестьян от крепостного права.
Через час они сидели на кухне. На плите шкворчали пельмени, пахло лавровым листом и перцем. Телевизор бубнил что-то про погоду.
— Мам, — Света задумчиво макнула пельмень в сметану. — А ведь он кран так и не починил. В ванной капает уже неделю.
— Ничего, — усмехнулась Елена Сергеевна. — Вызовем мастера. За деньги. Оно, знаешь ли, дешевле выходит, чем мужа содержать. И нервы целее, и сыр никто не жрет.
Света рассмеялась. Первый раз за последние полгода — искренне и легко. Квартира, её личная крепость, купленная до брака, наконец-то снова принадлежала ей…
