— Представляешь, она вчера снова приходила, — Аня говорила тихо, почти шёпотом, хотя в их съёмной однушке, кроме них с Вадимом, никого не было. — Я с работы вернулась, а она сидит, чай пьёт. Ждала меня.
Вадим оторвался от экрана ноутбука. На его лице промелькнула тень раздражения, но он тут же её погасил, натянув усталую улыбку.
— Ань, ну мама же из лучших побуждений. Скучно ей одной.
— Из лучших побуждений она принесла три килограмма свиной вырезки. Вадим, у нас холодильник забит. Я вчера курицу приготовила. Куда нам столько?
— Съедим. Мама переживает, что мы голодаем. Ты же знаешь, она всегда так.
Аня вздохнула и села на край дивана. Она смотрела на своего жениха — высокого, широкоплечего, с добрыми серыми глазами и вечно взъерошенными русыми волосами — и чувствовала, как внутри поднимается волна глухого бессилия. Они были вместе почти два года, и последний год жили вместе. Свадьба была назначена на весну. И всё это время тенью за их спинами стояла Тамара Павловна, его мама.
Она не была злой или скандальной. Наоборот, Тамара Павловна была воплощением заботы. Она появлялась на пороге с кастрюлями, пакетами еды, новыми полотенцами («ваши совсем застирались, деточки»). Она звонила Вадиму по три раза в день: узнать, поел ли он, тепло ли оделся, не болит ли голова. Сначала Аню это умиляло. Потом начало настораживать. Теперь — откровенно душить.
— Вадим, дело не в вырезке, — она попыталась подобрать слова. — Дело в том, что это происходит постоянно. Она приходит без предупреждения. Она решает за нас, что нам есть и какие полотенца использовать.
— Ну так она же помогает, — искренне удивился он. — Другие бы радовались такой тёще. Вон, у Мишки тёща только и делает, что пилит его. А моя — золото.
Аня промолчала. Как объяснить ему разницу между помощью и контролем, завёрнутым в блестящую обёртку заботы? Как сказать, что эта «золотая» свекровь медленно, но верно вытесняет её из её же собственной жизни?
На следующий день Аня получила зарплату. Она работала в городском архиве, работа была не слишком денежной, но спокойной и интересной. Аня любила возиться со старыми документами, вчитываться в пожелтевшие строки, представляя судьбы людей, живших сто лет назад. Часть денег она, как обычно, отложила на «общие» расходы — квартиру, еду. Но в этот раз она решила сделать себе подарок. Уже несколько месяцев она засматривалась на элегантное кашемировое пальто в витрине одного магазина. Оно стоило прилично, почти половину её зарплаты, но было таким красивым, классического кроя, цвета топлёного молока. Она представила, как пойдёт в нём весной, когда они с Вадимом поженятся.
Вечером, после работы, она зашла в тот самый магазин. Примерила. Пальто село идеально, словно было сшито специально для неё. Оно было лёгким, тёплым и невероятно приятным на ощупь. Аня, недолго думая, расплатилась картой и, сияя от счастья, поехала домой с огромным фирменным пакетом.
Вадим был уже дома. Он сидел на кухне и ужинал. Рядом с его тарелкой стоял контейнер, из которого аппетитно пахло чем-то домашним. Маминым.
— О, привет! А я тут… — он кивнул на контейнер. — Мама заезжала, котлет привезла. С пюре.
Аня поставила пакет на пол в коридоре. Радость от покупки моментально потускнела.
— Понятно.
— А это что у тебя? — Вадим с любопытством заглянул в коридор.
— Подарок себе сделала, — Аня постаралась, чтобы голос звучал бодро. Она достала пальто, сняла чехол и повесила на дверь. — Смотри, какая красота.
Вадим подошёл, потрогал мягкую ткань.
— Красивое. Дорогое, наверное?
— Ну… да, — Аня замялась. — Решила себя порадовать.
Он вернулся на кухню. Аня пошла за ним, ожидая комплиментов, но Вадим молчал, задумчиво ковыряя вилкой пюре.
— Что-то не так? — не выдержала она.
— Ань, мы же копим на свадьбу. Нам каждая копейка на счету. А ты… пальто. У тебя же есть куртка. И плащ.
Кровь бросилась Ане в лицо.
— То есть как это «ты — пальто»? Я его купила на свою зарплату. На свои личные деньги.
— Теперь у нас нет «твоих» и «моих» денег, Аня. У нас общий бюджет. Мы — будущая семья. Мама, кстати, сегодня тоже говорила… Она предлагает помочь нам с первым взносом на ипотеку. Сказала, что у неё есть накопления, и она не хочет, чтобы её сын по съёмным углам мыкался. И в такой момент тратить столько денег на вещь, без которой можно обойтись… это как-то… не по-семейному.
Внутри у Ани всё похолодело. Вот оно. Ключевая фраза. «Мама говорила». Не он сам это придумал. Это очередная «гениальная» идея Тамары Павловны, которую она вложила в голову своему сыну.
— Погоди, — Аня села напротив него. — Мы еще не женаты, а ты уже указываешь, как мне тратить мою зарплату? — возмутилась невеста.
— Я не указываю! — Вадим начал заводиться. — Я просто призываю к разумности! Мама права, нам нужно думать о будущем, о своём жилье. Она готова отдать нам свои сбережения, а ты… ведёшь себя как эгоистка.
— Эгоистка? Это я эгоистка? — голос Ани задрожал. — Я, которая несколько месяцев смотрела на это пальто и не позволяла себе его купить, потому что «мы копим»? Я, которая в прошлом месяце отказалась от поездки к своей маме в другой город, чтобы сэкономить? А теперь, оказывается, я не имею права потратить свои же, заработанные мной деньги на себя?
— Ты всё преувеличиваешь! Никто не ущемляет твои права! Но есть же приоритеты! Квартира важнее пальто, согласись.
— Соглашусь. Только есть один нюанс, Вадим. Это будет НАША квартира. А не квартира, купленная на деньги твоей мамы, в которой она потом будет полноправной хозяйкой.
— Что за бред ты несёшь? — он стукнул вилкой по столу. — Мама просто хочет помочь! От чистого сердца! А ты во всём видишь подвох! Какая-то ты… неблагодарная.
Слово «неблагодарная» ударило как пощёчина. Аня встала, чувствуя, как по щекам текут злые, горячие слёзы. Она молча пошла в комнату, сняла с двери новое, пахнущее магазином пальто, аккуратно убрала его в чехол и засунула в шкаф. В этот вечер они больше не разговаривали.
Следующие несколько дней прошли в ледяном молчании. Вадим делал вид, что ничего не произошло, Аня не могла заставить себя заговорить первой. В субботу утром позвонила Тамара Павловна. Вадим долго говорил с ней по телефону, а потом вошёл в комнату, где Аня читала книгу.
— Мама приглашает нас сегодня на ужин. Сказала, что приготовит свой фирменный гуляш. И у неё есть для нас новость.
Ане никуда не хотелось идти. Ей хотелось забиться в угол и чтобы её никто не трогал. Но она понимала, что отказ будет равносилен объявлению войны.
— Хорошо, — тихо ответила она.
Квартира Тамары Павловны встретила их запахом выпечки и чистоты. Сама хозяйка, невысокая полная женщина с гладко зачёсанными волосами и пронзительными, внимательными глазами, расцеловала сына, а Аню лишь сухо похлопала по плечу.
— Проходите, деточки, на кухню. Анечка, поможешь мне на стол накрыть?
Весь вечер Тамара Павловна рассказывала, как сильно она устаёт, как ей одиноко, как Вадик — её единственная опора и радость в жизни. Она говорила это мягким, вкрадчивым голосом, постоянно глядя на Аню, словно проверяя реакцию. Аня чувствовала себя под микроскопом. Вадим же сидел с расслабленным видом, с удовольствием уплетал гуляш и поддакивал матери.
После ужина Тамара Павловна перешла к главному.
— В общем, детки, я тут подумала, — начала она, сложив руки на внушительном животе. — Насчёт квартиры. Я поговорила со своей старой подругой, она риелтор. И есть прекрасный вариант. Двушка, в хорошем районе. И главное — в соседнем подъезде от меня. Представляете, как удобно? Я смогу вам и с уборкой помогать, и обеды носить, а потом, когда внуки пойдут…
У Ани зашумело в ушах. В соседнем подъезде. Это был не просто переезд. Это был приговор.
— Я уже договорилась о просмотре на завтра, — продолжала вещать Тамара Павловна, не замечая окаменевшего лица Ани. — Деньги я вам даю, считайте, в подарок. Просто оформим на меня одну треть доли, ну, так, для спокойствия. Чтобы я была уверена, что мой сын не останется на улице, мало ли что в жизни бывает.
Она снова посмотрела на Аню. На этот раз в её взгляде не было ничего, кроме холодного расчёта. Это был прямой, неприкрытый удар. Намёк на то, что Аня — элемент ненадёжный, временный.
— Мам, это же отличная новость! — обрадовался Вадим. — Правда, Ань? Своя квартира!
Аня медленно подняла глаза. Она посмотрела на сияющего Вадима, потом на его мать с её торжествующей улыбкой.
— Вадим, можно тебя на пару слов? — голос был чужим и скрипучим.
Они вышли в коридор.
— Ты это серьёзно? — прошептала Аня. — Ты согласен на это?
— А что такого? — он искренне не понимал. — Мама нам дарит квартиру, можно сказать.
— Она не дарит! Она покупает нас! Она покупает тебя, а меня берёт в бесплатное приложение! Квартира в соседнем подъезде? Доля на её имя? Ты не видишь, что происходит? Нас не будет. Будет ваша семья — ты и мама. А я буду так, прислугой, которая живёт на их территории.
— Перестань! Ты опять всё усложняешь! — его голос стал злым. — Моя мать последнее отдаёт, а ты нос воротишь!
— Последнее? Вадим, она не последнее отдаёт. Она забирает последнее у меня — мою свободу. Моё право на собственную семью.
Они вернулись на кухню. Тамара Павловна сидела с таким видом, будто всё слышала.
— Ну что, Анечка, ты не рада? — с ядовитой сладостью в голосе спросила она.
Аня глубоко вздохнула.
— Тамара Павловна, спасибо за предложение. Но мы с Вадимом сами решим наши жилищные вопросы.
В глазах у свекрови полыхнул огонь.
— Сами? Это как же? На твою зарплату, которую ты на тряпки тратишь? Мой сын заслуживает лучшего! Он всю жизнь работал, не покладая рук!
— Я тоже работаю, — тихо, но твёрдо ответила Аня.
— Ой, не смеши меня, — отмахнулась Тамара Павловна. — Архив… Сидишь там, бумажки перебираешь. Это не работа. Вадик — инженер, у него голова светлая. Ему нужны условия, чтобы он мог развиваться, а не думать, как за съёмную конуру заплатить.
— Мам, перестань, — вмешался Вадим, но как-то вяло, безвольно.
— А что «перестань»? Я правду говорю! Я своего сына не на помойке нашла! И не позволю всяким… — она осеклась, но Аня и так поняла, что она хотела сказать.
Аня встала. Внутри у неё была звенящая пустота. Больше не было ни слёз, ни обиды. Только холодное, ясное понимание.
— Спасибо за ужин. Я, пожалуй, пойду.
— Аня! — крикнул Вадим ей в спину. — Подожди!
Она не обернулась. Вызвала такси и уехала. Дома она молча собрала свои вещи в сумку. Не все, только самое необходимое. Когда Вадим вернулся, она уже сидела в коридоре, одетая.
— Ты куда? — он растерянно смотрел на неё и на сумку.
— Я уезжаю, Вадим.
— Куда? К маме? Из-за этой ссоры? Ань, ну не будь ребёнком. Мама погорячилась, ты тоже была резка…
— Дело не в ссоре. Дело в том, что ты так ничего и не понял.
— Да что я должен понять?! — он взорвался. — Что моя мать — монстр, а ты — невинная жертва? Может, тебе просто не нравится, что кто-то, кроме тебя, любит меня и заботится обо мне?
— Нет, Вадим. Мне не нравится, что твоя мама строит нашу жизнь по своему усмотрению, а ты ей это позволяешь. Мне не нравится, что моё мнение ничего не стоит. Мне не нравится, что меня заранее записали в ненадёжные элементы, которым нельзя доверять. Я не хочу жить в соседнем подъезде с твоей мамой. Я не хочу отчитываться за каждую потраченную копейку. Я хочу свою семью. С тобой. Но без неё. А ты, как я погляжу, такой опции не рассматриваешь.
Он молчал, глядя в пол. Он выглядел несчастным и потерянным. В этот момент Аня поняла, что он никогда не выберет. Он не выберет её. Но он и не выберет мать. Он будет вечно пытаться усидеть на двух стульях, разрываясь между ними и делая несчастными всех троих.
— Я поживу у подруги, — сказала она уже спокойнее. — За остальными вещами зайду позже.
Она взяла сумку и открыла дверь.
— Аня, постой… — его голос прозвучал жалко. — А как же… свадьба?
Она обернулась. В тусклом свете коридорной лампочки его лицо казалось детским и беспомощным. И в этот момент она почувствовала не злость, а острую, пронзительную жалость к нему. И к себе. К тому, что у них могло бы быть и чего никогда не будет.
— Свадьбы не будет, Вадим, — тихо сказала она. — Я не могу выйти замуж за тебя и твою маму одновременно. Прощай.
Она вышла на лестничную клетку и закрыла за собой дверь. Спускаясь по ступенькам, она достала из кармана телефон и набрала номер подруги Лены.
— Лен, привет. Можно я у тебя на пару дней остановлюсь? Да… всё сложно. Потом расскажу.
На улице было промозгло и сыро. Мелкий октябрьский дождь моросил, забираясь за воротник куртки. Аня подняла голову к небу, подставляя лицо холодным каплям. И впервые за долгое время вздохнула полной грудью. Она ещё не знала, что будет дальше. Но точно знала, что то самое пальто цвета топлёного молока она наденет этой весной. И пойдёт в нём навстречу своей новой, собственной жизни. Одна.
