— Я вроде по-русски спросила? Нет? Не имею желания и сил ругаться, но спрошу еще раз — на каком основании вы своего ребенка на мою нижнюю полку посадили? – смотрела на попутчицу Маша, постукивая ногтем по билету.
Уставшая после рабочего дня, она надеялась спокойно устроиться на своем законном месте и немного вздремнуть под стук колес. Но вместо этого обнаружила на нижней полке чужого мальчишку, который, свесив ноги в потрепанных кедах, с головой ушел в игру на планшете.
Женщина напротив — крупная, с крашеными в агрессивный каштановый цвет волосами, собранными в небрежный хвост — даже не соизволила поднять глаза от телефона. Только поправила сползающую лямку выцветшей футболки и отхлебнула из пластиковой бутылки какой-то газировки.
— Вам жалко, что ли? — наконец отозвалась она, поднимая на Машу тяжелый взгляд человека, привыкшего к постоянным баталиям.
— Простите? — Маша опешила от такой прямолинейности.
— Говорю, вам что, сложно уступить ребенку? — женщина кивнула на мальчишку. — Даньке десять лет, ему наверху страшно. А тут хоть поиграет нормально.
Вагон был битком. За спиной толпились люди с сумками, чемоданами и пакетами. Кто-то недовольно сопел, кто-то просил пройти вперед. Проводница где-то в дальнем конце вагона пыталась перекричать общий гул, проверяя билеты у новоприбывших.
Маша чувствовала, как начинают гореть щеки. Она целый день провела на ногах, проклиная себя за неудобные туфли, которые натерли мозоль размером с пятирублевую монету. Именно поэтому она специально покупала билет на нижнюю полку — чтобы не карабкаться наверх с ноющими ногами и гудящей от усталости спиной.
— У меня билет на это место, — Маша попыталась говорить спокойно, но голос предательски дрогнул. Она протянула посадочный талон. — Двадцать восьмое место, нижняя полка.
— Вижу я ваш билет, — отмахнулась женщина. — У нас с Данькой соседние места, верхние. Но он высоты боится просто жуть как. Всю ночь спать не будет, в туалет лазить побоится, мне потом с ним мучиться.
Мальчик на секунду оторвался от игры, глянул на Машу исподлобья и снова уткнулся в экран. Звуки игры – пиликанье, взрывы и тревожная музыка – разносились по всему купе.
— Послушайте, — Маша попыталась воззвать к здравому смыслу, — я понимаю вашу ситуацию, но…
— Ничего вы не понимаете, — перебила ее женщина, повышая голос настолько, что стоящие рядом пассажиры начали оборачиваться. — У вас своих детей-то нет, вот и не лезьте со своими правилами. Данька, выключи эту дребедень, от звуков голова трещит.
Мальчик скривился, но послушно убавил громкость, не выключая игру. Маша заметила, что его коленки были в царапинах и ссадинах, а на одном локте красовался свежий пластырь с человеком-пауком.
В этот момент над ухом раздался скрипучий голос проводницы:
— Что у вас тут происходит? Почему проход перекрыт?
Невысокая женщина в форменной одежде с блестящими пуговицами решительно протиснулась к ним. Её седеющие волосы выбивались из-под форменной шапочки, а в руках она сжимала потрепанный блокнот с торчащими во все стороны листками.
— У нас небольшое недоразумение, — начала Маша. — Я купила билет на нижнюю полку, а…
— Её место заняли, а она разводит тут трагедию, — громко встряла мать мальчика. — Подумаешь, проблема какая. Ребёнку десять лет, ему наверху страшно!
Проводница устало вздохнула, как человек, сталкивающийся с подобными ситуациями по пять раз на дню.
— Ваши билеты, пожалуйста.
Маша протянула свой. Женщина с мальчиком неохотно достала из замусоленного клатча два смятых билета.
Проводница сверила номера и покачала головой:
— Гражданка, у вас с сыном места тридцать и тридцать два, верхние полки. А у девушки двадцать восьмое, нижнее. Прошу освободить ее место.
— Да вы издеваетесь! — всплеснула руками мать мальчика. — Что за бюрократия такая? Ребенку наверху опасно! А вдруг он упадет ночью?
— Тогда нужно было покупать нижнюю полку, — терпеливо, но твердо ответила проводница. — Поезд скоро отправляется. Освободите место, пожалуйста.
— Вот всегда так в этой стране, — громко, явно на публику, начала возмущаться женщина. — Никакого понимания, никакого сочувствия. Данька, забирай вещи, видишь, тетя не может уступить тебе место.
Мальчик медленно, с вызовом глядя на Машу, стал собирать разбросанные по полке конфетные обертки и свой потертый рюкзак с яркими наклейками. На одной было написано: «Не бойся быть лучшим!»
— Но мам, ты же обещала, что я буду внизу, — проскулил он, скорчив обиженную гримасу.
— Я знаю, сынок, — тяжело вздохнула женщина, сверля Машу взглядом. — Я очень старалась, но некоторые люди просто не понимают, что такое быть матерью.
Маша почувствовала, как щеки вспыхнули от несправедливости обвинения. Она заметила, что соседи по купе начали с интересом наблюдать за разворачивающейся сценой. Молодой парень с татуировкой на шее приспустил наушники, чтобы лучше слышать. Пожилая женщина с морщинистым, но добрым лицом, пристроившаяся на соседней полке, поджала губы и шумно вздохнула, демонстративно глядя на Машу.
Данька наконец освободил полку, и Маша с облегчением поставила свою сумку. Рядом примостился пакет с яблоками и бутербродами, завернутыми в фольгу, которые заботливо собрала ей мама.
— Спасибо за понимание, — сказала она, надеясь хоть как-то сгладить неловкость.
Женщина фыркнула:
— Да уж, понимания хоть отбавляй.
И тут же, сменив тон, повернулась к Маше с неожиданной улыбкой:
— Меня, кстати, Катей зовут. А это Данька мой.
Маша удивленно моргнула от такой резкой смены настроения.
— Маша, — ответила она осторожно.
— Слушай, Маш, а может, все-таки договоримся? — Катя понизила голос, придвинувшись ближе. От нее пахло резкими сладкими духами и чем-то жареным. — Пусть Данька хотя бы днем внизу сидит, а? Честное слово, он ночью наверху будет, я проконтролирую. Просто днем-то ему внизу поудобнее.
Маша почувствовала подвох. Только что эта женщина публично выставляла ее бессердечной эгоисткой, а теперь вдруг заискивает и предлагает «договориться»?
В это мгновение она заметила, как мальчик дернул мать за рукав и прошептал с явным раздражением: «Мам, не унижайся ты!»
От этой фразы, такой недетской, с такими взрослыми интонациями, у Маши что-то екнуло внутри. В десять лет она еще в куклы играла, а этот мальчишка уже умеет манипулировать взрослыми не хуже матери.
— Извините, Катя, но мне правда нужна нижняя полка, — твердо сказала Маша. — У меня ноги болят после рабочего дня.
Катя окинула ее с головы до ног оценивающим взглядом:
— А по виду и не скажешь. Молодая вроде девка.
— Не все проблемы видны снаружи, — отрезала Маша.
Поезд дернулся, выпустил протяжный гудок и медленно тронулся с места. За окном поплыл перрон с редкими провожающими. Кто-то махал платком, кто-то просто смотрел вслед уходящему составу, а кто-то уже спешил к выходу.
Начиналось двухдневное путешествие, и первая стычка за место под солнцем, вернее, под потолком плацкартного вагона, определенно осталась за Машей. Но она кожей чувствовала — это только начало.
К обеду Маша уже пожалела, что ввязалась в эту битву за нижнюю полку. Катя оказалась мастером психологической войны. Каждые пятнадцать минут она громко интересовалась у сына, не тяжело ли ему наверху, не затекли ли ножки, не болит ли спинка. И Данька, прекрасно уловивший правила игры, жаловался с таким надрывом, словно его пытали на дыбе.
— Мамочка, у меня все ножки затекли, — ныл он, свесившись с верхней полки так, что его вихрастая голова оказывалась прямо над читающей книгу Машей. — И спина болит, и скучно тут, и планшет скоро сядет. Когда мы уже приедем?
— Потерпи, сыночек, — вздыхала Катя, бросая выразительные взгляды на Машу. — Еще целый день и ночь впереди. Что поделаешь, раз уж нам не хотят помочь.
Маша делала вид, что полностью поглощена детективом, хотя на самом деле уже полчаса не могла продвинуться дальше одной страницы. Она кожей ощущала осуждающие взгляды соседей, особенно пожилой женщины, представившейся как Нина Петровна.
— В наше время детям всегда уступали, — громко произнесла Нина Петровна, поправляя кружевной воротничок на блузке. — Мы как-то добрее были, что ли. А сейчас все только о себе думают.
Маша сжала зубы. Ей хотелось огрызнуться, сказать что-нибудь резкое, но она сдержалась. Ссора с одной попутчицей — это одно, а конфликт со всем вагоном — совсем другое.
Рядом с Ниной Петровной сидел мужчина средних лет с аккуратно подстриженной бородкой. Он изредка поглядывал на разыгрывающийся спектакль поверх очков в тонкой оправе и чуть заметно улыбался уголками губ.
Через пару часов такого психологического прессинга Маша не выдержала и отправилась в тамбур. Ей нужно было глотнуть свежего воздуха и перевести дух вдали от этой атмосферы напряженности.
В тамбуре курил тот самый парень с татуировкой на шее. Увидев Машу, он кивнул и отодвинулся, давая ей место у окна.
— Тяжело, да? — спросил он неожиданно.
— Что? — не поняла Маша.
— С этой мамашей и ее пацаном, — пояснил парень, выпуская струйку дыма. — Я прямо напротив вас сижу, все вижу. Они специально давят.
— Не то слово, — вздохнула Маша. — Такое чувство, что я какое-то чудовище, которое издевается над бедным ребенком.
— Да ладно, не парься, — парень затушил сигарету о специальную железную пластину. — Эта тетка — классический пример того, кто привык, что все должны прогибаться под нее. У меня тетка такая же. Всю жизнь на жалость давит, а как только не по ее — сразу в крик.
Маша благодарно улыбнулась. Было приятно встретить понимание хоть от кого-то.
— Кстати, я Леха, — представился парень, протягивая руку.
— Маша.
Когда она вернулась в вагон, то заметила, что Катя с Данькой отсутствуют. Их места пустовали, а на столике остались крошки от печенья и обертки от конфет.
— Ушли в вагон-ресторан, — сообщила Нина Петровна, заметив вопросительный взгляд Маши. — Мальчик есть захотел. Бедняжка, совсем измучился на этой верхотуре. А вы, значит, переводчица?
— Нет, — удивилась Маша. — С чего вы взяли?
— А эта женщина, Екатерина, сказала, что вы какая-то важная персона, переводчица при посольстве, поэтому и не хотите уступать.
Маша округлила глаза от возмущения:
— Что за чушь! Я продавец-консультант в магазине электроники. Восемь часов на ногах каждый день.
— Вот оно как, — протянула Нина Петровна с явным разочарованием в голосе. — А она сказала…
— Она много чего может сказать, — вмешался мужчина с бородкой. — Разрешите представиться, Виктор Андреевич. И позвольте заметить, что ваша соседка занимается классической манипуляцией. Сначала создает о вас ложное представление, чтобы настроить окружающих против вас, а потом выступает в роли жертвы.
Нина Петровна поджала губы:
— Вы так говорите, будто знаете ее лично.
— Не знаю, — спокойно ответил Виктор Андреевич. — Но я тридцать лет преподаю в школе и повидал немало таких родителей. Они считают, что весь мир должен крутиться вокруг их ребенка.
Маша почувствовала облегчение от того, что у нее появились защитники. Но не успела она что-либо ответить, как вернулись Катя с Данькой. Мальчик держал в руках большой пакет чипсов, от которых по вагону разносился запах искусственного сыра.
— О, смотрю, вы тут уже спелись, — с наигранной веселостью заметила Катя, плюхаясь на свое место. — Данька, давай руки протри, все в этом противном кетчупе.
Мальчик, словно не слыша мать, плюхнулся на край Машиной полки и принялся с хрустом уплетать чипсы, роняя крошки на постель.
— Данила, пожалуйста, не крошите на мою постель, — как можно вежливее попросила Маша.
— Ой, извините, — с преувеличенным удивлением отозвался мальчик, не делая попытки встать. — Я нечаянно. Мне просто неудобно наверху сидеть, ноги затекают.
Катя, делавшая вид, что увлечена телефоном, тут же отреагировала:
— Данька, не мешай людям. Видишь, тут никто не хочет понимать, как тяжело ребенку. Сиди уж наверху, раз приходится.
Маша заметила, как Виктор Андреевич еле заметно покачал головой, словно говоря: «Вот видите, что я имел в виду?» Леха, вернувшийся из тамбура, подмигнул ей, как бы призывая держаться.
Но самое неприятное началось ближе к вечеру, когда пассажиры стали готовиться ко сну. Вагон наполнился шорохом разворачиваемого белья, приглушенными разговорами, звуками закрывающихся дверей туалетов.
Катя нарочито громко командовала сыном:
— Так, Данечка, давай-ка осторожно наверх. Держись крепче, не дай бог упадешь. Простыню я тебе постелила, но сам понимаешь, это не дома, условия спартанские.
Данька, кряхтя как старик, медленно карабкался наверх, постоянно охая и причитая:
— Ой, мам, я боюсь! Тут так высоко! А вдруг я ночью в туалет захочу? Я же разобьюсь!
— Потерпишь, сыночек, — Катя бросила выразительный взгляд в сторону Маши. — Или разбудишь меня, я тебе помогу. Что поделаешь, раз уж некоторым людям все равно, что ребенок мучается.
Маша почувствовала, как внутри закипает раздражение. Этот спектакль явно был рассчитан на то, чтобы она не выдержала и предложила поменяться местами. Но она твердо решила не поддаваться на манипуляции.
Когда Данька наконец устроился наверху, начался второй акт представления. Мальчик постоянно ворочался, стонал, шуршал чем-то и периодически свешивал ноги вниз, практически касаясь головы лежащей внизу Маши.
— Данила, пожалуйста, уберите ноги, — не выдержала она.
— Ой, простите, — с наигранным удивлением отозвался мальчик. — Я нечаянно. Мне просто неудобно лежать, места мало.
— Данечка, потерпи, родной, — тут же отозвалась Катя с соседней полки. — Завтра уже приедем.
Маша закрыла глаза, пытаясь абстрагироваться от происходящего. Завтра будет новый день, и, возможно, эта семейка успокоится или найдет новую жертву для своих манипуляций.
Уже засыпая, она услышала, как Катя тихо, но достаточно отчетливо, чтобы Маша могла расслышать, говорит сыну:
— Видишь, Дань, вот так и бывает в жизни. Некоторым людям плевать на других, главное, чтобы им было удобно. Запомни это.
Маша стиснула зубы. Эта женщина не просто боролась за комфорт своего ребенка — она целенаправленно пыталась воспитать в нем определенное отношение к миру. И от этого становилось по-настоящему тревожно.
Маша проснулась от странного ощущения. Открыв глаза, она обнаружила, что Данька сидит прямо напротив и внимательно разглядывает ее, жуя какой-то бутерброд. Крошки падали на покрывало Маши.
— Доброе утро, — сказала она, приподнимаясь и украдкой стряхивая крошки. — Ты давно встал?
— Не очень, — пожал плечами мальчик. В утреннем свете, без наигранного нытья и показной капризности, он выглядел обычным ребенком — вихрастым, с россыпью веснушек на носу и любопытными карими глазами. — А вы всегда так рано встаете?
— Обычно да, — Маша потянулась, разминая затекшую шею. — Работа такая. А где твоя мама?
— Пошла умываться, — Данька откусил еще кусок бутерброда, с сыром и колбасой, завернутый в помятую бумажную салфетку. — А почему вы вчера не захотели меня к себе пустить? Вам что, жалко было?
Маша замешкалась с ответом. Разговаривать с ребенком о вчерашнем противостоянии казалось странным. Но в его вопросе не было агрессии, только искреннее детское недоумение.
— Понимаешь, Даня, — начала она осторожно, — у каждого из нас был свой билет на конкретное место. Я купила нижнюю полку, потому что мне так удобнее.
— Но мне тоже удобнее внизу, — упрямо сказал мальчик. — Наверху голова кружится, и темно там, страшно.
— Тогда нужно было покупать билет на нижнюю полку.
— Мама говорит, что нижние места раскупают быстрее, и нам не хватило, — Данька вздохнул и добавил с неожиданной откровенностью: — А еще она говорит, что нижние дороже, а у нас денег мало. Мы вообще к бабушке едем, потому что мама работу потеряла, а у бабушки огород, и мы будем помогать ей с урожаем, а потом продавать на рынке.
Это признание заставило Машу почувствовать укол совести. Она и представить не могла, что за вчерашней агрессией Кати скрывались настоящие финансовые проблемы.
— Понимаешь, — продолжила она мягче, — я правда не могла уступить. У меня работа тяжелая, на ногах весь день, к вечеру просто валюсь с ног от усталости.
— А где вы работаете? — поинтересовался мальчик, подбирая крошки пальцем.
— В магазине электроники. Продаю телефоны, планшеты, ноутбуки.
— Круто! — оживился Данька. — А скидку можете сделать? Мне нужен новый телефон, а то мой уже старый совсем, даже «Танчики» тормозят.
Маша невольно улыбнулась. В этот момент в разговор с мальчиком она не видела того манипулятора, которым он казался вчера. Просто ребенок, попавший в круговорот взрослых проблем и перенимающий модель поведения матери.
— А сколько тебе лет, Дань? — спросила она.
— Десять. Скоро одиннадцать будет, — с гордостью ответил он. — Я уже в пятый класс пойду.
— И как учеба? Какой предмет любимый?
— Физкультура, — без запинки ответил Данька и рассмеялся. — А еще труд. Мы там всякие штуки из дерева делаем. Я скворечник сделал, и учитель сказал, что у меня талант.
В этот момент вернулась Катя. Её волосы были мокрыми на концах, а на щеке остался след от воды. Увидев, что Маша и Данька мирно беседуют, она тут же напряглась.
— Ты чего тут? — строго спросила она сына. — Я же сказала ждать меня наверху.
— Да мы просто разговариваем, — пожал плечами Данька.
— Иди умывайся, — Катя протянула ему замызганное полотенце и тюбик зубной пасты. — Только зубы почисти нормально, а не как вчера – для галочки.
Когда мальчик ушел, она повернулась к Маше:
— Надеюсь, вы не настраивали его против меня.
— Что вы, — искренне удивилась Маша. — Мы просто болтали.
— Ага, конечно, — Катя поджала губы, но вдруг сменила тон: — Слушай, извини за вчерашнее. Просто сил уже нет. Третий месяц без работы, денег в обрез, а тут еще эта поездка. К матери еду, не была у нее два года. Она и не знает, что у меня проблемы, не хочу её волновать.
Эта внезапная откровенность застала Машу врасплох. Только что эта женщина смотрела на нее как на врага, а теперь вдруг делится самым сокровенным.
— Мне жаль, что у вас проблемы, — осторожно ответила она. — Но я правда не могла уступить место. У меня спина больная, после работы еле хожу.
Катя пожала плечами:
— Да я уж поняла. Каждый за себя в этом мире.
В этот момент по вагону прошла проводница, объявляя, что через полчаса поезд прибывает на крупную станцию, где будет стоянка 40 минут.
— Кстати, — остановила ее Катя, — вы не в курсе, нет ли в поезде свободных нижних мест? Может, нас можно как-то пересадить? Сыну на верхней полке очень тяжело.
Проводница задумалась, перелистывая свои записи.
— В нашем вагоне всё занято. Могу поспрашивать в соседних, но за смену мест нужно будет доплатить.
— А сколько? — напряглась Катя.
— За переход в такой же вагон — пятьсот рублей. В купейный — две с половиной тысячи.
Катя поморщилась:
— Ладно, спасибо, мы подумаем.
Проводница кивнула и пошла дальше. Катя тяжело вздохнула и посмотрела на Машу с таким видом, будто та была лично виновата в её финансовых проблемах.
— Вот так всегда, — пробормотала она. — Кто побогаче, тот и устроится как надо.
Маша почувствовала укол раздражения:
— Послушайте, это не моя вина, что у вас нет денег на доплату. И я не виновата, что вы не купили нижнюю полку.
— Ой, ну конечно, — фыркнула Катя. — Всегда есть кому поучать других. У меня муж два года назад ушел, одна ребенка тяну. Попробовали бы вы в моей шкуре походить, не так бы запели.
На них оглянулись соседи. Леха сделал большие глаза, намекая Маше не ввязываться в перепалку. Виктор Андреевич, наоборот, с любопытством наблюдал за развитием конфликта.
Маша глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Она не хотела выяснять отношения при всем вагоне. К счастью, вернулся Данька с мокрыми волосами и свежим следом от зубной пасты на подбородке.
— Мам, там в вагоне-ресторане пирожки горячие продают! — выпалил он. — Пойдем купим, а?
Катя неловко отвела взгляд:
— Дань, у нас осталось совсем немного денег. Давай бутерброды, которые я сделала.
Мальчик скривился:
— Но они уже черствые! Я их вчера еще едва доел.
— Ничего страшного, можно чаем запить.
Данька насупился, сел в углу полки и демонстративно отвернулся к окну. Было видно, что такие разговоры между ними — не редкость.
Маша неожиданно для себя достала из сумки пакет с яблоками:
— Данил, хочешь яблоко? Мне мама целый пакет дала, мне столько не съесть.
Мальчик вопросительно посмотрел на мать. Та напряглась, гордо вскинув подбородок:
— Спасибо, но мы не нуждаемся в благотворительности.
— Это не благотворительность, — спокойно возразила Маша. — У меня правда слишком много. Глупо выбрасывать.
Данька с надеждой смотрел на мать, явно хотел согласиться. Катя помедлила, потом махнула рукой:
— Ладно, бери.
Мальчик просиял и быстро схватил самое большое яблоко из протянутого пакета.
— Спасибо! — он с хрустом откусил кусок, и на его лице отразилось такое искреннее удовольствие, что Маша невольно улыбнулась.
— Вкусно?
— Ага! — кивнул он с набитым ртом. — Сочное такое!
Этот простой жест словно немного разрядил напряженную атмосферу. Катя по-прежнему держалась настороженно, но Данька уже не демонстрировал враждебности, и Маша начала надеяться, что оставшееся время поездки пройдет более мирно.
На станции большинство пассажиров вышли размять ноги и купить что-нибудь на перроне. Виктор Андреевич в том числе покинул вагон. Леха предложил Маше пойти с ним купить мороженое, но она решила остаться и немного поспать – ночью из-за нервного напряжения ей не удалось хорошо отдохнуть.
Катя с Данькой тоже сошли с поезда. Через окно Маша видела, как они стоят у лотка с фруктами, и мальчик что-то возбужденно показывает матери, но та качает головой. Маша откинулась на подушку и закрыла глаза. Наконец-то тишина.
Проснулась она от громкого разговора. В купе вернулись Катя с Данькой, и мальчик держал в руках пакет с черешней.
— …и я тебе сто раз говорила, что это дорого! — шипела Катя. — У нас денег в обрез! Как ты не понимаешь?
— Но бабушка дала мне деньги на карманные расходы! — возмущался Данька. — Это мои деньги, я могу их тратить как хочу!
— Нет, не можешь! Мы экономим, у нас каждая копейка на счету. Сейчас купил черешню, а потом что? Будешь плакать, что у тебя живот болит, и требовать таблетки?
Маша сделала вид, что еще спит, но сквозь прикрытые веки наблюдала за сценой. Данька насупился, но уже не так картинно, как вчера. Его лицо выражало настоящую обиду.
— Ты всегда так, — пробормотал он. — Никогда ничего нельзя.
— Боже мой, какой ты неблагодарный, — вздохнула Катя. — Я из последних сил тебя тяну, чтобы у тебя все было, а ты еще недоволен!
Маша почувствовала, что ей неловко быть свидетелем их семейной ссоры, и решила «проснуться». Она потянулась и села, делая вид, что только что открыла глаза.
— О, вы вернулись. Как погуляли?
Катя тут же сменила тон и выражение лица, словно переключила тумблер:
— Нормально, перрон посмотрели. Свежим воздухом подышали.
Данька угрюмо уставился в окно, сжимая пакет с черешней.
— А что купили? — дружелюбно спросила Маша. — Черешню? Первую в этом сезоне?
— Даниле захотелось, — натянуто улыбнулась Катя. — Балую его слишком.
Маша заметила, как мальчик бросил на мать недоверчивый взгляд, но промолчал. Очевидно, что дома у них идёт постоянная борьба, и Катя не стесняется манипулировать не только окружающими, но и собственным сыном.
Постепенно вагон наполнялся вернувшимися пассажирами. Запахло пирожками, колбасой, каким-то парфюмом. Леха вернулся с парой стаканчиков мороженого и протянул один Маше:
— Держи, как и обещал. Пломбир в вафельном стаканчике, самое то в жару.
— Спасибо, но я же не просила, — удивилась она.
— Ты и не отказывалась, — подмигнул он. — Считай, это моя благодарность за вчерашнее развлечение. Давно так не веселился в поезде.
Катя бросила на них колючий взгляд. Данька уставился на мороженое с таким выражением, что Маше стало не по себе. Явно хотел, но просить не решался.
— Данил, хочешь попробовать? — предложила она, протягивая стаканчик.
Мальчик снова вопросительно посмотрел на мать. Та поджала губы:
— Нет, спасибо. У него горло болит, нельзя холодное.
— Ничего у меня не болит! — возмутился Данька. — Ты всегда так говоришь, когда не хочешь мне что-то покупать!
Катя покраснела:
— Не смей со мной так разговаривать! Особенно при посторонних!
— А ты не обманывай! — выпалил мальчик, и на его глазах выступили слезы. — Вечно всё запрещаешь, а потом выдумываешь причины!
Он вскочил и быстро полез на свою верхнюю полку, отвернувшись к стене.
— Отлично, — процедила Катя. — Теперь весь вагон думает, что я плохая мать. Именно этого ты и добивался, да?
Данька не ответил.
Маша почувствовала себя ужасно неловко. Она-то думала, что мать с сыном заодно и вместе разыгрывают спектакль, чтобы давить на жалость. Но сейчас увидела совсем другую картину – измотанную жизнью женщину, которая пытается выживать с сыном-подростком, и запуталась в своих методах воспитания.
Леха равнодушно ел мороженое, как будто ничего не произошло. Ему явно доставляла удовольствие вся эта драма. А вот Маше было не по себе.
Поезд тронулся, набирая ход, и снова потянулись однообразные пейзажи за окном: поля, леса, изредка деревни с покосившимися заборами. Маша попыталась снова читать, но не могла сосредоточиться. Из верхней полки периодически доносились шмыганье носом – похоже, Данька плакал, стараясь делать это незаметно.
Катя делала вид, что увлечена телефоном, но Маша видела, что она просто бессмысленно листает экран, даже не глядя на него. Видимо, пыталась сохранить лицо после этой сцены.
Вернулся Виктор Андреевич, и его появление внесло некоторое оживление. Он достал из сумки какую-то настольную игру.
— Я тут купил на станции, — объяснил он. — Думал, может, составите компанию. А то еще долго ехать.
Это была карточная игра-ходилка с забавными рисунками.
— Я в, — немедленно отозвался Леха, откладывая телефон. — Скучно сидеть.
Нина Петровна, вернувшаяся из вагона-ресторана, тоже согласилась поиграть. Маша после некоторых колебаний присоединилась к ним.
— Молодой человек, — неожиданно обратился Виктор Андреевич к Даньке, все еще лежащему на верхней полке, — не желаете присоединиться?
Мальчик с подозрением выглянул сверху:
— А она какая?
— Весёлая, — улыбнулся Виктор Андреевич. — И не очень сложная. Называется «Гонки по джунглям». Нужно провести своего героя через препятствия к финишу.
Данька явно заинтересовался, но бросил вопросительный взгляд на мать. Та пожала плечами:
— Делай что хочешь.
Это был самый настоящий пассивно-агрессивный ответ, но мальчик, видимо, привык к такой реакции. Он неуклюже спустился с верхней полки, стараясь не встречаться взглядом с матерью, и подсел к столику.
— Так, — деловито начал Виктор Андреевич, — каждый выбирает фишку. Вот, пожалуйста – тигр, слон, обезьяна, крокодил.
— Я тигра! — тут же схватил фигурку Данька.
— Тогда я, пожалуй, возьму слона, — сказала Маша.
— Мне обезьяну, — кивнул Леха.
— А мне, видно, крокодила, — улыбнулась Нина Петровна.
Катя наблюдала за ними со своего места, всем видом показывая, что её это не интересует. Но Маша заметила, как она периодически бросает взгляды в их сторону.
Игра оказалась действительно веселой. Даньке особенно понравилось, когда его тигр перепрыгивал через «пропасть» и обгонял всех остальных. Мальчик смеялся, подскакивая на месте от восторга, когда ему удавалось опередить соперников.
— Виктор Андреевич, а вы кто по профессии? — поинтересовалась Маша, пока Леха раздумывал над своим ходом.
— Я учитель географии, — ответил он. — Тридцать лет в школе проработал, а теперь вот взял годичный отпуск – путешествую по стране, изучаю те места, о которых раньше только рассказывал детям.
— Круто, — искренне восхитилась Маша. — А далеко собрались?
— До Владивостока, а оттуда на Сахалин.
— Ого! — воскликнул Данька. — А там акулы есть?
— В Японском море встречаются, но к берегу они подходят редко, — улыбнулся Виктор Андреевич. — Зато там можно увидеть китов и дельфинов.
— Я тоже хочу на Сахалин! — заявил мальчик, а потом бросил неуверенный взгляд на мать и добавил тише: — Когда-нибудь.
Катя сделала вид, что не слышит, уставившись в телефон. Но её плечи заметно напряглись.
Игра продолжалась, и постепенно к ним присоединились еще несколько соседей по вагону. Маша с удивлением отметила, что напряжение уходит, а на душе становится легче. Даже Данька перестал бросать злые взгляды в её сторону и просто наслаждался игрой.
К концу партии Катя неожиданно подсела к ним:
— А можно и мне попробовать?
Все удивленно посмотрели на неё.
— Конечно, — кивнул Виктор Андреевич. — Мы как раз закончили раунд. Сейчас начнем новый.
Катя неловко взяла карты, которые ей протянули. Видно было, что она чувствует себя не в своей тарелке, но старается ради сына.
— Мам, бери тигра! — воодушевленно предложил Данька. — Он самый быстрый.
— Ладно, — улыбнулась она, и Маша впервые увидела её естественную, не наигранную улыбку. — Покажи, что тут делать надо.
Данька с важным видом начал объяснять правила, а Маша вдруг поймала взгляд Виктора Андреевича. Он чуть заметно кивнул ей, словно говоря: «Видите, все налаживается.»
Следующий раунд прошел еще веселее. Катя быстро втянулась в игру и даже пару раз искренне рассмеялась, когда её тигр попадал в забавные ситуации. Данька так и сиял, видя, что мать включилась в его развлечение.
После игры все разошлись по своим местам в приподнятом настроении. Даже Катя казалась менее напряженной, хотя все еще держалась настороженно.
— Спасибо за игру, — неожиданно сказала она, обращаясь ко всем, но глядя в основном на Виктора Андреевича. — Давно так не отвлекалась.
— Всегда пожалуйста, — кивнул тот. — Игры – лучший способ снять напряжение.
Вечером проводница объявила, что поезд прибывает на еще одну крупную станцию, где снова будет продолжительная остановка. Катя заметно оживилась и отозвала проводницу в сторону. Они о чем-то тихо поговорили, после чего Катя вернулась к своему месту с задумчивым видом.
— Что-то случилось? — спросил Данька.
— Нет, просто узнавала насчет мест, — рассеянно ответила Катя. — Оказывается, в соседнем вагоне освободилась нижняя полка. Проводница говорит, мы можем пересесть туда, но нужно доплатить пятьсот рублей.
— И что, пересядем? — с надеждой спросил мальчик.
Катя колебалась:
— Не знаю. Пятьсот рублей – это много для нас сейчас. А ехать осталось всего ночь.
Маша наблюдала за этим разговором, и внутри боролись противоречивые чувства. С одной стороны, эта женщина вчера устроила ей настоящий ад из-за нижней полки. С другой – теперь Маша лучше понимала её ситуацию. И ей было жаль мальчика, который по-настоящему страдал на верхней полке.
— Послушайте, — неожиданно для себя сказала Маша, — я могу заплатить эти пятьсот рублей.
Катя резко повернулась к ней:
— Что, простите?
— Я могу оплатить вашу доплату за пересадку, — повторила Маша. — Мне не сложно.
На лице Кати отразилась целая гамма эмоций: удивление, недоверие, подозрительность и, наконец, благодарность, смешанная с неловкостью.
— Нет, спасибо, — наконец сказала она. — Мы как-нибудь сами.
— Мам, ну пожалуйста! — взмолился Данька. — Я так хочу на нижнюю полку!
— И позориться на весь вагон? — прошипела Катя. — Нет уж.
— Да какой позор, — вмешался Леха. — Нормальное человеческое предложение. Я бы на вашем месте согласился.
— А вы не на моем месте, — отрезала Катя.
Данька насупился и отвернулся к окну. Маша пожала плечами:
— Как хотите. Предложение остается в силе.
Катя молча кивнула и ушла в тамбур. По её напряженной спине было видно, что она злится — не столько на Машу, сколько на ситуацию в целом.
Нина Петровна, наблюдавшая за этой сценой, тихо сказала:
— Гордая она. Трудно ей, а помощь принимать не умеет. Думает, что справится сама, но иногда это невозможно.
— Знаете, — ответил Виктор Андреевич, — за долгие годы работы в школе я понял одну вещь: чем сложнее у человека жизнь, тем труднее ему принять помощь. Просто потому, что это последнее, что у него осталось – чувство собственного достоинства.
Маша задумалась над его словами. Возможно, в этом и был ключ к пониманию поведения Кати.
Когда поезд остановился на станции, Катя вернулась, взяла кошелек и снова ушла. Через некоторое время она появилась в сопровождении проводницы и коротко бросила сыну:
— Собирай вещи, мы переезжаем.
Данька просиял:
— Правда? В другой вагон?
— Да, там освободилось нижнее место. И оно твое.
Мальчик радостно начал запихивать свои вещи в рюкзак. Маша заметила, что Катя старательно избегает её взгляда.
— Вы решились на доплату? — осторожно спросила она.
— Нашла заначку в кошельке, — коротко бросила Катя. — Справились сами.
Маша кивнула, решив не настаивать. Очевидно, что это была ложь, и женщина просто потратила последние деньги, которые берегла на что-то важное. Но говорить об этом вслух было бессмысленно.
Когда Катя с Данькой собрали вещи и направились к выходу, мальчик неожиданно обернулся:
— Спасибо за игру! И за яблоки!
— Не за что, — улыбнулась Маша. — Счастливого пути.
Катя стояла в проходе, неловко переминаясь с ноги на ногу. Было видно, что она хочет что-то сказать, но не решается.
— Извините за вчерашнее, — наконец выдавила она. — Я была не права.
И, не дожидаясь ответа, быстро вышла из вагона.
Когда они ушли, в купе воцарилась непривычная тишина.
— Вот и закончилась наша маленькая драма, — усмехнулся Леха. — А я-то надеялся, что будет продолжение.
— В жизни не все так просто, как в сериалах, — заметил Виктор Андреевич. — Здесь нет чистых злодеев и героев. Просто люди, каждый со своей историей и проблемами.
Маша кивнула, глядя на опустевшую верхнюю полку. Она испытывала странную смесь облегчения и грусти. С одной стороны, конфликт разрешился, и теперь можно было спокойно наслаждаться поездкой. С другой – её не покидало ощущение, что она могла сделать больше.
Остаток пути прошел спокойно и даже скучновато. Без драматичного противостояния с Катей все стало каким-то пресным и обыденным. Вернулись к своим телефонам, книгам, разговорам ни о чем.
На конечной станции, собирая вещи, Маша неожиданно нашла на своей полке маленькую фигурку тигра из той самой настольной игры. Рядом лежала записка, написанная неровным детским почерком: «Спасибо за то, что не злились на нас. Данька.»
Она улыбнулась и спрятала фигурку в карман. Эта маленькая пластиковая игрушка почему-то значила для нее больше, чем можно было ожидать.
Выходя из вагона, Маша столкнулась в тамбуре с проводницей.
— Хорошо, что уладили конфликт, — сказала та. — А то вчера думала, до драки дойдет.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — пожала плечами Маша.
— Знаете, — проводница понизила голос, — я ведь соврала ей про доплату. Никаких пятисот рублей не нужно было платить за пересадку. Просто увидела, как она мучается, решила дать ей возможность сохранить лицо.
Маша удивленно посмотрела на неё.
— Но зачем? Она же действительно отдала вам деньги?
— Отдала, — кивнула проводница. — А я их её сыну вернула, когда она в туалет отходила. Сказала, что мамина сдача. Может, хоть мороженое себе купит на конечной, бедолага.
Маша покачала головой, поражаясь этой маленькой хитрости.
— Вы мудрый человек.
— Да какая мудрость, — махнула рукой проводница. — Просто тридцать лет в поездах езжу, всякого навидалась. Жизнь у людей разная бывает, но с гордыми сложнее всего. Им помочь труднее, чем другим.
Она помогла Маше спустить чемодан и пожелала счастливого пути.
На перроне Маша еще раз оглянулась на поезд. Где-то там, в другом вагоне, Катя с Данькой тоже собирали вещи, готовясь к встрече с бабушкой и неизвестным будущим. Маша надеялась, что у них все наладится. И что следующая их поездка будет более спокойной.
— Эй, Маш, такси вызвать? — окликнул её Леха, с которым они обменялись номерами в течение поездки. — Можем скинуться, если нам по пути.
— Давай, — кивнула она, отворачиваясь от вагона. — Только сначала купим мороженое. Почему-то очень хочется пломбира в вафельном стаканчике.
