Тарелка разбилась о стену, осколки разлетелись по кухонному полу. Аня стояла, прижав руки к лицу, тяжело дыша.
— Всё, хватит! — её голос дрожал, но в нём слышалась сталь. — Знаете что, Валентина Петровна? Не нравится, как я готовлю? Никто вас тут не держит, идите питаться в столовую!
Валентина Петровна замерла у холодильника, не донеся до рта кусочек твёрдого сыра, который только что отщипнула от большого куска. Её тонкие брови взлетели вверх, а глаза округлились так, будто она увидела привидение.
— Что, прости?
— То, что слышали, — Аня начала собирать осколки, морщась от боли, когда один из них оцарапал палец. — Десять лет я молчала. Десять! Пока вы проверяли мою еду, перемывали за мной посуду, потому что «не достаточно чисто», и добавляли соль в мои блюда, когда думали, что я не вижу. Но всему есть предел.
За десять минут до этого Аня нарезала огурцы для греческого салата. Лето выдалось знойным, и хотелось чего-то лёгкого. Тимофей, её муж, должен был вернуться с работы через час. Валентина Петровна, как обычно, появилась на кухне бесшумно, словно призрак в своих мягких тапочках с потёртыми помпонами.
— Опять эти салатики? — процедила она, опираясь на палку. — Тимоша любит после работы нормально поесть. Мясо. Картошку. А не эту… траву.
Аня продолжала нарезать.
— Валентина Петровна, у Тимофея повышенный холестерин. Врач сказал, что нужно больше овощей.
— Ой, врачи! — махнула рукой свекровь. — Мой Николай Степанович, царствие ему небесное, сало ел каждый день и до шестидесяти семи дожил!
— Шестьдесят семь — это не так уж и много, — тихо заметила Аня, добавляя оливки.
— Что ты там бормочешь? Говори громче! — Валентина Петровна приложила ладонь к уху, хотя со слухом у неё было всё в порядке.
Аня глубоко вдохнула.
— Я сказала, что это не так уж и много.
— Это кто ж тебе такое сказал? В моё время до шестидесяти доживали и благодарили бога! А сейчас все неженки, чуть что — сразу к врачу.
Аня попыталась сосредоточиться на нарезке помидоров, но пальцы не слушались. Десять лет. Десять лет этих разговоров. Десять лет непрошеных советов, критики и постоянных замечаний. Десять лет жизни в однушке с женщиной, которая считала, что её сын сделал ошибку, женившись на «этой выскочке из провинции».
Валентина Петровна подошла к плите и приподняла крышку кастрюли с супом, который Аня приготовила утром.
— Что это? — она скривилась так, будто в кастрюле была не еда, а как минимум дохлая крыса.
— Куриный суп с лапшой, — ответила Аня, уже предчувствуя продолжение.
— Куриный? — Валентина Петровна зачерпнула ложкой бульон и попробовала. — Господи, где курица-то? Вода с макаронами!
— Там филе. И овощи.
— Филе! — передразнила свекровь. — В моё время суп варили на костях, с потрохами. Вот это был суп! А это… Тимоша с работы придёт голодный, а ты его водичкой кормить будешь.
Она достала из холодильника сыр, который Аня купила вчера, и, не спрашивая, отрезала кусок.
— И сыр у тебя невкусный. Дорогой, небось? Деньги выбрасываешь…
Что-то щёлкнуло в голове у Ани. Десять лет она пыталась быть хорошей невесткой. Десять лет терпела, улыбалась, пыталась угодить. Десять лет выслушивала, как она не умеет готовить, убирать, стирать. Как она не достойна «такого золотого мальчика, как Тимоша».
И вот теперь эта женщина стоит в её кухне, жуёт её сыр и говорит, что суп, который она варила два часа, — это «водичка».
Аня подняла тарелку с нарезанными овощами и с силой швырнула её в стену.
— Аня, ты что? С ума сошла? — Валентина Петровна прижала руку к груди. — Я к тебе со всей душой, а ты…
— Со всей душой? — Аня горько усмехнулась, выбрасывая осколки в мусорное ведро. — Валентина Петровна, вы ни разу, ни одного раза за десять лет не похвалили то, что я делаю. Ни еду, ни уборку, ничего. Только критика, только замечания.
— Да я просто хочу помочь! Тебя, видимо, мать не научила, как за мужем ухаживать!
— Моя мать научила меня уважать других людей, — Аня вытерла руки о полотенце. — И я уважала вас десять лет. А вы? Вы уважали меня хоть день?
Валентина Петровна поджала губы.
— Не знаю, о чём ты. Я просто хочу, чтобы мой сын был счастлив.
— А вы спрашивали его, счастлив ли он? — Аня посмотрела ей прямо в глаза. — Хоть раз за эти десять лет?
Валентина Петровна отвела взгляд и снова потянулась к сыру.
— Не трогайте, пожалуйста, — Аня мягко, но твёрдо забрала тарелку с сыром. — Это на ужин.
— Не указывай мне, что делать! — голос Валентины Петровны взлетел на октаву выше. — Я тебе в матери гожусь!
— Нет, — покачала головой Аня. — Моя мать никогда бы не стала так обращаться с другим человеком. Особенно с тем, кого любит её ребёнок.
В прихожей раздался звук открывающейся двери.
— Я дома! — голос Тимофея звучал устало, но радостно. — Ух, как вкусно пахнет!
Он зашёл на кухню, помахивая портфелем. Высокий, как и мать, но с мягкими чертами лица и тёплыми глазами.
— О, греческий салат? — он улыбнулся, глядя на миску, которую Аня успела наполнить до инцидента с тарелкой. — Обожаю его!
Валентина Петровна фыркнула.
— Тимоша, ты с работы. Тебе нужно нормально поесть, а не эту… зелень. Вот суп, правда, так себе. Водичка. Я бы тебе борщ сварила, но…
— Мама, — перебил её Тимофей, целуя Аню в щёку. — Я сам решу, что мне есть. И мне нравится то, что готовит Аня.
Валентина Петровна поджала губы и отвернулась к окну.
— Кстати, — продолжил Тимофей, бросив портфель на стул, — у меня новости. Меня повышают.
— Правда? — Аня просияла. — Тимоша, это же замечательно!
— Да, — он широко улыбнулся. — И зарплата будет больше, и… — он замялся, глядя на мать, — и нам предлагают квартиру. Служебную. Трёхкомнатную, в новом доме.
Валентина Петровна резко повернулась.
— Квартиру? А как же я? Тимоша, ты же не бросишь меня одну?
Тимофей посмотрел на Аню, потом на мать.
— Мама, мы это обсудим. Просто я только что узнал и хотел поделиться новостью.
— Обсудим? Тимоша, ты о чём? Я старая женщина, ты хочешь, чтобы я осталась одна? После всего, что я для тебя сделала?
Аня посмотрела на мужа. В его глазах читалась растерянность и… страх? Да, точно страх. Страх сказать матери «нет».
— Валентина Петровна, — мягко начала Аня, — квартира трёхкомнатная. Там хватит места для всех.
«Господи, что я говорю? Ещё десять лет этого кошмара?»
Но Валентина Петровна не успокоилась.
— Всем понятно, что ты хочешь избавиться от меня! — она ткнула пальцем в Аню. — Запудрила мозги моему мальчику, а теперь хочешь отнять его у меня!
— Мама! — Тимофей повысил голос. — Прекрати! Никто никого ни у кого не отнимает.
— Нет, Тимоша, ты не видишь! Она всегда меня ненавидела! Только и ждала момента, чтобы выжить меня!
— Валентина Петровна, — Аня старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело, — я десять лет терпела ваши замечания, ваши уколы, вашу критику. Десять лет я пыталась быть хорошей невесткой. И знаете что? Я устала. Я правда очень устала.
— Аня, — Тимофей выглядел обеспокоенным, — давай не сейчас. Я только пришёл, давайте просто поужинаем…
— А когда, Тимоша? — спросила Аня, глядя на мужа. — Когда мы об этом поговорим? Через ещё десять лет?
Валентина Петровна громко всхлипнула.
— Видишь, Тимоша? Видишь, как она со мной разговаривает? Я чувствую себя чужой в этом доме! А ведь эта квартира, между прочим, моя! Ты бы никогда не получил её, если бы не я!
— Мама, квартира приватизирована на всех нас троих, — устало сказал Тимофей.
— Но она была моя! Мне её государство дало за тридцать лет на заводе! А теперь я тут никто! Эта… эта женщина меня совсем со счетов списала!
Аня закрыла глаза и глубоко вдохнула.
— Валентина Петровна, я никогда вас не обижала. Но, кажется, пришло время кое-что прояснить. Мы с Тимофеем муж и жена. Мы хотим жить нашей жизнью. Я благодарна вам за то, что вы приняли нас в свой дом. Но это не значит, что вы можете контролировать каждый аспект нашей жизни.
— Ты меня выгоняешь? — Валентина Петровна прижала руку к сердцу. — Тимоша, она меня выгоняет!
— Никто никого не выгоняет, — Тимофей поднял руки в примирительном жесте. — Давайте все успокоимся и…
— Нет, Тимоша, — Аня покачала головой. — Не в этот раз. Мы не будем делать вид, что всё в порядке. Потому что не в порядке. Твоя мать не уважает меня, не уважает нашу семью. И я больше не могу это терпеть.
Тимофей переводил взгляд с матери на жену и обратно, явно не зная, что делать.
— Тимоша, — голос Валентины Петровны дрожал, — ты же не позволишь ей так со мной разговаривать? Я твоя мать!
— А я его жена, — тихо сказала Аня. — И мы должны решить, как жить дальше. Все трое.
Валентина Петровна резко встала.
— Всё ясно. Я тут лишняя. Что ж, не буду мешать.
Она направилась к двери, но остановилась и повернулась к сыну.
— Тимоша, ты должен выбрать. Или я, или она.
Тимофей замер, его лицо побелело.
— Мама, не надо…
— Нет, Тимоша. Хватит. Я слишком долго молчала. Эта женщина сделала тебя слабым. Ты был таким целеустремленным, таким… моим. А теперь? Ты даже матери не можешь защитить!
Аня смотрела на мужа. Десять лет они были вместе. Десять лет она надеялась, что он встанет на её сторону. Десять лет она ждала, что он скажет матери «хватит».
Но Тимофей молчал, опустив глаза.
— Ясно, — Аня кивнула, чувствуя, как что-то внутри обрывается. — Всё ясно.
Она сняла фартук и повесила его на крючок.
— Я пойду собирать вещи.
— Аня, стой! — Тимофей схватил её за руку. — Куда ты? Что ты делаешь?
— То, что должна была сделать давно, — она мягко высвободила руку. — Тимоша, я люблю тебя. Правда люблю. Но я не могу так больше. Не могу жить, чувствуя себя чужой в собственном доме. Не могу каждый день доказывать, что достойна быть твоей женой.
— Но… — он растерянно посмотрел на мать, потом на Аню. — Мы же можем всё обсудить. Мама не имела в виду…
— Именно это я и имела в виду! — отрезала Валентина Петровна. — Пусть уходит, если хочет! Я всегда говорила, что она тебя не любит по-настоящему!
Аня покачала головой.
— Видишь, Тимоша? Ничего не изменится. Никогда.
Она направилась в спальню, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Нет, она не будет плакать. Не сейчас. За ней послышались тяжёлые шаги Тимофея.
— Аня, подожди, — он закрыл за собой дверь спальни. — Давай поговорим. Ты же знаешь, какая она. Она не со зла…
— Тимоша, — Аня достала с полки чемодан, — дело не в твоей маме. Дело в нас. В тебе и во мне.
— Что ты имеешь в виду?
— Десять лет, Тимоша. Десять лет я ждала, что ты скажешь ей «стоп». Что ты встанешь на мою сторону. Что ты выберешь… нас.
Он опустился на край кровати, потирая лоб.
— Аня, она моя мать. Она… сложный человек, да. Но она старая, одинокая…
— Она не одинока, Тимоша. У неё есть ты. Всегда был. А у меня? — Аня сложила в чемодан несколько блузок. — У меня никого нет в этом городе. Только ты. И я думала… я так надеялась, что этого будет достаточно.
— Аня, — он взял её за руки, — пожалуйста. Я люблю тебя. Не уходи.
Она посмотрела ему в глаза.
— Тогда скажи ей. Скажи, что её поведение неприемлемо. Скажи, что мы — семья, и она должна уважать это.
Тимофей отвёл взгляд.
— Она не поймёт…
— Не в этом дело, Тимоша. Дело в том, что ты не можешь сказать это. Не можешь выбрать. И знаешь что? Я тебя не виню. Правда. Она твоя мать, она вырастила тебя одна, она многим пожертвовала. Но я… я заслуживаю большего. Заслуживаю быть приоритетом для своего мужа.
В дверь постучали.
— Тимоша? — голос Валентины Петровны звучал необычно тихо. — Можно войти?
Прежде чем Тимофей успел ответить, дверь открылась. Валентина Петровна замерла на пороге, глядя на открытый чемодан.
— Так ты правда уходишь? — она перевела взгляд на Аню.
— Да, — твёрдо ответила Аня, продолжая складывать вещи.
— И ты, Тимоша, позволишь ей? — Валентина Петровна повернулась к сыну.
Тимофей сидел, опустив голову.
— Мама, пожалуйста…
— Нет, Тимоша. Хватит, — Аня закрыла чемодан. — Это моё решение. И я его приняла.
Она подняла чемодан и направилась к двери. Валентина Петровна не отошла с дороги.
— Ты всё делаешь неправильно, — сказала она, глядя Ане в глаза. — Всегда делала. Ты не умеешь готовить, не умеешь убирать, не умеешь быть женой. Тимоше нужна другая. Такая, как… как я.
Аня могла бы многое ответить. Могла бы напомнить, что Валентина Петровна была замужем всего пять лет, что её муж ушёл к другой, что она сама не смогла удержать свою семью. Но вместо этого она просто сказала:
— Прощайте, Валентина Петровна. Надеюсь, вы будете счастливы.
Она обошла свекровь и вышла в коридор. Тимофей догнал её у входной двери.
— Аня, пожалуйста! — он схватил её за руку. — Не уходи. Я… я поговорю с ней. Я скажу ей, что так нельзя. Только не уходи.
Аня мягко высвободила руку.
— Тимоша, ты говорил это десять лет назад. И пять лет назад. И год назад. Ничего не изменилось. И не изменится.
— Изменится! — в его глазах стояли слёзы. — Клянусь, я всё исправлю!
— Дело не в ней, Тимоша. Дело в тебе. В нас. Я хочу, чтобы мой муж выбирал меня. Каждый день. А ты… ты не можешь.
Она открыла дверь и вышла на лестничную площадку.
— Я позвоню, когда устроюсь, — сказала она. — Мы поговорим о разводе.
Тимофей стоял, как громом поражённый.
— Разводе? Аня, ты с ума сошла? Из-за одной ссоры? Из-за…
— Не из-за ссоры, Тимоша. Из-за десяти лет. Десяти лет, когда я надеялась, что ты выберешь меня. Нас.
Она повернулась и пошла вниз по лестнице, чувствуя, как с каждым шагом становится легче дышать.
Прошло три месяца. Аня сидела в небольшом кафе, листая меню. Она сняла комнату у старой знакомой, нашла работу в книжном магазине и, впервые за долгое время, чувствовала себя… свободной.
Официантка принесла кофе, и Аня поблагодарила её улыбкой. В этот момент дверь кафе открылась, и вошёл Тимофей. Он выглядел похудевшим, а под глазами залегли тени.
— Привет, — он неуверенно улыбнулся, подходя к её столику. — Можно?
Аня кивнула, указывая на стул напротив.
— Как ты? — спросил он, когда официантка принесла ему чашку чая.
— Хорошо, — она пожала плечами. — Работа нравится, комната удобная. А ты?
— Переехал, — он смотрел в чашку, не поднимая глаз. — В ту служебную квартиру.
— А Валентина Петровна?
— Она осталась в старой квартире. Одна.
Аня подняла брови.
— Серьёзно?
— Да, — он наконец посмотрел на неё. — Я… я многое понял за эти месяцы, Аня. Ты была права. Всё это время.
Она молча ждала продолжения.
— Я говорил с мамой. Много раз. Она… она не хотела слушать сначала. Но потом… — он вздохнул. — Она плакала. Говорила, что боялась остаться одна. Что боялась, что я перестану её любить, если полюблю кого-то ещё.
— И?
— И я сказал ей, что это неправда. Что любовь не заканчивается, когда появляется новая. Что она навсегда моя мама, но ты… ты моя жена. И это другое.
Аня отпила кофе, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.
— Она попросила у меня прощения, — продолжил Тимофей. — Представляешь? Моя мама. Попросила прощения.
— Я рада за вас, — искренне сказала Аня. — Правда.
— Аня, — он накрыл её руку своей, — я знаю, что натворил много ошибок. Знаю, что не был тем мужем, которого ты заслуживаешь. Но я хочу… я хочу попробовать снова. Если ты позволишь.
Она посмотрела на их руки, потом на его лицо. В глазах Тимофея читалась надежда, но также и… решимость? Да, это было новое выражение. Как будто он наконец понял, что хочет.
— Тимоша, — мягко сказала она, — я не знаю. Столько всего произошло…
— Я понимаю, — он кивнул. — И я не тороплю тебя. Просто… подумай, ладно? У меня новая квартира. Трёхкомнатная, как я и говорил. Одна комната может быть твоим кабинетом. Ты всегда хотела писать, помнишь?
Аня улыбнулась. Да, она всегда мечтала писать. Детские сказки, может быть даже книги. Но в той маленькой квартире с Валентиной Петровной это казалось невозможным.
— Аня, — Тимофей сжал её руку, — я выбираю тебя. Сейчас и всегда. И если ты дашь мне ещё один шанс, я буду доказывать это каждый день.
Она задумалась. Могло ли всё измениться? Мог ли Тимофей действительно стать другим? Мог ли он наконец вырасти из роли «маминого сыночка» и стать мужчиной, мужем?
— А как же Валентина Петровна? — спросила она. — Она одна в той квартире?
— Да, — кивнул Тимофей. — И, знаешь, она… она меняется. Записалась в группу «Активное долголетие». Ходит на танцы. Представляешь? Моя мама на танцы!
Аня рассмеялась.
— Трудно представить.
— Я навещаю её раз в неделю. Мы ужинаем вместе. Иногда она готовит, иногда я приношу что-то из ресторана. Но… но это другое. Я не живу для неё больше. Я живу для себя. И для… для нас. Если ты захочешь.
Аня посмотрела в окно. На улице шёл лёгкий дождь, но сквозь тучи пробивались лучи солнца. Как будто сама природа говорила: всё может измениться.
— Я не могу обещать, — медленно сказала она. — Но… я могу попробовать. Мы можем попробовать.
Лицо Тимофея осветилось.
— Правда?
— Правда, — она кивнула. — Но при одном условии.
— Всё что угодно!
— Если Валентина Петровна когда-нибудь скажет, что мой суп — это «водичка», ты встанешь на мою сторону.
Тимофей рассмеялся, и впервые за долгое время это был его настоящий смех. Смех мужчины, который наконец понял, что значит быть мужем.
— Клянусь, — он поднял руку, как для присяги. — Более того, я сам скажу ей, что твой суп — лучший в мире. Даже если это будет просто вода с макаронами.
Аня допила кофе одним глотком и поставила чашку на стол.
— Нет, Тимофей, — она покачала головой. — Это не сработает.
— Но почему? — он подался вперёд. — Я же всё изменил. Я выбрал тебя!
— Через десять лет, — отрезала Аня. — Когда я уже ушла. Когда у тебя не осталось выбора.
Она достала из сумки папку и положила на стол.
— Здесь документы на развод. Я уже подписала свою часть.
Тимофей уставился на папку, словно это была бомба.
— Ты не можешь так просто перечеркнуть десять лет…
— Я не перечёркиваю, — Аня встала, накидывая пальто. — Я извлекаю урок. И тебе советую. Счёт за кофе оплачен.
Она направилась к выходу, чувствуя его взгляд спиной, но не обернулась. На улице моросил дождь, но ей казалось, что впервые за долгие годы она видит мир ясно…
