Наталья проснулась от настойчивого звонка телефона. На часах было начало восьмого утра августовского понедельника. Виталий рядом недовольно заворочался и натянул подушку на голову.
— Алло? — голос Натальи был хриплым со сна.
— Наташенька, это Валентина Ивановна, соседка твоей мамы, — в трубке звучал взволнованный голос пожилой женщины. — Милая, крепись… Твоя мама… Вчера вечером сердце прихватило, скорую вызвали, но не успели…
Телефон выпал из рук Натальи. Комната поплыла перед глазами. Мама. Мамы больше нет. Всего три недели назад они разговаривали по телефону, и Елена Павловна жаловалась на жару, рассказывала про огород, про новый урожай яблок…
— Что там? — буркнул Виталий, не открывая глаз.
— Мама умерла, — Наталья произнесла эти слова и сама не поверила. Будто это происходило не с ней.
Муж приподнялся на локте, посмотрел на жену. На его лице не отразилось никаких эмоций.
— Ясно. Соболезную, — он снова лёг и отвернулся к стене.
Наталья встала с кровати. Ноги подкашивались, но нужно было действовать. Похороны, документы, организация всего… Голова шла кругом от количества дел. Женщина достала из шкафа дорожную сумку и начала складывать вещи. Чёрное платье, туфли, документы.
Виталий сел в кровати и взял телефон. Привычным жестом открыл ленту новостей, начал листать.
— Ты куда это собралась? — лениво поинтересовался муж, не отрывая взгляд от экрана.
— В деревню. На похороны мамы.
— В какую ещё деревню? В эту дыру за триста километров?
— Виталий, у меня мама умерла. Какая разница, где это?
Муж поморщился, будто услышал что-то неприятное.
— Слушай, Наташ, у меня на этой неделе важная презентация. Начальство из Москвы приезжает. Я не могу всё бросить и тащиться в эту глушь.
Наталья остановилась с блузкой в руках. Медленно повернулась к мужу.
— Я не прошу тебя бросать работу. Но это похороны моей матери.
— Ну и что? Мёртвым всё равно, кто там будет. А мне нужно карьеру строить, между прочим. У нас ипотека, если ты забыла.
Наталья молча продолжила собираться. За пятнадцать лет брака она многое прощала Виталию — его вспыльчивость, скупость, нежелание помогать по дому. Но сейчас что-то внутри неё надломилось. Словно последняя ниточка, связывающая их, истончилась до предела.
— Сколько ты там пробудешь? — Виталий встал с кровати, прошёл на кухню.
— Дня три-четыре. Нужно всё организовать, документы оформить.
— Только денег особо не трать. У нас и так расходов хватает.
Наталья прикусила губу. О каких расходах говорил муж? О его новом телефоне за восемьдесят тысяч? Или о рыбалке с друзьями каждые выходные?
Через два часа Наталья стояла на автовокзале с дорожной сумкой в руках. Виталий даже не предложил подвезти — сказал, что в другую сторону ехать собрался. Не обнял на прощание, не сказал ни одного тёплого слова.
— Пусть там кто-нибудь другой яму копает, — бросил напоследок. — Местные пусть занимаются.
В автобусе Наталья сидела у окна и смотрела на проносящиеся мимо поля. Август выдался жарким, хлеба уже убрали, и жнивьё золотилось под солнцем. Мама любила это время года. Говорила, что август — самый щедрый месяц, когда природа одаривает человека за все труды.
Соседка по сиденью — полная женщина с добрым лицом — участливо посмотрела на Наталью.
— В отпуск едете?
— На похороны. Мама умерла.
— Царствие небесное. Тяжело это, родителей хоронить.
Наталья кивнула. Говорить не хотелось. В голове крутились слова Виталия: «не намерен тащиться в глушь». Как можно быть таким чёрствым? Ведь Елена Павловна всегда хорошо к нему относилась. Присылала домашние соленья, вязала тёплые носки. А когда Виталий сломал ногу пять лет назад, мама приехала помогать, целый месяц готовила, убирала, ухаживала.
Деревня встретила тишиной и запахом скошенной травы. Родительский дом стоял на окраине, побелённый, с голубыми наличниками. Мама каждую весну обновляла побелку, говорила, что дом должен быть нарядным.
У калитки Наталью встретила Валентина Ивановна.
— Наташенька, милая, как же так… Елена-то Павловна никогда не жаловалась. Бодрая была, в огороде с утра до вечера.
— Где мама сейчас?
— В доме. Мы с бабами обмыли, одели. В голубое платье, которое она любила. Гроб Петрович сделал, он у нас мастер хороший.
Наталья вошла в дом. В горнице стоял гроб, устланный белой тканью. Мама лежала спокойная, умиротворённая. Морщинки разгладились, и лицо стало моложе. Наталья опустилась на колени рядом с гробом и заплакала. Первый раз за это утро дала волю слезам.
Похороны назначили на следующий день. Наталья обзвонила немногочисленных родственников — двоюродную сестру из райцентра, племянника из соседней области. Все обещали приехать.
Вечером пришёл Александр Петрович — председатель сельсовета. Пожилой мужчина с седой бородой, он знал всех жителей деревни и их дела.
— Наталья Сергеевна, примите соболезнования. Елена Павловна была замечательная женщина. Вся деревня её уважала.
— Спасибо, Александр Петрович.
— Я тут по делу к вам. Документы кое-какие есть, касающиеся вашей мамы.
Председатель достал из потрёпанной папки несколько бумаг.
— Елена Павловна год назад приходила ко мне, просила заверить копию сберкнижки. Вклад у неё в банке был, на ваше имя оформленный. Она говорила, что для дочери копит.
Наталья удивлённо посмотрела на документ. Мама никогда не рассказывала про вклад. Жила скромно, считала каждую копейку. Пенсия у сельской учительницы была небольшая.
— Сумма там приличная, — продолжил Александр Петрович. — Около восьмисот тысяч. Она много лет откладывала, с процентами накопилось.
Наталья растерялась. Восемьсот тысяч — для их семьи это были огромные деньги. Можно было закрыть часть ипотеки, сделать ремонт, купить машину получше…
— Елена Павловна ещё говорила, что дом вам оставляет. Завещание у нотариуса в райцентре оформлено. Она всё предусмотрела, умная женщина была.
После ухода председателя Наталья долго сидела на крыльце. Закат окрасил небо в розовые тона. Где-то вдалеке мычали коровы, возвращаясь с пастбища. Мама любила эти вечера, часто сидела здесь с чашкой чая.
Телефон молчал. Виталий не позвонил ни разу за весь день. Не спросил, как доехала, как себя чувствует, нужна ли помощь. Наталья набрала его номер сама.
— Да? — голос мужа звучал раздражённо.
— Виталий, я хотела сказать… Завтра похороны в два часа дня.
— И что? Я же сказал, что не поеду.
— Я не об этом. Просто… Мама оставила вклад в банке. На моё имя. Восемьсот тысяч.
В трубке повисла тишина. Потом Виталий откашлялся.
— Восемьсот тысяч? Ты серьёзно?
— Да. И дом завещала.
— Это… это же отличные новости! — голос Виталия заметно потеплел. — Слушай, может, мне всё-таки приехать? Помочь с документами?
— Не нужно. Я сама справлюсь.
— Наташ, ну что ты как чужая? Я твой муж, должен быть рядом в трудную минуту.
Наталья горько усмехнулась. В трудную минуту Виталий быть рядом не захотел, а вот когда речь зашла о деньгах — сразу вспомнил про супружеский долг.
— Виталий, похороны завтра. Если хочешь приехать — приезжай. Если нет — оставайся дома.
Муж не приехал. На похоронах были только родственники да соседи. Елену Павловну проводили достойно — с поминальным обедом, добрыми словами, слезами тех, кто искренне любил эту простую сельскую учительницу.
Через четыре дня Наталья вернулась в город. Ключ поворачивался в замке с трудом — видимо, Виталий опять забыл смазать. В прихожей валялись грязные кроссовки мужа, на вешалке — куртка, брошенная как попало. Наталья прошла в гостиную. На журнальном столике громоздились пивные банки, пепельница была полна окурков. Диванные подушки валялись на полу.
На кухне картина была не лучше — гора немытой посуды, засохшие остатки еды на плите, мусорное ведро переполнено. Четыре дня. Всего четыре дня Наталья отсутствовала, и квартира превратилась в свинарник.
Виталий лежал в спальне, уткнувшись в планшет. Увидев жену, даже не поднял голову.
— Приехала? Есть хочу.
Наталья стояла в дверях и смотрела на мужа. Небритый, в мятой майке, с сальными волосами. И это человек, с которым она прожила пятнадцать лет?
— Виталий, ты хоть раз посуду помыл, пока меня не было?
— Некогда было. Работа, сама знаешь.
— Сегодня воскресенье.
— Ну и что? Я отдыхать тоже имею право.
Наталья молча прошла на кухню и начала мыть посуду. Руки двигались автоматически, а мысли были далеко. О маме, которая всю жизнь работала, копила деньги для дочери. О муже, который за четыре дня не удосужился хотя бы мусор вынести. О том, что впереди ещё лет тридцать такой жизни…
Вечером того же дня произошло то, чего Наталья не ожидала. Виталий вернулся с работы с огромным букетом алых роз. В руках был ещё пакет из кондитерской — любимые эклеры Натальи.
— Дорогая, я тут подумал… Я вёл себя как последний эгоист. Твоя мама умерла, а я даже не поддержал тебя.
Виталий поставил цветы в вазу, достал эклеры, заварил чай. Лицо мужа выражало глубокую скорбь и раскаяние.
— Прости меня, Наташ. Я должен был быть рядом. Елена Павловна была замечательной женщиной. Помнишь, как она нас свела? На той ярмарке в деревне, где ты помогала маме торговать соленьями.
Наталья помнила. Тогда Виталий был другим — весёлым, внимательным, готовым на всё ради неё. Куда делся тот человек?
— Знаешь, я думал… Деньги, которые оставила твоя мама, нужно правильно оформить. Съездить к нотариусу, в банк. Я могу взять отгул, поехать с тобой. Всё-таки такая сумма, вдруг мошенники какие подсуетятся.
— Спасибо, я сама справлюсь.
— Наташ, ну что ты? Я же хочу помочь. И потом, нам нужно решить, что с деньгами делать. Может, вложить во что-то выгодное? У меня есть знакомый, который занимается инвестициями…
— Виталий, это наследство от моей мамы. Я буду решать, что с ним делать.
Муж нахмурился, но быстро взял себя в руки.
— Конечно, дорогая. Но ты же понимаешь, в семье всё общее. Мы столько лет вместе, вместе ипотеку платим…
— Которую ты оформил на себя, — напомнила Наталья.
— Ну это же формальность! Квартира наша общая, ты прописана…
— Прописка и право собственности — разные вещи, Виталий.
Муж встал из-за стола. Маска заботливого супруга начала сползать.
— Что это значит? Ты хочешь сказать, что не будешь со мной делиться?
— Я хочу сказать, что пока не приму никаких решений. Мама только что умерла, дай мне время.
— Время? — Виталий повысил голос. — А когда мне нужны были деньги на машину, ты не просила время! Сразу сказала, что нет денег!
— У нас действительно не было денег. Мы еле ипотеку тянули.
— А теперь есть! Восемьсот тысяч! Можно и машину купить, и в отпуск нормальный съездить, а не в этот убогий пансионат, как в прошлом году!
— Убогий пансионат был единственным, что мы могли себе позволить. И то, я копила на него полгода.
Виталий ударил кулаком по столу. Ваза с розами покачнулась.
— Хватит! Я твой муж! Я имею право на половину всего, что ты получаешь!
— Нет, не имеешь. Наследство не является совместно нажитым имуществом.
— Откуда ты это взяла?
— Погуглила, пока ехала в автобусе. И ещё я узнала, что могу подать на развод в одностороннем порядке.
Виталий застыл. Потом медленно сел обратно на стул.
— Ты хочешь развестись?
— Я думаю об этом. Виталий, посмотри на нас. Мы чужие люди. Ты не поехал на похороны моей мамы, потому что тебе было всё равно. А теперь изображаешь скорбь только из-за денег.
— Это не так! Я правда сожалею! Просто… у меня стресс на работе, я не подумал…
— Не ври хотя бы сейчас. Тебе плевать было на мою маму, плевать на меня. Важны только деньги.
Виталий вскочил, лицо мужа побагровело.
— Да как ты смеешь! Я пятнадцать лет на тебя горбатился!
— Горбатился? Ты хоть раз посуду помыл за эти годы? Хоть раз ужин приготовил? Я работаю не меньше тебя, но вся домашняя работа на мне!
— Это женские обязанности!
— А мужские где? Защищать, поддерживать? Где ты был, когда мне нужна была поддержка?
Виталий схватил вазу и швырнул об стену. Розы разлетелись по полу, осколки стекла блеснули на паркете.
— Ах ты неблагодарная! Я тебя из той деревни вытащил, в люди вывел!
— Из деревни? Я в городе училась, в городе работу нашла! Ты тут вообще при чём?
Скандал набирал обороты. Виталий кричал, размахивал руками, брызгал слюной. Наталья смотрела на мужа и удивлялась — как она могла столько лет жить с этим человеком? Терпеть его выходки, оправдывать грубость усталостью, верить, что когда-нибудь всё наладится?
— Знаешь что? — Наталья встала и пошла в прихожую. — Уходи.
— Что? Это моя квартира!
— Нет, это банковская квартира, за которую я плачу половину ипотеки. Но если хочешь, можем позвать полицию. Расскажешь им, как швыряешься вазами.
Наталья сняла с крючка ключи Виталия и протянула ему.
— Твои вещи я соберу и вынесу на лестничную площадку. Забирай и уходи.
— Ты не имеешь права!
Но Наталья уже открыла дверь. На площадке стояла соседка Нина Васильевна — услышав шум, вышла посмотреть.
— Всё в порядке, Нина Васильевна. Виталий как раз уходит.
Пожилая женщина окинула взглядом Виталия, потом Наталью, кивнула.
— Если что, зови. Мой Петрович дома, поможет вещи вынести.
Виталий понял, что проиграл. При свидетелях устраивать драку он не решился. Схватил куртку и выскочил за дверь.
— Ты ещё пожалеешь! — крикнул с лестницы.
Наталья закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Руки дрожали, но на душе было удивительно легко. Словно тяжёлый камень, который она тащила пятнадцать лет, наконец свалился.
На следующий день Наталья собрала вещи мужа в коробки и действительно выставила на площадку. Заменила замки, предупредила консьержку, что Виталия больше не пускать.
Через неделю подала на развод. В заявлении указала, что совместных детей нет, имущественных претензий тоже. Виталий пытался скандалить в суде, требовал половину вклада матери, но судья разъяснил — наследство разделу не подлежит.
Ещё через месяц Наталья оформила все документы на наследство. Восемьсот тысяч легли на её личный счёт. Дом в деревне тоже перешёл в собственность. Наталья взяла отпуск и поехала туда — разобрать вещи мамы, привести усадьбу в порядок.
Стоя на крыльце родительского дома, Наталья смотрела на закат. Тёплый августовский вечер, пахнет яблоками из сада, где-то вдали слышны голоса соседей. Покой. Впервые за много лет — покой.
Телефон зазвонил. Номер Виталия. Наталья сбросила вызов и заблокировала контакт. Прошлое осталось в прошлом. Впереди была новая жизнь — без унижений, без притворства, без необходимости терпеть равнодушие человека, который клялся любить и беречь.
Мама была права, когда говорила: счастье не в деньгах, а в возможности жить так, как хочется. И теперь у Натальи эта возможность появилась.
