Вечер тридцать первого декабря окутал город праздничной суетой. В квартире на пятом этаже старой хрущёвки мигали разноцветные гирлянды, отбрасывая весёлые блики на стены. Пахло оливье, мандаринами и свежей хвоей от маленькой ёлочки в углу. На столе красовался торт с шоколадной глазурью, на котором кондитерским кремом было выведено: «С Новым годом, семья!»
Четырёхлетний Илья в новогоднем колпаке восторженно хлопал в ладоши, разглядывая подарки под ёлкой. Его мама, Марина, сидела напротив, невзначай улыбаясь сыну и поправляя салфетки на праздничном столе. За окном начинались первые зал пы фейерверков.
— Мамочка, а папа скоро придёт? — спросил мальчик, забираясь к ней на колени.
Марина прижала сына к себе и посмотрела на настенные часы. Половина двенадцатого.
— Папа… папа у бабушки. У неё сердце заболело, — тихо ответила она, гладя светлые волосы ребёнка.
Андрей уехал три часа назад. Позвонила его мать, Валентина Аркадьевна, с очередным приступом. На этот раз — «предын фарктное состояние». Он схватил ключи от машины, наспех поцеловал жену в щёку и пообещал вернуться к полуночи. Марина знала, что не вернётся.
Она подошла к окну, держа сына на руках. Внизу гуляли семьи, смеялись, обнимались. В соседних окнах виднелись силуэты людей, поднимающих бокалы.
— Пусть празднует, как хотел, — прошептала Марина, глядя на огни города. — С мамочкой, её оливье и вечными причитаниями.
Она усмехнулась сквозь подступающие слёзы и крепче обняла Илью. Куранты начали бить полночь.
Марина познакомилась с Андреем шесть лет назад на корпоративе общих знакомых. Он показался ей надёжным — инженер-проектировщик, спокойный, рассудительный, с мягкой улыбкой и внимательными карими глазами. Она работала маркетологом на фрилансе, много лет пробивалась сама, без высшего образования, но с огромным опытом и портфолио успешных проектов.
Их роман развивался стремительно. Андрей ухаживал красиво — цветы, рестораны, долгие прогулки по вечерней Москве. Через полгода он сделал предложение. Марина согласилась, не раздумывая. Ей казалось, что наконец-то она встретила человека, с которым можно построить ту самую крепкую семью, о которой мечтала с детства.
Первая встреча с будущей свекровью состоялась за месяц до свадьбы. Валентина Аркадьевна, бывшая актриса провинциального театра, женщина лет шестидесяти с безупречной укладкой и манерами дамы из прошлого века, окинула Марину оценивающим взглядом с головы до ног.
— Значит, маркетолОг, — протянула она, делая ударение на последнем слоге. — Без высшего образования, как я понимаю? Мой сын вырос среди интеллигенции, а не на рынке!
Андрей неловко попытался сгладить ситуацию, но мать уже вошла в роль оскорблённой аристократки. Весь вечер она рассказывала о своих театральных триумфах, о том, какие прекрасные девушки из «хороших семей» сватались к Андрюше, и как она надеялась на достойную партию для единственного сына.
На свадьбе Валентина Аркадьевна появилась в чёрном платье. Когда кто-то из гостей удивлённо спросил о выборе цвета, она театрально вздохнула:
— Это мой личный тра ур. Я хороню надежды на счастье моего мальчика.
Марина слышала, как свекровь шептала своим подругам у фуршетного стола, специально повышая голос, чтобы невестка услышала:
— Посмотрите на неё — ни манер, ни образования. Охотница за московской пропиской, не иначе!
После свадьбы жизнь превратилась в странный треугольник, где третьей вершиной неизменно была Валентина Аркадьевна. Каждый праздник, каждые выходные она придумывала новые поводы, чтобы Андрей приехал именно к ней.
— Сыночек, у меня такая мигрень! Помнишь, как у твоего покойного отца перед ин сультом? — звучал в трубке её страдальческий голос.
Или:
— Андрюшенька, я упала, кажется, что-то с ногой. Соседка помогла дойти до квартиры, но мне так одиноко…
Андрей срывался и ехал. Сначала на пару часов, потом на полдня, потом оставался с ночёвкой. Марина пыталась понять, объяснить себе, что он хороший сын, что нельзя бросать пожилую мать. Но с каждым разом горечь накапливалась.
Когда родился Илья, Марина надеялась, что всё изменится. Валентина Аркадьевна приехала в роддом, посмотрела на внука через стекло и изрекла:
— Весь в нашу породу. Хоть что-то хорошее.
После очередного Нового года в одиночестве Марина пообещала себе больше не ждать. Но когда наступила Пасха, снова поверила. Андрей клялся, что проведёт праздник с семьёй.
Она встала в пять утра. Тесто для куличей поднималось в тазике, укрытое полотенцем. Марина месила его, добавляя изюм и цукаты, а Илья крутился рядом, выпрашивая кусочек сырого теста.
— Мам, дай попробовать!
— Нельзя, животик заболит. Вот испекутся — будешь есть сколько хочешь.
К полудню кухня превратилась в настоящую пекарню. На столе остывали румяные куличи, рядом — крашеные яйца. Марина нарядила Илью в новую белую рубашку с вышивкой, купленную специально к празднику.
— Папа скоро придёт? — спрашивал мальчик каждые полчаса.
— Скоро, зайчик. Обещал к обеду.
В два часа от Андрея пришло сообщение: «Мама вспомнила, как папа её бросил на Пасху двадцать лет назад. Рыдает. Не могу её одну оставить.»
Марина медленно опустила телефон. Илья уснул прямо за столом, положив голову на скатерть. Она перенесла его в кроватку и села рядом на пол. На кухне остывал праздничный ужин.
Ночью сын проснулся:
— Мам, а папа нас любит?
В груди что-то оборвалось. Марина поняла: он боится не мать потерять, а собственное удобство.
После той пасхальной ночи Марина жила как в тумане. Механически готовила завтраки, водила Илью в садик, работала за компьютером. Но когда приближался день рождения Андрея, решила дать последний шанс. Себе или ему — она и сама не понимала.
В ювелирном отделе она долго выбирала часы. Остановилась на швейцарских, с гравировкой на обратной стороне: «Время для семьи». Продавщица упаковала их в бархатную коробочку.
Дома Марина развесила гирлянды — те самые, которые Андрей любил с детства, с маленькими звёздочками. Испекла его любимый медовик, накрыла стол белой скатертью. Илья помогал расставлять тарелки, старательно раскладывал салфетки.
— Папе понравится? — спрашивал он, поправляя вилки.
— Конечно, солнышко.
В семь вечера всё было готово. Андрей должен был прийти в восемь — обещал утром, даже поцеловал на прощание.
В семь тридцать хлопнула входная дверь. Андрей вернулся раньше — Марина обрадовалась, но тут же заметила его напряженное лицо. В руках он сжимал звонящий телефон.
— Возьми трубку, — тихо сказала Марина, увидев имя свекрови на экране. Она всё поняла ещё до того, как Андрей нажал на кнопку и включил громкую связь.
— Сыночка, — капризный голос Валентины Аркадьевны разносился по кухне из динамика. — Мне так плохо… Давление скачет, сердце колет. Я не доживу до утра без тебя!
— Мам, я же говорил, у меня день рождения…
— Ах, так я тебе уже не важна? Родная мать не важна?
Марина видела, как Андрей сломался. Плечи опустились, он потёр переносицу.
— Мариночка, — начал он, не глядя в глаза. — Я только на часок к маме, потом сразу к вам.
Он схватил куртку и выскочил за дверь. Марина стояла у праздничного стола, где догорали свечи на торте. Тридцать три свечи.
Она подошла к окну, распахнула его. Холодный воздух ударил в лицо. Постояла минуту, потом пошла в спальню. Достала чемодан с антресолей, начала складывать вещи. Детские — в первую очередь.
— Мы едем к бабушке? — сонно спросил Илья, когда она надевала на него куртку.
— Да, зайчик. Едем.
На праздничном столе, рядом с коробочкой с часами, она оставила записку. Два предложения: «Празднуй с мамой. Мы тоже не будем скучать».
Электричка мерно постукивала колёсами, увозя их всё дальше от Москвы. За окном мелькали тёмные силуэты деревьев, редкие огоньки дачных посёлков. Илья спал, уткнувшись носом Марине в плечо, его маленькая ручка крепко сжимала край её пальто. В вагоне было почти пусто — только пара подвыпивших мужчин в конце да старушка с узлами напротив.
Телефон в сумке вибрировал не переставая. Андрей, наверное, уже вернулся домой, увидел записку. Марина не доставала телефон. Впервые за шесть лет ей было всё равно, что он напишет, что скажет, как объяснит.
Вместо привычной тревоги и чувства вины она ощущала странную лёгкость. «А ведь это первый праздник, где я не ждала», — крутилось в голове. Не оправдывала его перед собой. Не плакала украдкой в ванной. Просто взяла сына и уехала.
Отец встретил их на станции молча, только крепко обнял. Дома пахло печёными яблоками — мама готовила шарлотку к их приезду, хотя была уже полночь. Она обняла дочь, не задавая вопросов. Уложили Илью в детской — той самой, где когда-то спала маленькая Марина.
Утром она проснулась от запаха блинов и тихого смеха сына на кухне. Солнце било в окно, на подоконнике кот грелся в лучах. Обычное утро обычного дня, но Марина чувствовала себя так, словно заново родилась.
— Выспалась? — спросила она, наливая дочери чашку.
— Как будто впервые за годы.
Мама поставила перед ней чашку чая, села напротив. Долго молчали, потом мать накрыла её руку своей тёплой ладонью:
— Ты сделала правильно, доченька. Любовь — это не когда бегают между женщинами, пытаясь всем угодить. Любовь — это когда рядом. Когда выбирают тебя, а не удобство или чужие манипуляции.
Марина кивнула, чувствуя, как последние остатки обиды и горечи растворяются с утренним паром от чая. Она выдохнула прошлое.
Два дня Андрей названивал беспрерывно. Потом начались сообщения — десятки, сотни. Марина читала их вечером, когда Илья засыпал.
«Где вы? Мариночка, ну что ты делаешь?»
«Я всё объясню, маме действительно было плохо!»
«Это же глупость какая-то, из-за одного праздника так реагировать»
«Марина, ответь немедленно! Ты не имеешь права забирать моего сына!»
Она ответила один раз, коротко: «Я не врач. Пусть лечит её тот, кто ей нужен. Илья в безопасности, с бабушкой и дедушкой».
На четвёртый день Андрей приехал. Стоял у калитки с огромным букетом роз, в том самом костюме, который она подарила ему на прошлый день рождения. Марина вышла к нему — без слёз, без дрожи в голосе. Просто вышла, остановилась в двух метрах.
— Марина, ну что за детский сад? Давай поговорим по-взрослому. Мама старый человек, ей нужна поддержка…
— Мне тоже нужна была поддержка, Андрей. Все эти годы. Но ты выбирал. Каждый раз выбирал её.
— Это нечестно! Она же моя мать!
— А я твоя жена. Была. Если хочешь быть с мамой — будь. Это твой выбор. Но я больше не приложение к твоей совести. Не запасной вариант на случай, когда маме не нужно внимание.
Она развернулась и пошла к дому. Андрей что-то кричал вслед, но Марина не слушала. Начинался мелкий дождь, и она подумала, что это символично — он остаётся под дождём, один, в свой первый одинокий праздник.
Прошло четыре месяца. Марина сняла небольшую двухкомнатную квартиру в спальном районе Москвы. Илья пошёл в садик неподалёку, быстро подружился с ребятами. По вечерам они вместе рисовали, лепили из пластилина, читали сказки.
Марина устроилась в крупное рекламное агентство. Начальник, просмотрев её портфолио, удивлённо присвистнул: «С таким опытом вы к нам на позицию ведущего специалиста пришли? Через полгода в руководители проектов переведём». Работа захватывала, возвращала уверенность в себе.
На подоконнике кухни стояла старая семейная фотография — но теперь в рамке были только она с Ильёй, сделанная в прошлые выходные в парке. Они смеялись, запуская воздушного змея.
В день рождения Андрея телефон пискнул входящим сообщением: «Скучаю. Мама спрашивает, как вы».
Марина посмотрела на экран, усмехнулась и просто удалила сообщение. Даже не стала блокировать — просто стёрла, как стирают ненужную заметку.
За окном начинался салют — кто-то праздновал день рождения или свадьбу. Илья прибежал из комнаты, подпрыгивая от восторга:
— Мам, мам! Смотри, какая красота! У нас праздник?
Марина подхватила сына на руки, поднесла к окну:
— Да, солнышко. У нас всегда праздник, если мы вместе.
Они стояли у окна, смотрели на разноцветные огни в небе. Марина думала о том, что настоящие праздники — это не про календарные даты. Это про то, чтобы быть рядом с теми, кто тебя любит. По-настоящему. Без условий и оговорок.
Где-то в другом конце города Андрей, наверное, сидел за праздничным столом со своей мамой. И пусть. У каждого своя дорога, свой выбор. А у них с Ильёй теперь своя жизнь. Настоящая.
