– Так что, мам? Поможете? – голос Олега в трубке был уставшим, но еще не потерявшим надежду. Он стоял на балконе своей тесной «двушки», вдыхая прохладный вечерний воздух, и смотрел на светящиеся окна многоэтажки напротив. Там, в таких же коробках, жили сотни семей, и ему казалось, что у всех все как-то проще и понятнее.
На том конце провода повисла короткая, но выразительная пауза. Тамара Павловна, его мать, умела молчать так, что становилось ясно – разговор предстоит тяжелый.
– Олежек, сынок… – начала она наконец, и в голосе ее зазвучали те самые, до боли знакомые нотки вселенской скорби, которые Олег научился распознавать с детства. Они всегда предшествовали отказу. – Ты же знаешь, мы с отцом не шикуем. Пенсия какая… Да и отцу на лекарства сколько уходит. Сами еле-еле концы с концами сводим. Откуда у нас такие деньги? Триста тысяч… Это же сумма огромная.
Олег крепче сжал телефон. Он не просил подарить. Он просил в долг. На полгода. На машину. Его старенькая «Лада» окончательно сдалась, а без колес ему, работающему на объектах по всей области, было никак. Он уже собрал большую часть суммы, не хватало именно этих трехсот тысяч, чтобы взять что-то приличное и не в кредит под бешеный процент.
– Мам, я же отдам. За полгода рассчитаюсь, ну максимум за восемь месяцев, – он старался, чтобы голос не дрожал. – Мне работать надо. Аня вон со второй работой замоталась, дочку из садика забирать некому, приходится на продленку оставлять…
– Анечка молодец, работящая девочка, – тут же подхватила Тамара Павловна, умело уводя разговор в сторону. – Только пусть себя бережет. А то так и здоровье можно оставить на этих работах. А дочка… ну что, все дети в продленке сидят, ничего страшного. Мы вот тебя с Димкой как растили? Никаких машин не было, на автобусах мотались, и ничего, выросли же людьми.
Олег молчал. Этот аргумент был железным. Против «а вот мы в ваше время» не попрешь. Он понял, что дальше унижаться бессмысленно.
– Ладно, мам. Я понял. Не будем об этом. Как вы там?
Они еще пару минут поговорили о погоде и здоровье отца, Виктора Семеновича, который за все это время так и не подошел к телефону. Олег знал – отец просто сидел рядом и слушал, кивая в нужных местах. Решения в семье всегда принимала мать.
Положив трубку, Олег долго смотрел в темноту. Обиды не было, была лишь глухая, тупая усталость. Он привык. Сколько себя помнил, он всегда был «сильным», «самостоятельным», тем, кто «сам справится». А вот его младший брат Дима – тот был «другим». Тонкой душевной организации, ищущий себя, ранимый.
Дима, который на пять лет младше, до сих пор не мог определиться с призванием. Он то увлекался фотографией, то пытался писать музыку, то пробовал себя в веб-дизайне. Все его начинания требовали вложений: то дорогой фотоаппарат, то синтезатор, то мощный компьютер. И деньги, конечно, находились. «Ему же для развития надо, – говорила Тамара Павловна. – У ребенка талант, нельзя его в землю зарывать». Олег, который в это время после техникума работал на стройке, чтобы помочь родителям и скопить себе на первый взнос на ипотеку, только молча ухмылялся. Его талант в укладке плитки и монтаже электрики почему-то не требовал таких инвестиций.
Через две недели, в субботу, позвонила тетка, мамина сестра. После обычных приветствий она радостно защебетала:
– Олежек, поздравляю вас! Вот мамка с отцом молодцы какие, Димке-то какое гнездышко отхватили! Прям в новом доме, с отделкой! Теперь заживет парень!
Олег на мгновение перестал дышать.
– Какое гнездышко? Какую квартиру?
– Ой, а ты что, не знаешь? – искренне удивилась тетка. – Они же Димке вашему однокомнатную купили. Вчера сделку закрыли. Мать твоя звонила, хвасталась. Говорит, хватит парню по съемным углам мыкаться, пора свое жилье иметь.
Мир Олега, который он с таким трудом строил все эти годы, пошатнулся и посыпался, как карточный домик. В ушах зазвенело. Он что-то буркнул тетке и нажал отбой.
Аня, его жена, тут же подошла, встревоженно заглядывая в глаза. Она была невысокой, жилистой, с цепким, умным взглядом. В ней не было ни капли мягкотелости, жизнь научила ее быть собранной и решительной.
– Что случилось? На тебе лица нет.
– Родители… Димке квартиру купили, – выдавил он из себя, и слова показались ему чужими, колючими.
Аня молчала. Она не стала ахать и причитать. Она просто подошла и положила свою ладонь на его плечо. Этого простого жеста хватило, чтобы ледяной ком внутри Олега начал таять, превращаясь в обжигающую, яростную лаву.
Вечером он поехал к родителям. Один. Аню просил не вмешиваться. Это был его разговор.
Они сидели на кухне, в той самой, где он вырос. Мать поставила перед ним чашку с чаем и вазочку с печеньем. Отец, как всегда, молчаливо уставился в телевизор, делая вид, что увлечен какой-то передачей.
– Мне тетя Люба сегодня звонила, – начал Олег ровно, без всяких предисловий. – Поздравляла. С покупкой квартиры для Димы.
Тамара Павловна вздрогнула и опустила глаза. Отец кашлянул и сделал звук телевизора потише.
– Ну… да, – неуверенно произнесла мать. – А мы тебе сами хотели сказать. Просто момент ждали подходящий.
– Момент? – усмехнулся Олег. – Подходящий момент для чего? Чтобы сообщить, что две недели назад у вас не было трехсот тысяч мне в долг на машину, а сегодня нашлись три миллиона на квартиру для брата?
– Олег, это совсем другое! – всплеснула руками мать. – Ты не понимаешь! Это были деньги… целевые. Мы их всю жизнь копили, откладывали. На жилье детям.
– Детям? – Олег повысил голос. – Или ребенку? Когда я ипотеку брал, вы мне хоть копейкой помогли? Я пахал на двух работах, Анька тоже. Мы во всем себе отказывали, чтобы этот ваш «взнос детям» самим себе заработать! А где вы были?
– Сынок, ну ты же мужчина, ты сильный, у тебя семья, – запричитала Тамара Павловна. – А Димочка один. Он такой… неприспособленный к жизни. Ему опора нужна. Мы же как родители должны ему помочь на ноги встать.
Вот оно. Ключевое слово. «Неприспособленный». Всю жизнь Олег слышал это оправдание. Дима разбил отцовскую машину – он «неприспособленный», не ругайте. Диму отчислили из института – он «ищет себя», ему сложно. Дима влез в долги – «его обманули, он слишком доверчивый». А Олег? Олег всегда был приспособленным. С восьмого класса на каникулах подрабатывал. После техникума сразу на работу. Свадьбу сыграли скромную, на свои. Ипотеку взяли на двадцать лет. И все сам.
– Для меня у вас денег нет, а братцу квартиру купили? – не выдержал Олег. Он вскочил, и стул под ним с грохотом отодвинулся. В его голосе звенел не просто гнев, а многолетняя, глубинная обида, которую он сам от себя прятал. – Я просил в долг! Не подарить! Я просил помочь, потому что мне эта машина нужна, чтобы семью кормить! Свою жену и вашу внучку! А вы что? Вы мне про пенсию и лекарства рассказывали! А сами в это время квартирой занимались!
– Прекрати кричать на мать! – впервые подал голос отец, отрываясь от телевизора. Его лицо было багровым. – Мы тебе ничего не должны! Мы тебя вырастили, выучили.
– Вырастили? – Олег горько рассмеялся. – Да, спасибо. Только одного вы растили в теплице, а второго – как сорняк у забора. Прорастет – хорошо, не прорастет – ну, значит, нежизнеспособный. Так вот, отец, этот сорняк пророс! Сам пророс, без вашей помощи. И больше ему ваша помощь не нужна. Никакая.
Он повернулся к матери. Тамара Павловна плакала, закрыв лицо руками. Но в ее плаче не было раскаяния, только обида на его, Олега, черную неблагодарность. Он это видел, чувствовал.
– Олежек, прости, – шептала она сквозь слезы. – Мы же для вас обоих стараемся. Просто Диме сейчас нужнее…
– Ему всегда было нужнее, – отрезал Олег. – Всегда. Знаешь, мам, я ведь не денег от вас ждал. Я ждал справедливости. Хотя бы капельку. Думал, может, хоть раз вы увидите во мне не тягловую лошадь, а просто сына. Такого же, как Дима. Ошибался.
Он вышел из кухни, не оборачиваясь. В коридоре наткнулся на Диму, который, видимо, слышал весь разговор. Младший брат стоял, прислонившись к стене, и виновато смотрел в пол. На его лице, обычно таком беззаботном, Олег впервые увидел что-то похожее на стыд.
– Олег, подожди… – пробормотал он. – Я не хотел, чтобы так вышло. Они сами…
– Конечно, сами, – кивнул Олег. В нем уже не было злости, только выжженная дотла пустота. – Они всегда все сами. Живи, брат. Радуйся. Только ко мне больше не приходи. Ни с просьбами, ни с советами. У меня своя семья. И я буду для нее тем отцом, которого у меня никогда не было.
Он открыл дверь и шагнул на лестничную клетку. За спиной хлопнула дверь квартиры, отрезая его от прошлого. Он спускался по лестнице, и с каждой ступенькой ему становилось легче дышать. С плеч будто упал невидимый, но неподъемный груз, который он тащил на себе тридцать два года. Груз надежды на то, что его когда-нибудь оценят и полюбят так же, как брата.
На улице он сел в свою старую, дребезжащую «Ладу». Завел мотор. И вместо того, чтобы поехать домой, поехал в другую сторону, к реке. Он долго сидел на берегу, глядя на темную воду. Телефон разрывался от звонков матери. Он не отвечал.
В ту ночь Олег понял, что некоторые двери нужно закрывать навсегда. Не потому, что ты горд. А потому, что за ними тебя не ждут. Он больше не будет ничего доказывать, не будет ждать похвалы или помощи. Он построит свой мир сам, для своей жены и своей дочери. Мир, в котором не будет «сильных» и «слабых», а будут просто родные люди, которые всегда друг за друга.
Он вернулся домой под утро. Аня не спала, ждала его. Она молча обняла его у порога.
– Я возьму кредит, – сказал он ей, глядя поверх ее головы. – Перебьемся как-нибудь.
– Перебьемся, – уверенно ответила она. – Мы же с тобой приспособленные.
И в этой горькой иронии Олег впервые за много лет почувствовал не обиду, а странную, злую свободу. Свободу жить своей жизнью. Без оглядки на тех, для кого он всегда был вторым.
