— Главное, не спугни её сейчас, Миша. Веди себя как обычно, даже лучше. Больше внимания, заботы. Старушка должна быть уверена, что её девочка в надёжных руках.
Голос свекрови, Тамары Ивановны, был тихим, вкрадчивым, но каждое слово, просачиваясь через приоткрытую дверь кухни, впивалось в слух Полины ледяными иглами. Она замерла в коридоре с пледом в руках, который собиралась отнести в спальню. Ноги вдруг стали ватными, а в горле пересохло.
— Мам, я знаю, — недовольно пробасил муж, Михаил. — Сколько можно одно и то же повторять? Я всё делаю правильно. Она уже почти созрела. Вчера опять говорила, что надо бы с делами разобраться, пока в силах.
— «Созрела»… — передразнила Тамара Ивановна. — Ты не расслабляйся. Пока дарственная на квартиру не будет подписана на тебя, ты должен быть шёлковым. Понимаешь? Шёлковым! Подарочки ей носи, цветочки. Полине своей тоже что-нибудь купи, для отвода глаз. Изображай счастливую семью. Осталось недолго. Как только квартира твоя — сразу на развод. С такой жилплощадью в центре ты себе любую невесту найдёшь, а не эту… приживалку.
Полина прислонилась спиной к прохладной стене. Мир, который ещё минуту назад казался ей уютным и стабильным, треснул и рассыпался на тысячи острых осколков. Приживалка… Вот как они её называют за спиной. Она, которая последние пять лет строила с Мишей семью, вила их маленькое гнездышко в съёмной однушке, поддерживала его, когда у него были проблемы на работе.
А он… Он, оказывается, всё это время играл роль. И режиссёром этого спектакля была его мать. Квартира. Всё дело в квартире её бабушки, Анны Сергеевны. Единственной родной души, которая у Полины осталась. Бабушка, вырастившая её после смерти родителей, вложившая в неё всю свою любовь. И теперь её уютная сталинка в тихом центре города стала мишенью для этих хищников.
Дверь кухни скрипнула, и Полина отшатнулась в тень, в нишу за шкафом. Тамара Ивановна вышла, поправляя на плечах дорогой палантин. Её лицо, всегда такое приветливое и улыбчивое при Полине, сейчас было жёстким и хищным.
— Я поехала, — бросила она в сторону кухни. — Позвони, как будут новости. И помни, что я сказала.
Миша вышел проводить мать. Он поцеловал её в щёку, и Полина увидела его лицо — напряжённое, с бегающими глазками. Лицо человека, который боится, но жаждет наживы.
Когда входная дверь захлопнулась, Полина не вышла из своего укрытия. Она слышала, как Миша вернулся на кухню, как звякнул чайник. Он что, собирается пить чай? После такого разговора? Холодная ярость начала вытеснять первоначальный шок. Она не будет плакать. Не будет устраивать скандал. Она не доставит им такого удовольствия. Если они затеяли игру, она сыграет в неё. Но по своим правилам.
Она медленно, стараясь не шуметь, прошла в спальню, бросила плед на кровать и подошла к зеркалу. Из него на неё смотрела бледная молодая женщина с огромными, потемневшими от ужаса глазами. Тонкие черты лица заострились. «Приживалка», — пронеслось в голове. Ну что ж. Эта приживалка покажет вам, на что способна.
Через десять минут она вошла на кухню с лёгкой улыбкой. Миша сидел за столом, листая что-то в телефоне.
— Ой, а Тамара Ивановна уже уехала? Я хотела её пирогом угостить, специально для неё испекла, с яблоками.
Ложь далась ей на удивление легко. Никаких пирогов она, конечно, не пекла.
Миша вздрогнул и поднял на неё глаза.
— Да, Полин, уехала. Спешила куда-то. Пирог? Ты моя хозяюшка.
Он подошёл, обнял её за плечи и попытался поцеловать. Полина едва сдержала дрожь омерзения, но подставила щёку.
— Устала сегодня, — мягко сказала она, отстраняясь. — День был суматошный.
— Конечно, милая, отдохни. Хочешь, я тебе чаю с мятой заварю? Для успокоения.
«Для успокоения», — мысленно повторила она. Какая ирония. Он хочет её успокоить, чтобы потом обобрать до нитки и выбросить.
— Да, давай, — кивнула она, садясь за стол.
Она смотрела, как он суетится у плиты, как его широкая спина в домашней футболке кажется такой родной и одновременно чужой. Пять лет. Пять лет лжи. Неужели всё это время? Или это началось недавно? Когда бабушка впервые заговорила о том, что пора бы ей, Полине, подумать о собственном жилье?
В тот вечер Полина легла спать, отвернувшись к стене и притворившись, что крепко спит. В её голове рождался план. Холодный, ясный и жестокий. Они хотят квартиру? Они её получат. Вернее, они будут думать, что получают…
На следующий день Полина позвонила бабушке.
— Бабуль, привет! Как ты себя чувствуешь? — её голос звучал нарочито бодро.
— Здравствуй, деточка. Да потихоньку, скриплю помаленьку. Что у тебя стряслось? Голос какой-то не такой.
Сердце Полины екнуло. Бабушку не проведёшь. Анна Сергеевна, несмотря на свои семьдесят восемь лет, обладала острым умом и проницательностью.
— Да нет, всё хорошо! Просто соскучилась. Может, я к тебе сегодня заскочу после работы?
— Заскакивай, конечно. Я как раз сырников напекла.
Вечером Полина сидела на старой, но уютной бабушкиной кухне, пила чай и рассказывала о работе, о погоде, о всяких пустяках. Миша должен был приехать позже, «чтобы помочь любимой бабушке с покупками». Это был его новый ход в их дьявольской игре.
— Полин, — вдруг серьёзно сказала Анна Сергеевна, отставляя чашку. — Я вот что думаю. Старая я становлюсь. Память уже не та, да и ноги подводят. А жизнь, она такая… сегодня есть, завтра нет. Надо бы мне дела в порядок привести.
Полина напряглась, но виду не подала.
— Бабуль, ну что ты такое говоришь. Ты у нас ещё ого-го!
— Не перебивай, — строго сказала старушка. — Я насчёт квартиры. Хочу её на тебя переписать. Дарственную оформить. Чтобы потом, когда меня не станет, не было никаких проблем с наследством. Ты моя единственная кровиночка. Всё должно достаться тебе.
Полина почувствовала, как к горлу подступает ком. Вот оно. То, чего так ждут Миша с матерью. Бабушка сама предлагает.
— Ба, я не знаю… Это так серьёзно. Может, не стоит торопиться?
— А чего тянуть? — нахмурилась Анна Сергеевна. — Или тебе моя квартира не нужна? Может, у вас с Мишей свои планы? Он парень хороший, основательный. Заботится о тебе. Я же вижу.
«Видишь, — с горечью подумала Полина. — Ты видишь только то, что они хотят тебе показать».
— Нужна, конечно, нужна, — поспешно сказала она. — Просто неожиданно. Хорошо, давай сделаем, как ты хочешь.
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял Миша с огромным букетом хризантем для бабушки и пакетами с продуктами.
— Анна Сергеевна, здравствуйте! А это вам, — с широкой улыбкой протянул он цветы. — Полиночка, привет, любимая!
Он играл свою роль безупречно. Бабушка расцвела, засуетилась, ставя цветы в вазу. А Полина смотрела на мужа и видела перед собой чужого, алчного человека.
— А мы тут как раз о важном говорили, Мишенька, — сообщила радостно Анна Сергеевна. — Решила я на Полину квартиру переписать. Дарственную оформить.
Миша на секунду замер, и в его глазах Полина увидела плохо скрываемое торжество. Но он тут же взял себя в руки.
— Что вы, Анна Сергеевна! Это ваше жильё. Полина никогда бы не посмела…
— Я сама так решила, — отрезала бабушка. — Она моя внучка. Так что на днях сходим к нотариусу. Ты нам поможешь всё организовать, Миша? Ты же у нас мужчина, во всех этих делах лучше разбираешься.
— Конечно! — с готовностью отозвался он. — Всё сделаю в лучшем виде. Для вас — что угодно!
По дороге домой Миша был необычайно весел. Он без умолку болтал, строил планы, как они сделают в «новой» квартире ремонт, какую купят мебель. Полина молча кивала, чувствуя, как внутри неё всё застывает.
— …А в большой комнате поставим огромный диван, чтобы все друзья помещались! — щебетал он. — И телевизор во всю стену! Представляешь, Полин? Наконец-то заживём как люди!
«Заживёшь», — подумала она. — «Только не со мной».
Вечером она услышала, как он шепчется по телефону с матерью.
— Мам, всё по плану. Даже лучше. Она сама предложила. На днях идём к нотариусу. Да, дарственную. На Полину. Ну а какая разница? Она же моя жена. Потом при разводе всё поделим. Или…
Он замолчал, прислушиваясь к тому, что ему говорят на том конце провода.
— Да понял я, понял. Разберёмся. Главное — первый шаг сделан.
Полина закрыла глаза. Значит, они планируют делить квартиру при разводе как совместно нажитое имущество. Но они просчитались. Она уже знала, что имущество, полученное в дар одним из супругов, разделу не подлежит. Но была и другая лазейка, о которой ей рассказала подруга-юрист Света, к которой она обратилась на следующий же день после рокового разговора…
— Понимаешь, дарственную можно оспорить, — объясняла Света, помешивая ложечкой кофе в маленькой кофейне, где они встретились. — Особенно если даритель — пожилой человек. Можно попытаться доказать, что он был не в себе, или на него оказывали давление. Твоя свекровь — женщина хваткая. Она может потом попытаться что-то такое провернуть через суд, если ты вдруг откажешься «делиться».
— И что мне делать? — тихо спросила Полина.
— Есть один вариант. Немного сложнее, но надёжнее. Договор ренты. Точнее, договор пожизненного содержания с иждивением.
Света видела растерянность на лице подруги и пояснила:
— По этому договору квартира переходит в твою собственность сразу после регистрации. Но взамен ты обязуешься пожизненно содержать свою бабушку: обеспечивать её жильём, питанием, уходом, лекарствами. И самое главное — этот договор практически невозможно расторгнуть или оспорить, если ты добросовестно выполняешь все условия. А после ухода бабушки квартира окончательно и бесповоротно становится твоей, и никакой муж при разводе на неё претендовать не сможет.
Полина задумалась. Это был идеальный вариант. Он защищал и её, и бабушку.
— Но как мне убедить бабушку? Она же хотела дарственную.
— Объясни ей. Скажи, что так тебе будет спокойнее. Что это гарантия и для неё тоже. Что ты хочешь заботиться о ней официально, по закону. Придумай что-нибудь. И самое главное — Миша с матерью не должны понять разницы. Для них слова «переписать квартиру» звучат одинаково. Они не юристы, вряд ли станут вникать в тонкости.
Вечером состоялся трудный разговор с бабушкой.
— Ба, я тут подумала… и посоветовалась со знающими людьми, — начала Полина издалека. — Дарственная — это, конечно, хорошо. Но вдруг что? Всякое в жизни бывает. А есть такой договор… ренты. Это значит, что квартира сразу становится моей, но я по закону буду обязана о тебе заботиться до конца твоих дней. Это как бы… гарантия твоей безопасности.
Анна Сергеевна посмотрела на внучку долгим, изучающим взглядом.
— Ты что-то задумала, Полинка. Я тебя как облупленную знаю. Что-то тебя тревожит. Мишка обидел?
— Нет, что ты! — поспешно возразила Полина. — Миша прекрасный. Просто… мир сейчас такой сложный. Хочется, чтобы всё было надёжно. Чтобы ты была защищена со всех сторон. Для моего спокойствия, ба. Пожалуйста.
Бабушка вздохнула.
— Ох, молодёжь. Всё у вас сложно. Ну, если тебе так спокойнее будет… пусть будет эта твоя… рента. Мне-то что? Главное, чтобы ты рядом была.
Миша, когда Полина сообщила ему о «небольшом изменении в планах», сначала напрягся.
— Рента? А что это такое? — настороженно спросил он.
— Да почти то же самое, что и дарственная, — беззаботно ответила Полина, повторяя заученную легенду. — Просто юридически более современная форма. Квартира сразу переходит ко мне в собственность, просто с обременением — я должна буду о бабушке заботиться. Юрист сказал, так сейчас все делают, чтобы налоги оптимизировать.
Упоминание об оптимизации налогов подействовало на Мишу магически.
— А, ну если так… То да, конечно. Главное, что в собственность.
Тамара Ивановна, которой сын тут же доложил обстановку, тоже не увидела подвоха. Для неё главным было слово «собственность». Мышеловка была готова. Осталось дождаться, когда мыши сами в неё полезут…
День похода к нотариусу был назначен на вторник. Миша с утра суетился, надел свою лучшую рубашку. Он даже взял на работе отгул. Тамара Ивановна позвонила ему трижды до десяти утра, давая последние наставления.
Полина была внешне спокойна, но внутри у неё всё вибрировало от напряжения. Она несколько раз перепроверила документы, которые приготовила Света.
У нотариуса их уже ждали. Миша галантно помог Анне Сергеевне снять пальто, усадил её в кресло. Сам сел рядом, положив руку на плечо Полины. «Моя опора», — с сарказмом подумала она.
Нотариус, полная женщина в строгом костюме, начала зачитывать договор. Полина видела, как Миша нетерпеливо ёрзает на стуле, явно скучая от юридических формулировок. Он ждал только одного момента — подписи.
— …Таким образом, — монотонно бубнила нотариус, — квартира по адресу… переходит в собственность Полины Андреевны Волковой. Взамен Волкова обязуется пожизненно и в полном объёме содержать Анну Сергеевну Петрову, предоставляя ей питание, одежду, уход и необходимую медицинскую помощь…
Когда формальности были закончены, нотариус протянула Анне Сергеевне ручку.
— Анна Сергеевна, вы всё поняли? Вы добровольно принимаете это решение?
Бабушка медленно кивнула. Она взяла ручку, и в этот момент Полина едва не закричала от напряжения. Но она сдержалась.
Анна Сергеевна поставила свою размашистую подпись. Затем расписалась Полина. Миша облегчённо выдохнул. Его лицо расплылось в самодовольной улыбке.
— Ну вот и всё! — бодро сказал он, когда они вышли на улицу. — Поздравляю, Полиночка! Теперь ты у нас владелица недвижимости! И вас, Анна Сергеевна, с удачной сделкой!
Он был так упоён своей победой, что не замечал ничего вокруг.
Вечером он принёс домой дорогое шампанское и торт.
— Надо отметить! Такое событие!
Он разлил шампанское по бокалам.
— Ну, за нашу новую жизнь! — провозгласил он тост, глядя на Полину масляными глазами.
Она молча подняла бокал.
— За новую жизнь, — тихо повторила она. — За мою новую жизнь.
Он не понял смысла её слов. Он был слишком счастлив. После второго бокала он расслабился и начал говорить.
— Знаешь, Полин, теперь всё будет по-другому. Мы наконец-то сможем вздохнуть свободно. Никаких съёмных углов. Я думаю, на следующей неделе уже можно будет начинать перевозить вещи. Бабушку пока оставим там, конечно. А сами переедем. Надо только маме сказать, чтобы помогла нам с переездом.
— Твоя мама больше не переступит порог этого дома, — холодно и чётко сказала Полина.
Миша замер с бокалом в руке.
— В смысле? Ты чего, Полин? Это же моя мама. Она нам столько помогала.
— Она нам не помогала. Она режиссировала спектакль, в котором ты был главным актёром. Только вот финал пьесы я решила переписать.
Он смотрел на неё, и до него начало медленно доходить. Улыбка сползла с его лица.
— Ты о чём? Какой спектакль?
— «Осталось недолго! Она перепишет на тебя квартиру и сразу подавай на развод». Знакомые слова, Миша? Я всё слышала. Каждое ваше слово с мамочкой.
Его лицо стало сначала багровым, а потом мертвенно-бледным. Он открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба.
— Ты… ты всё знала?
— Всё. И я сыграла с вами в вашу же игру. Только квартира теперь моя. И по договору ренты она не подлежит разделу при разводе. Можешь проконсультироваться у любого юриста. Так что, Миша, можешь подавать на развод хоть завтра. Как и планировал.
Он вскочил, опрокинув бокал. Шампанское растеклось по скатерти тёмным пятном.
— Но… как же… мы же семья! Полина, ты не можешь так со мной поступить! Я тебя люблю!
— Любишь? — горько усмехнулась она. — Не смеши меня. Ты любишь деньги и лёгкую жизнь. И свою маму, которая научила тебя предавать. Собирай свои вещи, Миша. Твоя роль в моей жизни окончена. Занавес.
Он смотрел на неё, и в его глазах был страх. Не страх потерять её. Страх потерять квартиру, обеспеченное будущее, которое было уже так близко.
— Я никуда не пойду! — закричал он. — Это и мой дом тоже!
— Ты здесь никто, — спокойно ответила Полина, вставая. — Ты жил в моей съёмной квартире. А теперь можешь возвращаться к маме. Уверенна, она найдёт для тебя место.
Она ушла в спальню и закрыла дверь на ключ. Она слышала, как он метался по квартире, как что-то бормотал, как звонил матери. Потом наступила тишина. А через полчаса она услышала, как хлопнула входная дверь.
Полина подошла к окну. Внизу, под светом фонаря, стоял ссутулившийся силуэт Миши. Он поднял голову, посмотрел на её окно, а потом медленно побрёл прочь, в свою старую жизнь, где не было места ни большой квартире, ни лёгким деньгам.
Полина не чувствовала ни радости, ни злорадства. Только огромную, всепоглощающую усталость. И ещё — лёгкость. Словно с её плеч сняли неподъёмный груз.
Она достала телефон и набрала номер.
— Ба? Это я. Всё хорошо. У меня всё хорошо. Я скоро приеду…
