Марина впервые увидела его в магазине бытовой техники три года назад. Двухстворчатый, цвета слоновой кости, с хромированными ручками и выдвижными морозильными ящиками внизу. Он стоял в дальнем углу зала, подсвеченный мягким светом, и казался не холодильником, а порталом в другую жизнь — ту, где у женщины есть право мечтать не только о детях и муже, но и о вещах для себя.
— Красивый, — сказала она тогда Олегу.
Он покосился на ценник и усмехнулся:
— За такие деньги можно полмашины купить. У нас холодильник нормальный.
Нормальный — это тот, что достался им от бабушки Олега: узкий, бежевый, с морозилкой наверху, куда вечно намерзала ледяная шуба. Морозилка вмещала максимум три пакета с пельменями, а на нижних полках постоянно образовывались лужи. Марина уже не помнила, сколько раз вытирала их, сколько раз размораживала этого древнего мамонта, стоя на кухне посреди ночи с тазиками и тряпками.
Но Олег считал его нормальным. Как считал нормальным свой график работы — три дня дома, три на вахте. Нормальным было, что Марина работала медсестрой в поликлинике, получала тридцать две тысячи и из них откладывала по три-четыре тысячи в месяц. Нормальным было, что она сама решала, на что тратить свои деньги, но при этом общий бюджет — продукты, коммуналка, одежда сыну — тоже ложился на неё.
— Ты же дома больше, — объяснял Олег. — Тебе виднее, что надо купить.
Он отдавал ей свою зарплату — пятьдесят тысяч, из которых двадцать уходило на коммуналку, остальное — на жизнь. Казалось бы, справедливо. Но как-то так выходило, что новый телевизор они купили, когда Олег решил, что старый «уже не тянет». Новые колёса на машину — когда Олег сказал, что пора менять. А холодильник оставался нормальным.
Марина начала откладывать. По три тысячи в месяц, иногда больше, если удавалось взять дополнительную смену. Деньги лежали в конверте на дне шкафа, под старыми простынями. Она доставала конверт раз в месяц, пересчитывала купюры, и каждый раз цифра росла — медленно, но росла.
Через год накопилось тридцать восемь тысяч. Холодильник стоил сто двадцать.
— Может, всё-таки попросишь Олега? — говорила подруга Света. — Мужики любят, когда к ним обращаются за помощью.
Марина пробовала. Однажды вечером, когда Олег вернулся с вахты и сидел на кухне, пил чай, она села напротив и начала осторожно:
— Лёш, я тут подумала… У нас ведь холодильник совсем старый. Может, пора новый взять?
Он посмотрел на неё удивлённо:
— Что случилось? Сломался?
— Нет, но он же древний. Электричество жрёт, толку от него мало.
— Да нормально всё. Работает же. — Олег отпил чай, потянулся. — Вот когда сломается, тогда и купим.
— А если сразу, не дожидаясь? Я нашла один, очень хороший, со скидкой сейчас…
— Марин, у нас кредит висит. Тебе самой не жалко деньги так тратить?
Она промолчала. Он говорил «у нас кредит», но ведь это они вместе решили его брать. Но когда речь заходила о холодильнике, он вдруг превращался в голос разума, хранителя семейного бюджета.
После этого разговора Марина перестала просить. Она просто продолжала копить — теперь уже по пять тысяч в месяц. Перестала покупать себе кофе на работе, поносила старую куртку ещё одну зиму. Коллеги спрашивали, не заболела ли она — так исхудала. Марина отшучивалась, но по вечерам стояла перед зеркалом и видела усталую женщину с тёмными кругами под глазами.
К её тридцать второму дню рождения в конверте лежало восемьдесят шесть тысяч. Не хватало тридцати четырёх.
Марина смотрела на эту цифру и думала, что тридцать четыре тысячи — это почти месячная зарплата. Ещё два месяца, максимум три. Но ей вдруг стало жалко этих месяцев. Жалко самой себя — той, что экономит на обедах, носит стоптанные туфли, отказывается от встреч с подругами, потому что в кафе надо тратиться.
В день рождения Олег подарил ей букет и духи.
— С днём рождения, родная, — сказал он, целуя в щёку.
Она посмотрела на духи — те самые, что рекламируют по телевизору, недорогие, сладкие. Ей они не нравились. Она намекала про другие, показывала в магазине, но Олег, видимо, не запомнил. Или запомнил, но решил, что эти «тоже нормальные».
Вечером того же дня, когда гости разошлись, а Олег улёгся на диван смотреть футбол, Марина открыла ноутбук и зашла на сайт банка. Оформление кредита заняло двадцать минут. Процентная ставка была не самой низкой, но она закрыла глаза на это. Тридцать четыре тысячи на год — чуть больше трёх тысяч в месяц. Справится.
На следующий день она поехала в магазин одна. Продавец-консультант, молодой парень с гелем в волосах, спросил, помочь ли с выбором. Марина покачала головой. Она и так знала, какой ей нужен. Подошла к тому самому — цвета слоновой кости, с хромированными ручками, — провела рукой по дверце. Холодной, гладкой.
— Возьмёте? — уточнил парень.
— Возьму.
Холодильник привезли через три дня. Марина взяла отгул, встретила грузчиков, показала, куда ставить. Старый бабушкин они вынесли на лестничную площадку — авось кто-то заберёт. Новый занял его место, и кухня сразу преобразилась. Казалась больше, светлее, современнее. Марина открывала дверцы, выдвигала морозильные ящики, раскладывала продукты по полкам. Всё было продумано до мелочей: отсеки для овощей, для мяса, для яиц. Даже подсветка внутри мягкая, не режет глаза.
Она сфотографировала холодильник и отправила Свете в мессенджер. Та ответила почти сразу:
«Вау! Красавец! Муж обрадовался?»
Олег увидел покупку вечером, когда вернулся с работы. Остановился на пороге кухни, посмотрел на холодильник, потом на Марину.
— Это что?
— Холодильник. Купила.
— Вижу, что холодильник. На какие деньги?
— На свои. Я долго копила.
Он помолчал, потёр переносицу.
— Марина, ты серьёзно? Мы же обсуждали, что с деньгами сейчас туго.
— С твоими деньгами, может, и туго. Со своими я разбираюсь сама.
Он посмотрел на неё так, будто она сказала что-то неприличное.
— То есть ты втихаря копила, ничего не говорила, а потом раз — и купила?
— Я говорила. Ты сказал «нормальный холодильник». Вот я и решила сама.
Олег покачал головой, но спорить не стал. Только пробурчал что-то про «женскую логику» и ушёл в комнату. Марина осталась на кухне, гладила рукой дверцу холодильника и чувствовала странную смесь торжества и тревоги.
Следующие две недели прошли тихо. Олег почти не заходил на кухню, а когда заходил, старался не смотреть на холодильник. Марина не обращала на это внимания. Она наслаждалась покупкой: расставляла продукты, мыла полки, любовалась, как красиво всё организовано. Даже сын Дима, семилетний мальчишка, сказал:
— Мам, а он классный. Как в кино.
Всё изменилось, когда позвонила свекровь.
— Олежек, сынок, — услышала Марина её голос из трубки, когда проходила мимо. — У меня беда. Холодильник сломался. Совсем. Мастер говорит, не починить. Что делать, ума не приложу…
Марина замерла в дверях. Свекровь, Галина Васильевна, умела делать вот так — говорить тихим, жалобным голосом, и сразу было понятно, что проблему надо решать немедленно. И решать, конечно, Олегу.
— Не переживай, ма, — сказал он. — Что-нибудь придумаем.
Вечером того же дня Олег сказал:
— Надо маме помочь.
Марина кивнула.
— Конечно. Сколько надо? Я могу дать пару тысяч.
Он посмотрел на неё странно.
— Не деньгами. Холодильник надо.
— Так пусть купит.
— Марин, у неё пенсия пятнадцать тысяч. Откуда у неё на холодильник?
— Ну так помогите с Витькой, скиньтесь.
Витька — это младший брат Олега, вечный студент, которому тридцать пять и который до сих пор живёт с матерью.
— Витька безработный. С чего ему скидываться?
Марина почувствовала, как внутри что-то сжимается, предчувствуя.
— И что ты предлагаешь?
— Давай отдадим маме наш новый. А себе потом купим. Когда деньги будут.
Она опешила.
— Какой «наш»? Это МОЙ холодильник. Я на него три года копила!
— Марина, это же моя мать. У неё холодильник сломался. Ей продукты некуда класть.
— Пусть старый чинит. Или на помойке заберёт, как мы свой выставили.
— Ты сейчас серьёзно?
Она шагнула к нему, и руки её дрожали.
— Олег, я три года, слышишь, ТРИ ГОДА откладывала по копейке. Я отказывала себе во всём. Не покупала себе одежду, не ходила в кафе, забыла, когда последний раз в парикмахерскую ходила. А ты сейчас предлагаешь отдать то, что я на свои деньги купила?
— Марин, ну подумай сама. У мамы пенсия маленькая, ей не на что купить. А у нас двое работают, мы молодые, заработаем.
— МЫ заработаем? Или Я заработаю, пока ты будешь считать, что и без холодильника нормально?
Он поморщился, отвёл взгляд.
— Я не это имел в виду.
— А что ты имел в виду? Что я должна отдать свою вещь, потому что твоя мама не может себе такую купить?
— Это не просто вещь! Это холодильник! Обычный, блин, холодильник!
— Для тебя обычный. Для меня — мечта.
Олег замолчал. Потом тяжело вздохнул.
— Ладно. Забудь. Я сам что-нибудь придумаю.
И она почти поверила, что всё обошлось.
На следующий день Марина работала в ночную смену. Вернулась домой в восемь утра, усталая, с гудящей головой. Зашла на кухню — и замерла.
Холодильника не было.
На его месте зияла пустота. Только след на линолеуме показывал, где он стоял.
Марина выбежала в коридор, распахнула дверь в спальню. Олег спал, укрывшись одеялом с головой. Она сдернула одеяло.
— Где холодильник?
Он открыл глаза, сонный, недовольный.
— Отвёз маме. Вчера вечером.
— ТЫ ЧТО СДЕЛАЛ?!
— Марин, не ори. Дима же спит.
— КАКОГО ЧЁРТА ТЫ ОТДАЛ МОЙ ХОЛОДИЛЬНИК?!
Он сел на кровати, провёл рукой по лицу.
— Ей некуда продукты класть было. Я не мог смотреть, как мама мучается. Ты же сама говорила, что надо помогать родителям.
— Я говорила ПОМОГАТЬ! Не отдавать мои вещи!
— Марина, ну это же всего лишь холодильник. Мы купим себе новый.
— Когда? Через три года? Ты опять скажешь, что у нас денег нет?
— Сейчас нет. Но будут. Я обещаю.
Она стояла, тяжело дыша, и смотрела на него. На этого мужчину, с которым прожила десять лет. Которому родила сына. Рядом с которым прожила столько, что должна была бы знать наизусть каждую его мысль. Но прямо сейчас он казался ей чужим.
— Ты понимаешь, что это не просто холодильник? — тихо сказала она. — Ты понимаешь, что ты у меня отнял?
— Я не отнял. Я отдал маме. Ей нужнее.
— Нужнее. — Марина хрипло рассмеялась. — Да у неё Витька на шее сидит, тридцать пять лет от горшка два вершка, не работает, целыми днями в игрушки играет. У неё денег нет, потому что она на него все тратит. А я должна отказывать себе во всём, чтобы потом ты мои вещи отдавал твоей маме?
— Не начинай про Витьку. Он ищет работу.
— Уже десять лет ищет!
— Марина, хватит. Я устал. Ночью разгружал, потом к маме ездил, холодильник ставили с соседом. Давай позже поговорим.
Он лёг обратно, повернулся к стене. А она стояла посреди спальни и чувствовала, как внутри неё что-то окончательно ломается.
В течение дня Марина несколько раз набирала Олегу сообщения и удаляла. Потом позвонила Свете.
— Он отдал его матери.
— Кого?
— Холодильник. Мой холодильник.
На том конце линии повисла тишина.
— Ты шутишь?
— Ночью увёз. Пока я на работе была.
— Марина, это же… Это вообще законно?
— Какой закон, Светка? Мы муж и жена. Всё общее. Вот он и решил, что имеет право.
— И что ты теперь?
— Не знаю.
Вечером Олег пришёл с цветами. Дешёвыми подсохшими хризантемами.
— Марин, ну прости. Я понимаю, ты расстроилась. Но я правда не мог иначе. Мать мне всю жизнь отдала, как я мог её бросить?
Она взяла цветы, молча поставила в вазу.
— Ты мог спросить. Ты мог хотя бы предупредить.
— Ты бы всё равно не разрешила.
— Да. Не разрешила бы. Потому что это МОЁ.
— Ну вот видишь. А так хоть проблему решили.
Он прошёл на кухню, открыл старый маленький холодильник — тот самый, что они когда-то выставили на площадку, но на него никто не позарился..
— Смотри, вот же холодильник! Нормальный!
Нормальный. Это слово преследовало её всю жизнь.
Марина стояла, смотрела на этот допотопный агрегат и чувствовала, что больше не может. Не может жить в мире, где её желания всегда лишние, где её труд ничего не значит, где её выбор аннулируется одним решением мужа.
— Знаешь что, — сказала она тихо. — Езжай к матери.
— Куда?
— К матери. Отдал мамаше мой холодильник — с ней и живи.
Он засмеялся, решив, что это шутка.
— Марин, брось. Чего ты завелась?
— Я не завелась. Я серьёзно. Собирай вещи.
— Ты что, того? — Он покрутил пальцем у виска. — Из-за холодильника семью разрушать?
— Не из-за холодильника. Из-за того, что для тебя я — никто. Моё мнение не важно, мои деньги можно тратить, мои вещи можно раздавать. А я должна быть благодарна, что ты вообще со мной живёшь.
— Я такого не говорил!
— Не говорил. Но делал. Все эти годы делал. А я молчала, терпела, думала — ничего, он меня любит, он просто не замечает. Но ты заметил. Ты увидел, что у меня появилось что-то своё, и не смог этого вынести.
— Марина, прекрати истерику. Ты устала, иди поспи.
— Я не устала. Я просто наконец проснулась.
Она развернулась, пошла в спальню. Достала из шкафа его сумку, начала складывать вещи. Олег стоял в дверях, смотрел.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— Марина, это моя квартира тоже.
— Да. Наша. И поживём раздельно, пока не решим, что делать. А сейчас вали к мамочке, раз она для тебя важнее.
Он молчал, потом сказал:
— Хорошо. Пусть будет по-твоему. Уйду. А ты потом, когда остынешь, приползёшь извиняться.
— Может быть. А может, нет.
Она вынесла сумку в коридор, открыла дверь, выставила на лестничную площадку. Туда же отправила его куртку, ботинки, рюкзак. Олег стоял, смотрел на это представление с недоверием.
— Ты больная.
— Возможно. Но больше я не буду жить с человеком, который меня не уважает.
— Я тебя уважаю!
— Нет. Ты уважаешь свою мать. Свои желания. Свой покой. А я для тебя — просто приложение. Удобное, тихое. Ну так вот тебе новость: я больше не хочу быть удобной.
Она закрыла дверь. Олег постоял, потом застучал.
— Марина! Открой! Марина, мы же взрослые люди!
Она прислонилась спиной к двери, закрыла глаза. Слышала, как он стучит, потом звонит в дверь, потом достаёт телефон, набирает номер. Потом его шаги затихают, и на лестничной площадке становится тихо.
Марина вернулась на кухню. Посмотрела на старый холодильник — кособокий, с ржавыми петлями. Открыла дверцу. Внутри было пусто и холодно.
Она достала телефон, нашла номер свекрови. Набрала.
— Галина Васильевна? Это Марина. Да, всё в порядке. Олег к вам едет, встречайте. Нет, не в гости. Да, с вещами. Нет, мы не развелись. Просто пусть поживёт с вами. Погостит. И холодильник мой верните обратно. Да-да, тот, что он вам привёз. Пусть он его привезёт обратно. Завтра. Нет, мне он нужен теперь. Просто верните. Это принципиально. До свидания.
Она положила трубку. Села на стул. Заплакала — тихо, без всхлипываний, просто текли слёзы. Не из-за холодильника. Не из-за Олега. Из-за того, что только сейчас, в тридцать два года, она поняла: иногда уважение к себе дороже любой мечты. Дороже любого холодильника. Дороже даже семьи.
На следующее утро к двери позвонили. Марина открыла — на пороге стояли грузчики и её холодильник. Цвета слоновой кости, с хромированными ручками.
Она расписалась в квитанции. Грузчики занесли холодильник на кухню, подключили. Старый забрали, обещав выкинуть.
И вот он снова стоял на своём месте. Большой, красивый, её.
Марина открыла дверцу, запустила холодильник. Послышалось тихое гудение. Зажглась подсветка.
Она достала телефон, написала Свете:
«Вернула».
«Холодильник?»
«И себя тоже».
Потом она села за стол и впервые за много лет позволила себе подумать не о том, что нормально, а о том, чего хочет она. Оказалось, список длинный. Холодильник был только началом.
