Валико, имея при себе 250 рублей, не может устроиться в гостиницу и вынужден обращаться к так называемому ‘нужному человеку’, достающему билеты в Большой Театр, где сам поёт арии.
Потом Валико Мизандари едет в Москву, где единственный шанс для него устроиться в номере отеля — это пойти к некоему Синицыну (его играет Владими Басов) и тот через своих людей (а точнее — через директора мебельного магазина!) пристраивает Валико в гостиницу «Россия».
Причём не напрямую, как вы понимаете. Связи-связи-связи. Тот же оперный певец Синицын не может просто зайти и купить мебель. От него требуется билет на крутой спектакль. Все друг другу что-то достают.
Потом нового друга Мимино — шофёра Хачакяна выпихивают из номера, который ему дали по ошибке — вместо другого Хачакяна. А всё почему? Гостей с юга поселили в номера, предназначавшиеся для делегации эндокринологов. А следом — выкинули.
И Валико возмущён ситуацией: неужели Хачакян-шофёр не достоин койко-места?! Бесконечное унижение обыкновенного человека, то бьющегося за импортные ширпотребы, то не могущего получить блага, даже заплатив.
Да, тот Хачакян не в состоянии купить своему сыну …зелёного крокодила: «В магазине только оранжевые». Что делает Валико, попав за границу? Он бежит искать нормального крокодила природных оттенков — за границей всё есть. И даже рептилии правильных вариаций.
И так чистенько, и мило. Контраст заграничной обслуги — с отечественной. Там — всё спокойно и улыбчиво, тут — с плохо скрываемой ненавистью или — с равнодушием. В СССР было много хорошего, но не система обслуживания.
Получается, что бытовая и, если брать шире, социальная жизнь в СССР — это беспрестанное хождение по мукам — не большим мукам, а мизерным, но таким постоянным, что они сливаются в единый поток.
Перестройка во многом сделалась возможной только при деятельной поддержке всего населения, видевшего всё это в натуре — режиссёр Георгий Данелия ничего не выдумал, да и фильм прошёл цензуру, не допускавшую крамолы и клеветы на систему.
Стало быть, не было никакой клеветы, если фильм шёл на широком экране, а не лежал «на полке».
