Звонок в дверь раздался, когда я домывала посуду. Вытерев руки о фартук, я поспешила открыть, не ожидая гостей в будний день.
— Валюша! — на пороге стояла Марина, сестра моего покойного мужа, с коробкой в руках и широкой улыбкой. — Принимай гостью!
— Мариночка? — я растерялась. За последние три года после похорон Пети мы виделись от силы пару раз. — Проходи, конечно.
Марина, не дожидаясь повторного приглашения, просочилась в квартиру, на ходу стягивая сапоги.
— А я к тебе с гостинцем, — защебетала она, протягивая коробку. — Пирожки. Сама пекла. С капустой, как ты любишь.
Запах свежей выпечки наполнил прихожую. Я провела гостью на кухню, поставила чайник и достала праздничные чашки — те, что берегла для особых случаев.
— Как поживаешь, Валюша? — Марина окинула взглядом кухню. — Всё одна-одинёшенька? Петя бы не хотел, чтобы ты так…
— Нормально живу, — я расставила чашки. — Мне хватает. На пенсии уже второй год. В хоре пою при доме культуры.
Марина покивала с таким видом, будто слышала историю безнадёжно больного человека. Потом вдруг оживилась:
— А у нас новость! Мой Дениска в университет поступил, представляешь? Такой умница!
— Поздравляю! Молодец какой…
— Да только вот беда, — Марина подалась вперёд, понизив голос. — Бюджетных мест не хватило. На платное взяли. А там знаешь какие суммы?
Я замерла с чайником в руке. Что-то неприятно кольнуло под сердцем.
— Мы уже и кредит пытались взять, и родственников обошли, — продолжала Марина, не замечая моего замешательства. — Ты же знаешь, как сейчас с деньгами тяжело…
— Да, непросто всем, — осторожно согласилась я, разливая чай.
— Валюша, — Марина вдруг взяла меня за руку. — Ты всегда была самой доброй, самой понимающей. У тебя же пенсия хорошая, квартира своя… А тут мальчишке судьба решается!
Я смотрела на её руку поверх своей и чувствовала, как внутри нарастает странное, давящее чувство. Будто стены кухни медленно сдвигаются, сжимая меня в тиски.
— Я подумаю, Мариночка, — выдавила я наконец. — Сейчас так сразу не могу сказать…
— Конечно-конечно, — Марина тут же отпустила мою руку и улыбнулась с плохо скрываемым разочарованием. — Ты подумай. Времени-то мало осталось…
И она принялась за пирожки, расспрашивая меня о моём здоровье с таким сочувствием, словно я была уже одной ногой в могиле.
Разговор с прошлым
Часы показывали далеко за полночь, а сон всё не шёл. Я сидела на кухне, завернувшись в старый плед, и перелистывала страницы потрёпанного фотоальбома. Свет ночника падал на выцветшие снимки, где мы с Петей — молодые, счастливые — строили планы на будущее.
Вот мы на турбазе в Подмосковье. Тогда я впервые сказала ему о своей мечте — увидеть Байкал. «Обязательно поедем», — пообещал он, целуя меня в висок. А вот и ещё фото — я с картой Камчатки в руках. Таких снимков много: мы мечтали, планировали, откладывали деньги…
Но всегда находилось что-то важнее. Сначала надо было помочь Петиному брату с первым взносом за квартиру. Потом — оплатить лечение свекрови. Позже — собрать деньги на свадьбу Марининой дочери…
Я провела пальцем по фотографии, где мы стоим на фоне Исаакиевского собора. Единственная наша совместная поездка за тридцать лет брака. Петя тогда уже болел, но держался молодцом.
«И куда ты всё копишь, Валя? — говорил он. — Мы с тобой так и не съездили никуда толком».
А я всё твердила про чёрный день. Про то, что нужно помогать родным. Про ответственность.
Тишина ночной квартиры обволакивала, как вата. В такие моменты особенно остро чувствуешь одиночество. После смерти Пети родственники звонили часто. Первое время. Потом — реже. Теперь вот Марина объявилась. С пирожками. И просьбой.
Я закрыла альбом и подошла к окну. В соседнем доме горело всего три окна — такие же бессонные души коротали ночь. Может, тоже о чём-то жалели? О несбывшемся? О том, что всегда ставили чужие нужды выше своих?
На подоконнике стояла копилка-домик — я складывала туда деньги на поездку на Байкал. Уже третий год. Самую малость от пенсии, но скопилось прилично. Как раз на недельный тур. И тут эта просьба Марины…
«Ты всегда была самой доброй», — вспомнились её слова. Доброй. Или просто удобной? Той, кто не умеет отказывать. Кто боится осуждения. Кто привык ставить себя на последнее место.
Я взяла копилку в руки. Внутри тихо звякнули монеты. Сколько ещё времени мне отмерено? Пятнадцать лет? Десять? Меньше? Увижу ли я когда-нибудь эту голубую гладь Байкала, о которой столько читала? Вдохну ли чистейший воздух Камчатки?
Или снова отложу мечту? Отдам последнее? Ради благодарности, которая растает, едва деньги перейдут из моих рук в чужие?
За окном начинало светать. Завтра — точнее, уже сегодня — Марина обещала заглянуть за ответом.
Горькая правда
После бессонной ночи я решила прогуляться до магазина — нужно было купить хлеба и молока к приходу Марины. Дворы нашего района давно стали для меня родными; тут каждая лавочка, каждый куст сирени хранили воспоминания.
В супермаркете было немноголюдно. Я медленно брела вдоль полок, размышляя о предстоящем разговоре. В голове крутились фразы, которые я собиралась сказать Марине. Может, предложить часть суммы? Или занять у соседки Нины Петровны и отдать всё?
У полки с чаем я замешкалась. Сквозь негромкую музыку пробился знакомый голос:
— Да говорю тебе, всё нормально будет. Валя никогда не отказывает.
Я замерла. В соседнем ряду, у молочных продуктов, стояла Марина с телефоном возле уха. Она меня не видела.
— Нет, ты не понимаешь, — продолжала она со смешком. — Это же Валя. Добрая душа. Она одна, деньги ей всё равно девать некуда. А мы ей коробку пирожков — и дело в шляпе.
Что-то оборвалось внутри. Я вцепилась в тележку, чтобы не упасть.
— Конечно, поплачется для приличия, что пенсия маленькая, — Марина понизила голос, но я всё равно слышала каждое слово. — Но даст. Куда она денется? У неё же только мы и остались. Она без нас загнётся от одиночества.
Щёки обожгло жаром. Я будто со стороны увидела себя — безотказную, всегда готовую помочь, вечно жертвующую своими интересами ради других. «Добрая Валя». Удобная Валя. Глупая Валя.
— Ой, ладно, — Марина хихикнула. — Не десять тысяч же прошу. Нормальная сумма для её-то накоплений. Дениска на юриста выучится, будет потом тёте Вале бесплатные консультации давать.
Она снова засмеялась, а я тихонько отступила за стеллаж. Сердце колотилось так, что казалось — вот-вот выскочит из груди. В ушах звенело от обиды и боли.
«Деньги ей девать некуда». Как же… Все знали о моей мечте про Байкал. Я не раз говорила об этом на семейных встречах. Но кому какое дело до мечтаний одинокой женщины? Удобнее думать, что у меня нет собственных желаний. Что я существую лишь для того, чтобы помогать другим.
Я оставила тележку с продуктами прямо в проходе и быстро направилась к выходу. На улице дышалось легче. Майское солнце припекало, но меня бил озноб, будто в лихорадке.
«Коробка пирожков — и дело в шляпе». Вот, значит, какова цена моей доброты? Даже не благодарность — снисходительное похлопывание по плечу. И за спиной — насмешки.
Ноги сами понесли меня не домой, а в сторону парка. Мне нужно было подумать. И решить, наконец, чья это на самом деле жизнь — моя или тех, кто считает меня своей личной копилкой доброты.
Трудное «нет»
Марина пришла ровно в три, как и обещала. На этот раз без пирожков, зато с толстой папкой документов. На лице — уверенность человека, уже получившего желаемое.
— Валюшенька, я тебе все бумаги принесла, — защебетала она с порога. — И договор на обучение, и реквизиты. Очень удобно — можно через Сбербанк-онлайн перевести.
Я молча проводила её на кухню. Внутри всё дрожало, но я твёрдо решила не отступать.
— Чайку? — предложила я.
— Некогда мне рассиживаться, — Марина выложила документы на стол. — Мне ещё к Денису ехать. Так ты готова? Я тебе всё объясню, как переводить.
Я села напротив, сложив руки на коленях. Они предательски дрожали, и я крепко сцепила пальцы.
— Знаешь, Марина, я тут подумала… — голос звучал тихо, но ровно. — Я не смогу помочь с оплатой учёбы Дениса.
Улыбка сползла с её лица. Она недоверчиво уставилась на меня, словно не расслышала.
— Что значит не сможешь? У тебя что-то случилось?
— Ничего не случилось. Просто я решила потратить свои сбережения на другое.
Марина нахмурилась.
— На что это? — в её голосе прорезались нотки раздражения. — Тебе-то зачем деньги? Ты же… — она осеклась, но я прекрасно поняла недосказанное: «старая и одинокая».
— Я хочу поехать на Байкал, — твёрдо произнесла я. — Всю жизнь мечтала. Откладывала на это деньги.
Марина фыркнула.
— Байкал? Сейчас, в твоём возрасте? Валя, о чём ты?
Руки задрожали сильнее, но я продолжала:
— Марина, мне очень жаль, но я не могу дать деньги.
Она прищурилась. По лицу пробежала тень, и оно вдруг стало жёстким, чужим.
— Вот значит как, — процедила она. — А я-то думала, мы семья. Родные люди.
— Семья — это не только денежные переводы, — тихо заметила я.
— Ах вот оно что! — Марина всплеснула руками. — Тебе благодарности не хватает? Так мы с Денисом тебя отблагодарим! Как только он выучится…
— Дело не в благодарности.
— А в чём тогда? — она повысила голос. — Петя бы никогда так не поступил! Он всегда помогал нашей семье! А ты! Ты разве не понимаешь, что рушишь будущее мальчика?
Я почувствовала, как к горлу подступает ком. Вспомнились её слова в магазине. «Коробка пирожков — и дело в шляпе». Я глубоко вдохнула.
— Это не я решаю судьбу Дениса, Марина. Я просто распоряжаюсь своими деньгами.
— Эгоистка! — выпалила она. — А ещё про доброту твою все говорили! Значит, только на словах ты добрая! На деле — чёрствая, как сухарь!
Она яростно запихивала документы обратно в папку. Руки её дрожали от гнева.
Я молчала. Странно, но обидные слова почти не задевали. Может, потому что я наконец поняла: настоящая доброта — это не безотказность. И уж точно не потакание манипуляциям.
— Будешь потом локти кусать, когда одна останешься, — бросила Марина, направляясь к выходу. — Никто к тебе и не заглянет. Сиди со своими копейками!
Дверь за ней захлопнулась. В квартире стало необычайно тихо.
Я стояла в прихожей, чувствуя странную лёгкость. Будто сбросила тяжёлый рюкзак, который тащила на себе долгие-долгие годы.
Своя дорога
Первые три дня после ухода Марины я ждала звонков. Проверяла телефон, вздрагивала от каждого шороха в подъезде. Но телефон молчал. Никто не звонил, не стучался в дверь.
На четвёртый день я вдруг поняла — и это было странное, почти физическое ощущение — что меня больше не волнует их молчание. Что-то изменилось во мне самой. Будто застарелая рана, которую я годами расчёсывала, вдруг начала затягиваться.
Я стала замечать вещи, которых раньше не видела. Как красиво солнечный свет ложится на старый паркет в гостиной. Как пахнет свежезаваренный чай. Какими яркими стали краски за окном.
В воскресенье ко мне заглянула соседка, Нина Петровна. Мы пили чай, и она рассказывала о своей поездке в Карелию.
— Валечка, ты бы тоже куда-нибудь съездила, — сказала она между делом. — Что всё дома да дома.
— А знаете, Нина Петровна, я как раз собираюсь, — ответила я и сама удивилась твёрдости своего голоса.
На следующий день я отправилась в туристическое агентство. Молоденькая девушка-консультант приветливо улыбнулась мне:
— Что вас интересует?
— Байкал, — сказала я. — Я хочу увидеть Байкал.
Она защёлкала клавишами компьютера.
— Есть хороший тур на десять дней. Проживание в гостевом доме рядом с озером. Экскурсии включены.
— А когда ближайшая дата?
Девушка посмотрела в монитор.
— Через две недели есть места. Но обычно пенсионеры предпочитают бронировать заранее, на следующий сезон…
— Нет, — я покачала головой. — Я еду через две недели.
Возвращаясь домой с путёвкой, я чувствовала себя другим человеком. Вечером села разбирать гардероб — что брать с собой? Вытащила старый чемодан, который мы с Петей купили когда-то для поездок, о которых мечтали.
Вдруг зазвонил телефон. На экране высветилось имя Марины. Сердце ёкнуло — привычка брать трубку при первом звонке, спешить на помощь при первой просьбе оказалась сильнее меня. Но я удержала руку. Звонки прекратились, а через минуту пришло сообщение:
«Валя, извини. Погорячилась я. Может, хоть половину суммы одолжишь? Отдадим, как сможем. Позвони, как прочтёшь».
Я посмотрела на сообщение, потом на раскрытый чемодан, потом снова на телефон. И впервые в жизни выключила его, не ответив.
Утром следующего дня я проснулась от яркого солнечного света. Одевшись, поставила чайник и подошла к окну. Во дворе уже копошились соседские дети. Молодая мама катила коляску. Дворник неспешно метал дорожки.
Обычный день. Но для меня он был началом чего-то нового. Первым днём моей собственной, а не чужой жизни.
Я достала из шкафа старую копилку-домик и высыпала её содержимое на стол. Монеты и купюры — мои мечты, которые я так долго откладывала. Пересчитала, аккуратно сложила деньги в конверт — как раз хватит на сувениры и дополнительные экскурсии на Байкале.
Мой телефон по-прежнему был выключен. И это была не просто тишина в динамике. Это была свобода. Свобода от чужих ожиданий. От чувства вины. От вечного «я должна».
Впервые за долгие годы я ощутила покой. И радость. Настоящую радость предвкушения. Я буду стоять на берегу самого глубокого озера в мире. Буду дышать самым чистым воздухом. И никто не скажет мне, что в моём возрасте мечтать уже поздно.
Потому что это неправда. Никогда не поздно начать жить для себя. Особенно если всю жизнь ты жила для других.
