Этот город кажется чем-то запредельным. Там исполняются мечты. Москва — антипод их прозябания. Если не Москва, то — что? Вернее — зачем? Она превращается в город-миф, населённый особыми людьми.
Скучающие и — скучные дети из сонного и будто вечно-осеннего городка яро стремятся туда, как Золушка — на бал. Они работают на свою мечту. Лелеют её. Как Остап свой Рио-Рио — там все ходят в белых штанах.
Вот и малолетняя кокетка Шмакова, фигуряя белыми штанами-«бананами», злится на своего друга, чья мать пошила этот костюмчик: к чему полез, мол, со своими разъяснениями? Может, мне его из Москвы прислали.
В этот момент вся компания разражается оскорбительным смехом: мол, где Москва, а где — Шмакова? Посыл: знайте своё место, провинциальные филистеры. Бродите вдоль покосившихся заборов и такого же скудного мира.
Её «заклятая подруга» — Мариша, дочь толстой парикмахерши, и вовсе — девочка-печаль. Потому как у неё есть московский папа. У которого — другие ритмы, и если она — Мариша постарается, поднажмёт, то волшебный папа непременно заберёт её из этой вечной осени в блистающий мир.
Мариша открыто презирает свою простоватую маман, параллельно — жалеет. Тётя Клава (великая Светлана Крючкова!) вообще не понимает, что плохого-то в их повседневности?
А Мариша — врубается. Рыдает. Бесится. Там — внутри московской кольцевой автодороги — кипит иная жизнь. Там — красиво и есть магазины, где иногда продаётся вожделенный «дефицит».
Сомнительно, чтобы такая отроковица, как Мариша остро тосковала бы по музеям и консерватории. Там из всей этой братии только два человека способны мыслить — это Чучело и Железная Кнопка. Но сейчас не об этом.
Ненависть одноклассников к Лене Бессольцевой, вылившаяся в лютую травлю, это не месть «предательнице». Это — вопль разочарованных деток, что их не там родили и …не те. Недодали!
А теперь ещё и в Москву не пустили. Перекрыли хоть и маленькую, но всё же возможность. Они постоянно завидуют — всем. Димке Сомову — у него с предками чуть получше. Даже отставному офицеру по кличке Заплаточник — он богат, но скупает картины, а не белые штаны в московском ГУМе.