За четыре месяца до случившейся драмы была сыграна свадьба: 6 февраля 1884 года двадцатишестилетний Владимир Михайлович Имшенецкий, поручик роты Петербургской крепостной артиллерии, вел под венец Машеньку дочь купца Серебрякова.
Партия, может, не самая блестящая, зато весьма выгодная. По крайней мере, именно так полагал сам Владимир Михайлович.
Надо сказать, что в личных делах поручик Имшенецкий был до крайности нечистоплотен. Впрочем, чего же еще ожидать от бравого военного, при виде которого дамы млели, не забывая, однако, кокетливо постреливать глазками?
Владимир Михайлович казался весьма крупной добычей: дворянин, хорош собой, что лишь подчеркивала ладно сидящая форма, из весьма приличной семьи — отец его в свое время дослужился до надворного советника…Словом, жених хоть куда.
Не знали, правда, купеческие дочки, что не все было столь ладно у поручика. Состояние его финансов оставляло желать лучшего — очень уж широкую жизнь вел он сам. Ни жалование, ни некоторые средства, выделяемые на его содержание папенькой, расходов покрыть не могли.
На наследство Имшенецкому тоже рассчитывать не приходилось — было у него 8 братьев и сестер, а значит и доля его в случае внезапного ухода батюшки, Михаила Григорьевича, была бы незначительна.
Помимо относительной бедности был у Владимира Михайловича и еще один недостаток: слабость к женскому полу.
Неустойчив был поручик Имшенецкий: «просвещал» он неких петербургских девиц, имел бурный роман с провинциальной актрисской Элли, а затем и вовсе обзавелся одновременно двумя невестами.
Первая — Леночка Ковылина — была дочерью разорившегося купца, который не мог дать за нее приданого.
Вторая — Машенька Серебрякова — напротив, была дочерью купца крайне состоятельного, готового обеспечить ее будущему супругу изрядное благополучие.
Тем более, что Маня — о чем знал ее отец, и не знал жених — уже не просто «пала», но и успела обзавестись внебрачным ребенком.
Оттого-то, возможно, намерение «порченой» дочери выйти замуж за нищего поручика отец ее хотя и не поощрял, но и не особенно ему препятствовал.
Так и случилось, что в день свадьбы, отпразднованной в начале февраля 1884 года, дела обстояли следующим образом: Владимир Михайлович, в надежде на обеспеченное будущее, женился на богатой, но нелюбимой женщине, Машенька шла за горячо обожаемого мужчину, который дал бы ей честное имя, а Лена Ковылина оставалась не у дел — лишь после отгремевшего торжества узнала бедная девушка, что нежный жених оказался не слишком порядочным человеком.
Мария Ивановна быстро оказалась в положении: способствовала ли тому активная супружеская жизнь или же случилось между нею и поручиком что-либо до брака — об этом история умалчивает.
Так или иначе, но решилась она (что, по словам позже разбиравшего ее дело адвоката Николая Платоновича Карабчевского, весьма характерно для влюбленных и беременных дам) распорядиться всем своим имуществом, отписав его в завещании в пользу мужа.
А в одиннадцатом часу вечера 31 мая того же 1884 года произошла страшная трагедия, взволновавшая умы общества. Во время катания на лодке по Малой Невке Мария Имшенецкая упала в воду.
Свидетелей самого происшествия не оказалось. Никто не видел разыгравшейся драмы, а потому и не мог с уверенность сказать, что же случилось в ту ужасную минуту вблизи Петровского моста.
Оттого-то, возможно, купец Серебряков и обвинил зятя в убийстве: слишком подозрительно выглядела эта история. Брак по расчету, внезапно составленное завещание, гибель Маши — и какая! в одной лодке с мужем!
Кроме того, оказалось вскоре, что безутешный вдовец возобновил знакомство с простившей его Леночкой Ковылиной. Подозрительно! Очень подозрительно! Расследование началось.
Спустя год Владимир Михайлович предстал перед судом: показания и улики были противоречивы.
С одной стороны, врачи, освидетельствовавшие тело его супруги, не выявили следов насилия, что соответствовало показаниям Имшенецкого, утверждавшего, будто Мария его, решив перейти от руля на весла, резко встала и, ощутив внезапное головокружение, пошатнулась и полетела в воду.
С другой, достаточно было лишь толчка, чтобы женщина оказалась в реке…Остальное доделали бы мгновенно намокшее платье и глубина.
Мадам Шульгина, жившая на даче неподалеку от места трагедии, утверждала: она слышала крики. «Спасите!» услыхал и яличник Филимонов, который поспешил на помощь: именно он и вытащил из воды Имшенецкого, плававшего рядом с опустевшей лодкой.
«Где моя Маша?» — восклицал втащенный в ялик поручик, — «как я теперь покажусь домой, что я старикам скажу!» Когда Владимира Михайловича доставили к берегу, он содрогался от истерических рыданий.
Супруг дачницы Шульгиной посадил его в экипаж и сопроводил до дома, где вдовец оказался совершенно болен. Имшенецкий провел в бреду ночь, но достаточно оправился, чтобы вскоре поехать на опознание — Машу нашли.
Итак, Петербургскому окружному военному суду предстояло решить: виновен ли Имшенецкий в гибели жены.
Речь адвоката Карабчевского, защищавшего Владимира Михайловича, произвела большое впечатление: подсудимого приговорили лишь к 3 неделям гаупвахты и церковному покаянию — за неосторожность при катании беременной жены.
Наказание свое Имшенецкий отбыл, и — надо же такому случиться — в январе 1886 года уже повел под венец Леночку Ковылину, бедную, но, вероятно, очень любимую. Теперь, богатый и свободный, он мог себе это позволить.
Из Петербурга чета перебралась в Екатеринбург. Там и жила, обзаведясь шестью детьми. В новом городе Владимир Михайлович занимался делом купеческим — купил асбестовые прииски, затем увлекся золотодобычей.
В революцию беды обрушились на семью Имшенецких: Елена Ивановна слегла, обезножив, и внезапно обнищавший муж не в силах был ей помочь.
Однако не отчаялся бывший поручик-купец: он сумел перевезти семью в Харбин, куда бежали многие. Там затеял новое предприятие — открыл ресторан и казино.
В 1920 году не стало в Харбине второй его супруги. Овдовевший во второй раз Имшенецкий, которому было уже за 60, женился вновь: на Маргарите Викторовне Лукашевич, почти на 30 лет его младше.
Уже с ней перебрался он в США, где в 1942 году и скончался. Удивительна жизнь человеческая!
