При этом она ухожена, прекрасно одета, носит отличную причёску, какую можно было сделать только у мастера и не за три копейки. То есть она хорошо устроена, без особенных проблем, если не считать, конечно, творческих томлений. Даже самые третьеразрядные актрисы, получавшие скромные гонорары, всё равно были «в процессе».
Их массовый зритель не особо знал (точнее — вообще не помнил в лицо и по фамилиям), зато у них имелись крутые знакомства на той же киностудии, а в случае с Наташей это роскошный «Ленфильм». Сие означало, что всегда можно воспользоваться какими-нибудь интересными благами, вплоть до покупки «дефицита».
Пример из жизни. В 1970-х у мамы была знакомая, которая где-то вечно подвизалась (иного глагола не подберу) – не актриса, но играла в эпизодах, потом вышла замуж за среднего и неизвестного художника, но! — занимавшегося чеканкой, что было модно, потом развелась, немножко шила, вязала, продавала журналы «Бурда» за десятку, опять что-то делала возле творчества.
Ни за что не согласилась бы пойти даже в министерство. Потому что богема и вся эта среда имели особый статус.
Да, квартир там не давали и на доску почёта фотку не вывешивали, но зато велись потрясающие беседы, листались антикварные книги и западные альбомы по живописи, мелькали известные личности. Что-то постоянно происходило.
Ещё пример. У подруги детства папа (так называемый воскресный, разведёнка) был рядовым оформителем этикеток в магазине – так ничего не было круче, кроме как прийти к нему в гости и посмотреть миниатюры братьев Лимбург, Карло Кривелли, или какое-нибудь «Крито-Микенское искусство», изданное, по-моему, в Лондоне. Потому что — знакомства среди нормальных художников.
Но вернёмся к Наташе. Она приводит Гущина в гости к своему давнему другу. Петя Басалаев – художник-дизайнер научного центра.
Сейчас «дизайнер» — это расхожее прибежище какой-нибудь бездарной гаджет-девочки, что имела двойки по математике да полный бложик анимэшных котиков, и потому её папа решил, что его дочь – «гуманитарий», а в Советском Союзе это был штучный товар.
Тем паче, если научный центр, это – весьма перспективная «техническая эстетика», и туда было не пробиться. У Пети Басалаева – не только упитанный вид, у него ещё и нормальная семейная жизнь. Плюс к этому, Басалаев – скульптор.
Потом в мастерской (мы видим нечто двухэтажное) появляются и другие персонажи – столь же интересные и вовсе не потерянные.
Даже вино пьют из особого кувшина – с плетёнкой. В таких компаниях очень большое внимание уделялось «форме» — любили чашки из прабабушкиного сервиза эпохи Ар нуво, сосуды из Средней Азии, горшочки от такого-то гончара.
Дама в алой шали поёт песню, которую сама сочинила. К слову, сидят у камина. Это нынче камин – обыденность, хоть и дорогостоящая, а тогда – редкость.
Басалаев спорит с одним из гостей о красоте и гармонии, звучит музыка, общий уют. Потом хозяин мастерской что-то наигрывает на блок-флейте (по-моему, на ней, но могу ошибаться). Мы наблюдаем за диалогом Наташи и её …бывшего.
Этот молодой мужчина целых семь лет – начинающий поэт, актёр-любитель, боксёр-перворазрядник. По мнению Наташи – вечный мальчик.
Но и этот «начинающий никто» хорошо выглядит и одет прилично. А зачем дёргаться, если Система кормит?! Нынче принято вещать, что интеллектуалы в тех мастерских спасались от вездесущей Советской Власти.
На деле же они просто жили при ней и могли не думать о материальном. Большинство из них было где-то занято – хоть в НИИ, как Басалаев, хоть на «Ленфильме», как Наташа.
Могли состоять в КПСС, а могли и не состоять. Были диссидентами? Некоторые — да. А другие вообще не касались темы. Хотели немножко больше свобод в плане книг, фильмов, картин. В позднем СССР имелась удивительная возможность – жить слегка в параллельной реальности.
Это практически Рай, которого не замечали его обитатели. А можно ли небожителей считать неудачниками? Вопрос риторический.