Шестнадцати лет от роду прибыл Егорка Емельянов в столичный Петербург. И устроился на должность весьма выгодную финансово, но крайне разрушительную нравственно.
Стал он банщиком при номерных банях — там, где за определенную плату посетители могли получить отдельное помещение и различного рода услуги.
Так уж сложилось, что услуги эти заключались не только в помощи парильщика и организации стола с легкими (и не очень) закусками. Пользовались номерами мужчины — холостые и женатые — для приятных удовольствий совсем иного толка.
За вознаграждение, сунутое очередным страждущим женской ласки в карман, банщик готов был привести к посетителю барышень свободных нравов на любой вкус и кошелек.
Приятные блондинки, очаровательные брюнетки, совсем еще молоденькие или пышно расцветшие дамы — кого только не повидал на своем веку Егор.
А уж каких клиентов ему приходилось обслуживать: холеные купцы, женатые и растившие по дюжине ребятишек, бедные чиновники, тратившие казенные средства, студенты, гулявшие с озорством и выдумкой…
В номерных банях — этих, по мнению благонравных горожан, рассадниках порока, — раскрывались самые темные стороны человеческой натуры.
Неудивительно, что банщиков считали людьми шатких моральных устоев…и Емельянов свою репутацию вполне оправдывал.
Он имел мало слабостей: не склонен был, в отличие от многих, ни к злоупотреблению веселящими сердце напитками, ни к чревоугодию…
Зато были у него другие недостатки. Характером Егор отличался властным, самолюбивым и неспокойным, порывы свои он не сдерживал — готов был и в драку влезть, и слабого обидеть.
Оттого-то большая любовь его — темноволосая красавица Аграфена Сурина, бойкая нравом прачка, не раз испытывала на себе тяжесть его кулаков…Да что поделать, прощала. Всем ведь на Руси известно: если бьет, значит любит!
Два года Емельянов водился с Аграфеной, да вдруг заявил ей: он женится. Встретил он тихую Лукерью — полную противоположность его темпераментной любовнице.
Cовсем не такова Луша как те, с кем имел он обычно дело: эта полненькая белокурая женщина, молчаливая и терпеливая, пленяла его свежестью и невинностью — редкие качества для девушки…По крайней мере, с точки зрения Емельянова.
Потому-то, несколько раз повстречавшись с Лушей, он сделал ей предложение — к чему тянуть?! — да и повел под венец.
Однако счастливая супружеская жизнь длилась недолго: Егор получил, что желал — невинную девицу, — а более Лукерья ничего предложить ему не могла.
Пусть она вела хозяйство и работала…но этим ведь чувства не заменишь! Правду Емельянов осознал быстро: добрая и чистая Луша не смогла заменить ему Аграфену, при встрече с которой как и прежде замирало в груди.
От понимания, что потерял он Грушу, становилось особенно горько. Долго ли она проходит еще незамужней?! И банщик вновь нашел дорожку к сердцу возлюбленной: а та, пусть была и рада, но возможности кольнуть не упускала.
Заявила, человек он теперь женатый, так что она уступила его страсти в последний раз…
Тогда-то Емельянов и решился. Выход, им придуманный, был прост: Лукерью следовало убрать с пути, чтобы больше не мешала его счастью с Аграфеной.
План он продумал тщательно: за драку у бани с неким студентом, нарушавшим общественный порядок, должны были определить его под арест на 7 суток.
Поскольку в полицейском участке служили его знакомые, то Егор и договорился: отсиживать положенное он придет сам.
14 ноября вышел он из дома поздно вечером, выкликнул по дороге свою Грушу, да и предложил ей пойти его проводить, назначив встречу на берегу речки Ждановки.
Когда Аграфена, одевшись потеплее, подошла к условленному месту, то увидела страшную картину: любимый ее своими руками топил жену!
Сколь бы Груша ни была легкомысленна, но жестокости в списке ее дурных качеств не значилось. Она пришла в такой ужас, что бежала прочь! А на следующий день услышала: Лушу, пролежавшую ночь в холодной воде, нашли.
Расследовать случай этот не стали: признали, что Емельянова сама лишила себя жизни, и похоронили несчастную. Однако Аграфена забыть о случившемся не смогла: тяжкой виной легла гибель Лукерьи на ее душу.
Оттого-то она и открылась любопытной товарке, спросившей: «Не ты ли это с Егором утопила?..»
Что знают трое — то знают все: слухи о драматической гибели Луши от рук мужа быстро разошлись по окрестностям, и полиция была вынуждена вновь поднять дело.
На стороне обвинения выступал Анатолий Федорович Кони, защищал Емельянова Владимир Данилович Спасович…
Поскольку прямых улик было мало — уж не оговорила ли любовника Аграфена? — то дело переросло в битву правоведов, жаждавших доказать свою версию событий. И Кони победил: банщика Егора Емельянова лишили всех прав и приговорили к 8 годам каторги.
