— Эх, Олежка. Весь в отца — ни сердца, ни совести.
— Что вы, мама! — всполошилась Эля. — Он просто устает. Работа нервная.
— Знаю я эту работу, — Светлана Марковна поджала губы. — И усталость эту знаю. Только ты, доченька, глаза разуй. А то поздно будет.
Эля проснулась от тихого стона за стеной. Часы в полутьме показывали начало пятого. Она прислушалась — может, показалось? Нет, вот опять: тихий, мучительный звук, от которого сжимается сердце.
— Олег, — тронула она за плечо мужа. Тот только всхрапнул и перевернулся на другой бок. — Олег!
— Ну чего тебе? — пробурчал он спросонья. — Опять твои фантазии?
— Мама стонет. Надо посмотреть.
— А-а-а… — он махнул рукой и натянул одеяло на голову. — Ей же вчера укол делали. Спи, давай.
Эля вздохнула и встала. В старой квартире было прохладно — батареи еле теплились.
Она набросила халат и на цыпочках прошла в соседнюю комнату.
Здесь пахло лекарствами, и от ночника у кровати падал желтоватый круг света на измученное лицо свекрови.
— Светлана Марковна, вам плохо? — Эля присела на край кровати. — Давление?
Свекровь с трудом разлепила веки:
— Прости, Элечка. Разбудила тебя. Ноет все, спасу нет.
— Сейчас, мама. Сейчас что-нибудь придумаем.
Она поправила подушку, помогла свекрови повернуться на бок. Принесла воды, дала таблетку.
Все эти движения были привычными, отработанными за долгие месяцы болезни Светланы Марковны.
Квартира хранила следы былого достатка: старинная мебель карельской березы, тяжелые бархатные портьеры, хрустальная люстра.
Но время неумолимо состаривало вещи — как и их хозяйку. Пыль лежала в складках гардин, тускнела позолота рам, рассыхался паркет.
Эля помнила эту квартиру другой — сияющей, полной жизни.
Пять лет назад, когда они с Олегом поженились, Светлана Марковна, статная красивая женщина, встречала гостей, хлопотала у плиты, заразительно смеялась.
А теперь…
— Спасибо, доченька, — прошептала свекровь. — Иди спать. Тебе на работу скоро.
— Поспите, мама. Я посижу немного.
Она смотрела на осунувшееся лицо Светланы Марковны, на поседевшие волосы, на худые руки поверх одеяла — и сердце щемило от жалости.
Врачи говорили — надежды мало. Болезнь съедала свекровь изнутри, превращая некогда энергичную женщину в беспомощного человека.
В шесть утра зазвонил будильник. Эля вздрогнула — оказывается, задремала в кресле.
Шея затекла, в висках била тысяча молоточков. Она поднялась, размяла плечи. Впереди был новый день — такой же, как вчера, как позавчера.
Олег уже гремел на кухне посудой. Когда она вошла, он как раз допивал кофе.
— Я на работу, — бросил он, не глядя на жену. — Вечером не жди, у нас важная встреча с партнерами.
— Может, хоть к маме зайдешь? — тихо спросила Эля. — Она скучает.
Он поморщился:
— Слушай, я работаю как проклятый. Кто, по-твоему, оплачивает все эти лекарства? Сиделку? Врачей?
— Я тоже работаю.
— Да? — он окинул ее насмешливым взглядом. — И много ты получаешь в своей библиотеке? На одни памперсы не хватит.
Эля промолчала. Спорить не было сил. Она механически собрала посуду, помыла чашки, поставила варить кашу для свекрови.
В зеркале мелькнуло осунувшееся лицо с темными кругами под глазами. Когда она успела так постареть?
— Доброе утро, мама, — она внесла поднос в комнату Светланы Марковны. — Как спалось?
Свекровь смотрела на нее внимательно, цепко. В глазах ее, несмотря на болезнь, сохранялась прежняя острота.
— Слышала, как вы разговаривали, — проговорила она. — Эх, Олежка, Олежка. Весь в отца — ни сердца, ни совести.
— Что вы, мама! — всполошилась Эля. — Он просто устает. Работа нервная.
— Знаю я эту работу, — Светлана Марковна поджала губы. — И усталость эту знаю. Только ты, доченька, глаза разуй. А то поздно будет.
Эля растерянно замерла с ложкой в руке. К чему эти странные слова?
Но свекровь уже отвернулась к стене, показывая, что разговор окончен.
День тянулся бесконечно. В библиотеке было тихо, только шелестели страницы да постукивали по клавиатуре пальцы немногочисленных посетителей.
Эля машинально расставляла книги, оформляла формуляры, отвечала на вопросы. А в голове крутились слова свекрови.
Вечером, уложив Светлану Марковну, она долго сидела на кухне, глядя в темное окно.
За пять лет брака они с Олегом словно растеряли что-то важное.
Когда это началось? Может, с болезнью матери? Или раньше?
Олег вернулся за полночь. От него пахло коньяком и чужими духами.
— Ты еще не спишь? — удивился он, увидев жену на кухне. — А, ну да. Караулишь? Учет и контроль?
— Олег, нам надо поговорить.
— Завтра, — отмахнулся он. — Все завтра. Я спать хочу.
Эля проводила взглядом его широкую спину.
В горле стоял комок. «Глаза разуй», — вспомнились слова свекрови.
Что она имела в виду? Что пыталась сказать?
Донесся тихий стон. Начиналась новая ночь.
Светлана Марковна угасала стремительно, как свеча на ветру.
В последние дни она почти не ела, только пила воду маленькими глотками и все просила Элю посидеть рядом.
— Присядь, доченька, — голос ее стал хриплым, едва слышным. — Поговорить надо.
Эля опустилась на край кровати, взяла худую руку свекрови в свои ладони.
Кожа была сухой и горячей — температура держалась который день.
— Ты прости меня, — прошептала Светлана Марковна. — За Олежку прости. Избаловала я его.
Все думала — времени впереди много, успею научить, вразумить.
А оно вон как вышло.
— Мама, не надо…
— Надо, — свекровь приподнялась на подушках, глаза ее лихорадочно блестели. — Пока силы есть, скажу.
Ты береги себя, слышишь? Не жертвуй собой почем зря.
Молодая еще, вся жизнь впереди.
Она закашлялась, долго не могла отдышаться.
Эля подала воды, поддерживая ее голову.
— В столе, — прохрипела Светлана Марковна, — в нижнем ящике… Письмо там. Тебе. Только после… После прочтешь.
К вечеру ей стало хуже. Вызвали скорую, но врачи развели руками.
Светлана Марковна ум ерла под утро — тихо, словно уснула.
Олег на похоронах держался отстраненно, будто все происходящее его не касалось.
Эля смотрела на его каменное лицо и не узнавала человека, за которого когда-то вышла замуж.
Письмо она нашла там, где сказала свекровь — в нижнем ящике старого секретера.
Пожелтевший конверт, а в нем несколько страниц, исписанных знакомым угловатым почерком.
«Элечка, родная моя.
Когда ты будешь читать эти строки, меня уже не будет.
Прости, что не сказала раньше — не хотела причинять тебе боль.
Но правда все равно выходит наружу, как вода сквозь песок.
Олег тебе изменяет. Давно уже.
Я случайно узнала — телефон его на кухне зазвонил, а там сообщение высветилось…
От Марины. И фотография — они вдвоем, счастливые такие…»
Эля опустилась на стул, комкая в руках письмо. В глазах темнело.
Вот оно что. Вот о чем пыталась предупредить свекровь.
А она-то, слепая, ничего не замечала!
«… Я пыталась образумить его, стыдила. Только без толку. Весь в отца — эгоист до мозга костей.
Я ведь тоже когда-то все прощала, терпела. Думала — одумается, перебесится.
А он только наглел все больше. Так и ушел потом к молоденькой секретарше, оставил меня одну с маленьким Олежкой.
Не повторяй моих ошибок, доченька. Не трать жизнь на недостойного человека.
Я завещала квартиру тебе — это уже оформлено у нотариуса.
Олежка знает, я ему сказала. Может, хоть это заставит его задуматься.
А нет — так тебе будет где голову приклонить.»
Внизу стояла дата — три месяца назад.
Эля смотрела на знакомые буквы, и они расплывались перед глазами. В прихожей хлопнула дверь — вернулся Олег.
— Что, роешься в маминых вещах? — он привалился к косяку, глядя на жену с насмешливой улыбкой. — Ищешь что-нибудь ценное?
— Я прочла письмо, — тихо сказала она. — От мамы.
Улыбка сползла с его лица.
— А, это… Ну да, квартира теперь твоя. Мама расщедрилась напоследок. Только я все равно прописан здесь, так что…
— Кто такая Марина?
Он осекся на полуслове. В глазах мелькнуло что-то похожее на страх, но быстро сменилось привычной надменностью.
— Какая еще Марина? Ты о чем?
— Не лги хотя бы сейчас, — устало сказала Эля. — Мама все знала. И написала мне.
Повисло долгое молчание. Где-то за окном сигналила машина, лаяла собака, шумел вечерний город.
А они стояли друг напротив друга — чужие, далекие, разделенные невидимой стеной.
— Ну и что теперь? — наконец процедил Олег. — Устроишь сцену? Скандал?
Эля покачала головой:
— Нет. Просто уходи. У тебя ведь есть куда, правда?
— А если не уйду? Это и мой дом тоже!
— Был. Теперь — нет.
Она достала из шкафа его чемодан, принялась методично складывать вещи.
Руки дрожали, но она справилась.
Олег наблюдал за ней, привалившись к стене.
— … ты, — сказал он в конце концов. — Мать тебя из могилы науськала, а ты и рада стараться.
Кому ты нужна, кроме меня? Старая, стр аш ная, замученная.
— Уходи, — повторила она. — Просто уходи.
Входная дверь хлопнула так, что зазвенели стекла.
Эля опустилась на диван, обхватила голову руками. Внутри было пусто и гулко, как в выпотрошенной кукле.
Потом она встала, подошла к окну. По улице, ссутулившись, брел Олег с чемоданом.
Фонари отбрасывали длинные тени, и в их неверном свете он казался незнакомым, случайным прохожим.
Эля смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.
Потом задернула шторы и впервые за долгое время крепко уснула — одна в большой пустой квартире, доставшейся ей такой стр аш ной ценой.
Прошло три года.
Сентябрьское солнце золотило листву, ветер носил по дорожкам парка первые желтые листья.
Эля катила коляску, где посапывал годовалый Андрюша, а рядом шел Михаил — высокий, спокойный, надежный.
Она до сих пор удивлялась, как быстро затянулись старые раны, как легко оказалось начать жизнь заново.
— Смотри, белка! — Михаил подхватил сына на руки, показывая на рыжую проказницу, скачущую по стволу клена.
И тут Эля увидела их — Олега и какую-то ярко накрашенную блондинку с неестественно пухлыми губами.
Они шли навстречу, громко переругиваясь.
— Ты обещал мне шубу! — капризно тянула блондинка.
— Заткнись! — рявкнул Олег. — Достала! Вечно тебе чего-то надо!
Он постарел, обрюзг, в волосах появилась седина. А главное — исчез тот лоск самоуверенности, которым он когда-то так гордился.
Проходя мимо, Олег скользнул по бывшей жене равнодушным взглядом и вдруг застыл, узнав.
Блондинка по инерции сделала несколько шагов и дернула его за рукав:
— Ты чего встал?
Эля улыбнулась — спокойно, чуть насмешливо. Кивнула бывшему мужу и покатила коляску дальше. Михаил приобнял ее за плечи.
— Кто это? — спросил он.
— Так, призрак прошлого, — она прижалась к мужу. — Пойдем домой? Андрюшке пора обедать.
Она не оглядывались. Зачем? У нее была своя, новая жизнь — светлая, чистая, полная любви. А прошлое пусть остается в прошлом.
За спиной еще долго слышался пронзительный голос блондинки:
— Ты обещал! Ты всегда только обещаешь!..
Эля засмеялась и поцеловала мужа.
Как права была Светлана Марковна — жизнь не заканчивается, пока ты сам этого не захочешь.
Нужно только набраться смелости и сделать шаг к переменам.
