Валентина Григорьевна чистила картошку, когда услышала, как Оксана шепчется с кем-то по телефону в коридоре. Она не собиралась подслушивать, но слова «переведу, не волнуйся» и «никто не узнает» заставили ее замереть.
Невестка в последнее время вела себя странно: то жаловалась на нехватку денег, то появлялась в новых серьгах. Валентина Григорьевна отложила нож и выглянула в коридор. Оксана, заметив ее, быстро спрятала телефон и улыбнулась.
— Валентина Григорьевна, вы уже дома? — сказала она, поправляя волосы. — Я сейчас Данила из сада заберу, а вы за ним присмотрите, ладно?
— А Павел где? — спросила Валентина Григорьевна, вытирая руки о фартук.
— На работе, — Оксана пожала плечами. — Как всегда, до ночи. А мне в магазин надо, продукты кончились.
— Кончились? — Валентина Григорьевна нахмурилась. — Я вчера курицу принесла, крупы полный шкаф. Куда все девается?
— Ну, овощей нет, — Оксана отвела взгляд. — Данил растет, ест много. Я побежала.
Она выскользнула за дверь, а Валентина Григорьевна осталась одна, чувствуя, как внутри зашевелилось что-то неприятное. Они жили в одном доме — старом, но просторном, на две семьи.
Валентина Григорьевна занимала первый этаж, Павел с Оксаной и сыном Данилом — второй. Она помогала с внуком, готовила, убирала, но Оксана делала вид, будто не замечает помощи и уют в доме — ее собственная заслуга. А теперь еще и деньги куда-то исчезали.
Валентина Григорьевна вспомнила, как на прошлой неделе Оксана отказалась платить за ремонт крыши, хотя Павел обещал скинуться. «Денег нет, Валентина Григорьевна, — сказала она тогда. — Живем от зарплаты до зарплаты». Но в тот же вечер Валентина Григорьевна видела, как Оксана примеряла новое платье перед зеркалом. Павел, ее сын, только кивал и молчал, как всегда, когда дело касалось жены.
Она вернулась к картошке, но мысли не отпускали. Дом был их общим, но Валентина Григорьевна чувствовала себя гостьей. Она растила Павла одна после смерти мужа, продала квартиру, чтобы купить этот дом, где хватило бы места всем. Но Оксана, похоже, считала, что это ее территория. Валентина Григорьевна не хотела ссориться — ради Павла, ради Данила. Но жадность невестки начинала ее задевать.
Вечером, когда Оксана вернулась из магазина, Валентина Григорьевна решила поговорить с ней.
— Оксана, нам надо за свет заплатить, — сказала она, ставя тарелки на стол. — Счета пришли, почти пять тысяч.
— Пять тысяч? — Оксана округлила глаза, усаживая Данила. — Валентина Григорьевна, у нас сейчас туго. Может, вы оплатите, а мы потом отдадим?
— Потом? — Валентина Григорьевна посмотрела на нее. — Ты уже за крышу обещала отдать. Когда это «потом» будет?
— Ну, не знаю, — Оксана пожала плечами. — Павел мало зарабатывает. А я с ребенком сижу, вы же видите.
— Вижу, — Валентина Григорьевна сжала ложку, но промолчала. Оксана не работала, хотя Данил уже пошел в сад. Павел, инженер на заводе, тянул семью один, но Оксана всегда находила, на что потратить его деньги.
Павел пришел поздно, усталый, с темными кругами под глазами. Валентина Григорьевна хотела поговорить с ним, но он только кивнул и ушел наверх. Она осталась в кухне, глядя на счета. Ей было шестьдесят, пенсия небольшая, но она платила за дом, чтобы Павлу и Данилу было легче. А Оксана, похоже, тратилась на что-то свое, оставляя семью ни с чем.
На следующий день Валентина Григорьевна встретилась с подругой.
— Нина, я не знаю, что делать, — сказала она, сидя на лавочке в парке. — Оксана как будто деньги прячет, а мне врет, что их нет. Павел молчит, а я как дура все оплачиваю.
— Валя, ты слишком мягкая, — Нина покачала головой. — Она на тебе ездит. Поговори с ней, или Павла встряхни. А то так и будешь за всех платить.
— А если ссорой кончится? — Валентина Григорьевна вздохнула. — Павел меня не простит. И Данечка. Я же за него переживаю.
— Ты может и для Данечки стараешься, — Нина хмыкнула. — А вот Оксана твоя явно для себя самой. Проверь, куда ее деньги деваются. Небось не на памперсы.
Валентина Григорьевна задумалась. Она не хотела лезть в дела невестки, но Нина была права. Если Оксана обманывает, это не только ее проблема, но и Павла. Она решила присмотреться.
Следующие дни Валентина Григорьевна наблюдала за Оксаной. Она замечала мелочи: невестка часто уезжала «по делам», возвращалась с пакетами, но продукты покупала самые дешевые.
Однажды Валентина Григорьевна нашла в мусорке чек из салона красоты — на три тысячи, хотя Оксана жаловалась, что не может купить Данилу новые кроссовки. Валентина Григорьевна чувствовала, как внутри растет обида, но не знала, как подступиться.
Она вспомнила, как Оксана появилась в их жизни. Пять лет назад Павел привел ее в дом, сияя от счастья. Оксана была веселой, обаятельной, но Валентина Григорьевна сразу заметила, как она ловко уходит от домашних дел.
После рождения Данила она уволилась, сказав, что «ребенок важнее». Валентина Григорьевна не спорила — сама растила Павла и знала, как это тяжело. Но теперь, глядя на Оксану, она видела не заботливую мать, а расчетливую девицу.
Она пыталась говорить с Павлом, но он отмахивался.
— Мам, Оксана старается, — сказал он однажды, сидя в кухне. — На Даню много денег уходит: одежда, врачи, занятия…
— На Даню? Пашенька, мальчик в старых кроссовках ходит, которые ему малы уже, а ты говоришь, на Даню, — Валентина Григорьевна посмотрела на сына. — А как она серьги новые купила? И в салон ходит? Паша, ты глаза открой.
— Мам, не начинай, — Павел нахмурился. — Она для Данила экономит. И для меня.
— Экономит? — Валентина Григорьевна покачала головой. — А кто за свет платит? За воду? Я, Паша. А она только тратит на себя.
Павел промолчал, ушел наверх. Валентина Григорьевна чувствовала, как сердце сжимается. Она любила сына, но его слепота злила. Оксана манипулировала им, а он не видел или не хотел видеть. Она вспомнила слова Нины: «Проверь, куда ее деньги деваются». Но как? Лезть в ее вещи? Спросить прямо? Это могло разрушить семью.
Однажды, забирая Данила из сада, Валентина Григорьевна разговорилась с другой мамой, которая знала Оксану. Та обмолвилась, что видела Оксану в турагентстве, где она «что-то бронировала». Валентина Григорьевна замерла. Бронировала?
Когда они за свет заплатить не могут? Она решила, что пора действовать, но страх остановил. Что, если она ошиблась? Что, если Оксана правда экономит, а она, старая дура, все испортит?
Вечером Оксана снова завела разговор о деньгах.
— Валентина Григорьевна, нам за сад платить надо, — сказала она, сидя с Данилом на диване. — Три тысячи. Скинете?
— Что скину, Оксан? — Валентина Григорьевна посмотрела на нее. — Оксана, я за свет платила, за воду. Ты хоть раз скинулась?
— Я же говорю, у нас туго с деньгаии, — Оксана отвела взгляд, поглаживая Данила. — Павел мало зарабатывает.
— А в турагентстве ты что делала? — Валентина Григорьевна не выдержала. — Путевку себе бронировала?
— В турагентстве? — Оксана замерла, но быстро улыбнулась. — Да это подруга просила узнать. Вы что, следите за мной?
— Не слежу, — Валентина Григорьевна сжала кулаки. — Но вижу, что ты врешь. Деньги где-то есть, а на семью ты жалеешь.
— Мам, хватит, — в этот момент на кухню вошел Павел, хмурясь. — Не начинай опять. У нас все в порядке
Валентина Григорьевна промолчала, но решила, что пора выяснить правду. Она не хотела терять сына, но и молчать больше не могла.
Валентина Григорьевна дождалась выходных, когда Оксана уехала «по делам». Она нашла в комнате невестки папку с бумагами, которую Оксана прятала в шкафу. Там был договор с турагентством — путевка на море, на двоих, за двести пятьдесят тысяч.
Клиенты: Оксана и какая-то ещё женщина, а вовсе не Павел. Валентина Григорьевна почувствовала, как кровь прилила к лицу. Она копила на поездку, пока они с Павлом платили за дом?
Она позвонила Нине, чтобы выговориться.
— Нина, я нашла договор, — сказала она, сидя в кухне. — Оксана на море собралась, а нам врет, что денег нет. Что делать?
— Проучи ее, — Нина отрезала. — Покажи Павлу. Пусть знает, какая у него жена.
— А если он меня возненавидит? — Валентина Григорьевна вздохнула. — Он Оксану любит. И Данил… Я не хочу их терять.
— Валя, ты уже теряешь, — Нина помолчала. — Она на твоем горбу едет. Если не скажешь, она дальше будет врать.
Валентина Григорьевна решилась. Вечером, когда Оксана и Павел были дома, она позвала их в кухню. Данил играл в комнате, а она положила договор на стол.
— Оксана, объясни, — сказала она, глядя на невестку. — Это что? Путевка на море? А ты говорила, что на сад денег нет.
— Что? — Оксана побледнела, глядя на бумагу. — Валентина Григорьевна, вы в мои вещи залезли?
— Залезла, — Валентина Григорьевна не отвела взгляд. — Потому что ты врешь. Мы за дом платим, а ты на море копишь. Паша, ты знал?
Павел посмотрел на договор, потом на Оксану. Его лицо потемнело.
— Оксан, это правда? — спросил он тихо.
— Ну правда, и что?! — Оксана вскочила, ее голос задрожал. — Да я целыми днями на вас пашу, стараюсь! Хотела отдохнуть хоть раз нормально, а вы свой нос везде суете!
— Пашешь? — Валентина Григорьевна повысила голос. — А почему тогда весь дом на мне, а ты где-то пропадаешь целыми днями? Ты эгоистка, Оксана. На семью тебе плевать, только о себе думаешь.
— Мам, хватит! — Павел ударил кулаком по столу. — Не лезь в нашу жизнь!
— Не лезь? — Валентина Григорьевна посмотрела на сына. — Я за ваш дом плачу, за Данила. А она деньги прячет. Я молчать не буду.
Оксана схватила договор, смяла его и выбежала из кухни. Павел посмотрел на мать, его глаза были полны злости.
— Мам, ты все испортила, — сказал он, уходя следом за женой.
Валентина Григорьевна осталась в кухне, чувствуя, как горло сжимается. Она хотела справедливости, но не думала, что потеряет сына. Через час Оксана вернулась, с сумкой через плечо.
— Я к подруге, — бросила она, не глядя на свекровь. — Не могу тут жить, раз вы мне не верите.
— Оксана, подожди, — Валентина Григорьевна шагнула к ней. — Я не хотела ссоры. Но ты обманывала.
— Обманывала? — Оксана фыркнула. — Вы просто старая злобная карга. Павел, я уезжаю. Похоже, твоя мама важнее.
Павел молчал, глядя в пол. Оксана ушла, хлопнув дверью. Данил, услышав шум, выбежал из комнаты, но Павел увел его наверх. Валентина Григорьевна сидела в кухне, глядя на смятый договор. Она проучила Оксану, но какой ценой?
На следующий день Павел сказал, что Оксана у подруги и «думает». Он говорил с матерью холодно, избегая ее взгляда. Данил спрашивал, где мама, и Валентина Григорьевна не знала, что ответить. Она опять звонила Нине, чтобы выговориться.
— Нина, я правду сказала, но теперь Павел меня ненавидит, — сказала она, чувствуя слезы. — Может, зря я это затеяла?
— Не зря, — Нина вздохнула. — Валя, ты знала, что так будет. Оксана сама виновата, но Павел тебя винит. Дай ему время.
Валентина Григорьевна кивнула, но время не помогало. Павел стал реже говорить с ней, Данила забирал сам, вниз спускался редко. Оксана не вернулась, и вскоре до них дошли слухи, что она снимает квартиру с подругой.
Валентина Григорьевна чувствовала вину, но и гордость — она не дала себя обмануть. Только вот дом, который она строила для семьи, теперь казался пустым, и она не знала, как вернуть сына.
