Рита замерла с чашкой в руках. Горячий кофе обжег пальцы, но она этого даже не заметила. Фраза мужа, произнесенная таким обыденным тоном, словно он сообщал о погоде на завтра, повисла в воздухе.
— Повтори, что ты сказал? — её голос звучал тихо, но в нём уже закипала буря.
Константин поднял взгляд от телефона, на экране которого он что-то сосредоточенно листал последние полчаса. Его светлые брови сошлись на переносице.
— Ты же слышала. Мама решила остаться в городе. Она говорит, что ей некомфортно будет одной в квартире, пока мы на море. Ну и я подумал, что нам тоже незачем ехать, — он пожал плечами и снова уткнулся в телефон, считая разговор исчерпанным.
Рита медленно поставила чашку на стол. Три месяца планирования, бронирования, ожидания — всё коту под хвост. Путёвки в Грецию на две недели, о которых она мечтала всю зиму, пока таскалась между домом и офисом по колено в снегу. Деньги, которые они с Костей откладывали с Нового года, отказывая себе то в новой куртке, то в походе в ресторан.
— Константин, — Рита заговорила ровно, словно объясняя прописные истины ребёнку, — мы взрослые люди. Нам тридцать два года. Мы женаты пять лет. Мы оба работаем. Твоей маме шестьдесят один, и она прекрасно может побыть две недели одна. У неё есть подруги, есть дача, есть здоровье и силы. Это не первый раз, когда она пытается… — Рита осеклась, подбирая слово, — влиять на наши планы.
Костя оторвался от телефона и посмотрел на жену с явным раздражением.
— Рита, ты же знаешь, что мама после смерти отца очень привязана ко мне. Ей тяжело одной.
— Твой отец умер восемь лет назад, Костя.
— И что? Боль не проходит со временем.
— Нет, но жизнь продолжается. И наша в том числе, — Рита взяла себя в руки, решив сменить тактику. — Слушай, давай просто поговорим с Анной Павловной. Объясним, как для нас важен этот отпуск. Может, предложим ей поехать с нами? Хочешь, я сама с ней поговорю?
Последнее предложение было отчаянным шагом. Отношения со свекровью у Риты не сложились с первого дня. Анна Павловна, учительница русского языка и литературы с сорокалетним стажем, относилась к невестке как к нерадивой ученице, вечно получающей «неуд» за поведение и прилежание.
— Только этого не хватало, — Костя резко встал из-за стола. — Ты знаешь, как она реагирует на твои… дипломатические миссии. Нет, Рит. Решено. Отпуск переносится. Я позвоню в агентство, узнаю, сколько мы потеряем, если сдадим путёвки.
— Я никуда не звоню и ничего не сдаю, — Рита тоже поднялась, чувствуя, как кровь приливает к лицу. — Мы едем в отпуск, как и планировали. Если твоя мама хочет остаться дома — это её выбор. Если ты хочешь остаться с ней — это твой выбор. Я лечу в Грецию через десять дней, с тобой или без тебя.
Это был первый раз, когда она поставила такой ультиматум. Обычно все споры, связанные с Анной Павловной, заканчивались тем, что Рита уступала. Она берегла хрупкий мир в семье, понимая, насколько важны для Кости отношения с матерью. Но за пять лет брака чаша её терпения переполнилась.
Константин смотрел на жену так, словно видел её впервые. Затем, не говоря ни слова, он взял куртку и вышел из квартиры. Входная дверь хлопнула с такой силой, что со стены упала фотография в рамке — их свадебное фото, где они с Костей смеются, глядя друг на друга, а чуть в стороне стоит Анна Павловна с поджатыми губами.
— Ты действительно готова полететь одна? — Лена, лучшая подруга Риты, помешивала трубочкой лимонад, внимательно наблюдая за реакцией собеседницы.
Они сидели в маленьком кафе недалеко от офиса Риты. За окном моросил мелкий дождь, превращая июньский день в унылое подобие осени.
— Я не знаю, — честно призналась Рита. — Мне кажется, я просто не выдержала и сорвалась. Пять лет я была идеальной невесткой, всё понимала, со всем соглашалась. И что в итоге? «Раз моя мама не едет в отпуск, то и мы с тобой тоже дома остаемся». Как будто мы — единый организм, Анна Павловна, Костя и я, и дышим в унисон.
— А что сейчас? Он вернулся домой?
— Да, поздно вечером. Сказал, что ночевал у друга. Мы почти не разговариваем уже три дня. Он делает вид, что все в порядке, что ничего не произошло, просто изменились планы. Но в его голосе… знаешь, есть такая интонация, когда человек уверен, что прав, и снисходительно ждёт, когда ты признаешь свою ошибку.
Лена покачала головой.
— Слушай, Рит, я знаю, ты не любишь, когда я об этом говорю, но… Костя — маменькин сынок. Всегда им был и всегда будет. Нельзя построить здоровый брак, когда муж в первую очередь думает о маме, а не о жене.
— Не всё так просто, — вздохнула Рита. — Костя не плохой человек, он просто… зависим. Анна Павловна всю жизнь решала за него. Куда поступать, где работать, на ком жениться. О, ты бы видела её лицо, когда он сказал, что мы с ним вместе! — Рита невесело усмехнулась. — Она тогда произнесла фразу, которую я запомнила на всю жизнь: «Константин, милый, ты уверен, что это серьёзно? Вы такие разные. Маргарита — хорошая девушка, но для семьи нужно что-то более… основательное.»
— И что ответил Костя?
— Он сказал: «Мама, я люблю её. Мы будем вместе.» Это был единственный раз, когда он по-настоящему пошёл против её воли. И я… я поверила, что мы справимся. Что наша любовь сильнее.
Лена положила руку на ладонь подруги.
— Может, всё-таки стоит обсудить это с психологом? Семейная терапия помогла бы вам…
— Нет, — Рита покачала головой. — Я пробовала заговорить об этом. Костя считает, что «выносить сор из избы» — последнее дело. К тому же Анна Павловна была бы в ужасе от одной мысли, что кто-то будет копаться в их отношениях.
— А что насчёт отпуска? Решила уже?
Рита задумчиво посмотрела в окно. Дождь усилился, превращая улицу в серое размытое пятно.
— Я не знаю. Но я точно не хочу провести ещё две недели, слушая, как Анна Павловна рассказывает о своих болячках и о том, какой чудесной женой была бы для Кости Светочка из параллельного класса, которая сейчас, между прочим, замдиректора школы и ездит на «Лексусе».
Дома было тихо. Слишком тихо для квартиры, в которой живут два человека. Рита разулась в прихожей и прошла на кухню. На столе лежала записка, написанная аккуратным почерком Кости: «Ужин в холодильнике. Я у мамы, вернусь поздно.»
Рита смяла записку и выбросила её в мусорное ведро. Чувство голода исчезло. Она прошла в гостиную и включила телевизор — просто чтобы в квартире звучали голоса. На экране мелькали счастливые лица участников какого-то семейного шоу. Рита переключила на новости.
Телефон завибрировал. Сообщение от Кости: «Задержусь, возможно, останусь ночевать у мамы. Ей нездоровится.»
Рита не ответила. Она знала этот сценарий наизусть. Стоило ей выразить несогласие с чем-то, связанным с Анной Павловной, как у свекрови немедленно обострялись все хронические заболевания. «Ей нездоровится» могло означать что угодно: от лёгкого недомогания до предынфарктного состояния — выяснить точно было невозможно. Костя исчезал на день-два, а когда возвращался, то вёл себя так, будто ничего не произошло, а Рита не решалась спрашивать, опасаясь новой ссоры.
Но сейчас что-то изменилось. Рита чувствовала это так же ясно, как чувствуешь приближение грозы по запаху озона в воздухе. Что-то надломилось в ней самой — терпение, вера в то, что всё наладится, надежда на то, что Костя когда-нибудь вырастет и станет мужчиной, а не вечным сыном своей матери.
Она достала из шкафа чемодан и решительно открыла его. Через десять дней она летит в Грецию. Одна или с мужем — решать ему.
— Ты с ума сошла, — Анна Павловна смотрела на Риту так, словно перед ней стояло опасное животное. — Как ты можешь так поступать с Костей? С нами?
Свекровь выглядела безупречно: идеально уложенные седые волосы, строгий костюм, нитка жемчуга на шее. Ничто в её внешности не выдавало недавнего «недомогания». Только глаза — холодные, пронзительные — выражали крайнюю степень негодования.
Рита пришла к ней без предупреждения. После трёх дней молчания и отсутствия Кости дома она решила взять ситуацию в свои руки.
— Анна Павловна, я пришла поговорить о нашем отпуске, — спокойно начала Рита, стоя в прихожей квартиры свекрови. Её не пригласили пройти. — Мы с Костей планировали эту поездку полгода. Для нас обоих это важно.
— Для вас обоих? — Анна Павловна приподняла одну бровь. — Мне кажется, это только твоя прихоть. Константин прекрасно понимает, что сейчас не время для таких легкомысленных трат. К тому же, оставить меня одну на две недели…
— Вы прекрасно справлялись одна всё то время, что мы женаты, — Рита старалась говорить ровно, не показывая раздражения. — Я не понимаю, почему именно сейчас возникла такая проблема.
— Ты многого не понимаешь, Маргарита, — Анна Павловна поджала губы. — Отношения матери и сына — это нечто особенное, не всем дано это осознать. Я знаю Костю лучше, чем кто-либо другой. Знаю, что для него действительно важно. И могу тебя уверить, что пляжный отдых в Греции — не то, о чём он мечтает.
— А о чём он мечтает, Анна Павловна? — в голосе Риты проскользнули нотки вызова. — Провести отпуск, сидя с вами на кухне и слушая рассказы о том, какие сейчас пошли ученики?
Лицо свекрови окаменело.
— Я вижу, разговор бесполезен. Ты всегда была слишком… независимой для нашей семьи. Я говорила Косте, что это до добра не доведёт.
В этот момент из глубины квартиры появился Костя. Он выглядел уставшим и каким-то потерянным.
— Рита? Что ты здесь делаешь?
— Пытаюсь спасти наш брак, — честно ответила она. — И наш отпуск. Костя, давай поговорим. Только ты и я, без посредников.
Анна Павловна издала короткий смешок.
— Посредников? Ты называешь меня посредником? Я мать Константина!
— Именно поэтому вы должны желать ему счастья, — Рита повернулась к свекрови. — Неужели вы не видите, что разрушаете нашу семью? Что Костя разрывается между нами, и это делает несчастными всех?
— Не смей обвинять меня…
— Хватит! — голос Кости прозвучал неожиданно громко. — Хватит, обе. Я не могу больше… Рита, езжай в свою Грецию. Одна. Мне нужно время подумать. О нас. О всём этом.
Рита почувствовала, как что-то оборвалось внутри. Не гнев, не обида — что-то гораздо более глубокое и важное. Надежда, возможно.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Я поеду одна. А ты думай. Только помни, Костя: когда ты женился на мне, ты обещал, что мы будем семьёй. Ты и я. Не ты, я и твоя мама.
Она повернулась и вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.
Теплый греческий ветер ласкал лицо. Рита сидела на балконе гостиничного номера и смотрела на море. Синее, бескрайнее, спокойное — оно словно впитывало все тревоги, растворяя их в своих глубинах.
Пять дней в Греции прошли как в тумане. Рита ходила на экскурсии, плавала, загорала, пробовала местную кухню — и всё это время ощущала странную пустоту внутри. Телефон молчал. Костя не звонил и не писал. Она тоже не искала контакта, решив дать ему то самое время «подумать», о котором он просил.
На шестой день, сидя в маленькой таверне у моря, Рита познакомилась с семейной парой из России. Елена и Николай, оба за пятьдесят, приветливые и общительные, с удовольствием составили ей компанию.
— А где же ваш муж? — поинтересовалась Елена, когда они уже выпили по бокалу местного вина и разговорились.
— Дома, — коротко ответила Рита. — Работа, знаете ли.
— О, как жаль, — искренне огорчилась женщина. — Такое место — и без любимого человека рядом.
— Лена, не лезь к человеку в душу, — мягко упрекнул жену Николай. — Извините мою супругу, она у меня любопытная.
— Ничего страшного, — улыбнулась Рита. — На самом деле… мы с мужем сейчас переживаем не лучшие времена. Я даже не уверена, будем ли мы вместе, когда я вернусь в Москву.
Она сама не знала, почему вдруг рассказала об этом незнакомым людям. Возможно, сказалось вино, или атмосфера, или просто потребность выговориться.
— Ой, милая, — Елена сочувственно покачала головой. — Что же случилось, если не секрет?
— Елена! — снова одёрнул её муж.
— Да нет, всё в порядке, — Рита отпила ещё вина. — Классическая история: свекровь, которая не может отпустить сына, и сын, который не может повзрослеть. Я пять лет пыталась найти компромисс, но, кажется, его просто нет.
Николай и Елена переглянулись.
— Знаете, — неожиданно сказал Николай, — мы с Леной вместе тридцать лет. И первые семь из них были… скажем так, непростыми из-за моей мамы. Она была вдовой, я — единственным сыном. Лене пришлось через многое пройти.
— И вы справились? — с надеждой спросила Рита.
— Не сразу, — честно ответила Елена. — Был момент, когда я собрала вещи и ушла. Мы не общались месяц.
— И что изменилось?
Николай задумчиво посмотрел на жену.
— Я понял, что могу потерять её. По-настоящему понял, не умом, а сердцем. И ещё… я осознал, что мама всегда будет моей мамой, что бы ни случилось. А Лена — это мой выбор, моя жизнь, моё будущее. Тяжело было объяснить это маме, но я нашёл слова.
— И ваша мама приняла это?
— Не сразу, — Николай улыбнулся. — Но постепенно. Знаете, родители тоже учатся отпускать детей. Им это даже сложнее, чем детям — отделяться. Особенно когда речь идёт о матери и сыне.
Елена взяла мужа за руку.
— Главное, что мы все поняли: счастье близких — это и есть настоящая любовь. Моя свекровь в конце концов осознала, что если сын счастлив со мной, значит, я не такая уж плохая невестка.
Рита слушала их и чувствовала, как внутри снова теплится что-то похожее на надежду. Может быть, не всё потеряно? Может, Косте просто нужно время, чтобы понять то же, что понял когда-то Николай?
— Спасибо вам, — искренне сказала она. — Вы даже не представляете, как важно было услышать вашу историю именно сейчас.
— Всё наладится, — уверенно сказала Елена. — Если есть любовь — а я вижу по вашим глазам, что она есть — всё обязательно наладится.
На восьмой день отпуска Рита проснулась от звонка телефона. На часах было шесть утра. Сердце заколотилось — кто мог звонить в такую рань?
На экране высветилось имя Кости. Рита на мгновение замерла, затем решительно провела пальцем по экрану.
— Алло?
— Рита, — голос мужа звучал хрипло, словно он не спал всю ночь. — Ты как там?
— Нормально, — осторожно ответила она. — А ты?
— Я… — он запнулся. — Я скучаю. Очень.
Рита молчала, не зная, что ответить. Злость, обида, надежда — всё смешалось внутри.
— Рит, я … такой …, — неожиданно сказал Костя. — Я всё осознал. Прости меня, пожалуйста. Я не должен был так поступать.
— Что именно ты осознал, Костя? — тихо спросила она.
— Что я едва не потерял тебя из-за… из-за своей глупости. Из-за того, что не могу сказать «нет» маме. Из-за того, что позволяю ей управлять нашей жизнью.
— И что изменилось?
— Я поговорил с ней. По-настоящему поговорил, впервые за много лет. Сказал, что люблю её, но моя жена — это ты. И наша семья — это ты и я.
— И как она отреагировала?
— Сначала было тяжело, — честно признался Костя. — Слёзы, обвинения, даже «сердечный приступ», который оказался обычным волнением. Но потом… знаешь, мне кажется, она поняла. Или начала понимать. Я впервые увидел в её глазах что-то вроде уважения. Как будто она наконец-то увидела во мне мужчину, а не вечного мальчика.
Рита слушала, боясь поверить в то, что слышит. Сколько раз она мечтала об этом разговоре? Сколько раз представляла, как Костя наконец-то поставит границы в отношениях с матерью?
— Рит, — голос Кости стал серьёзным, — я взял билет. Прилетаю завтра. Если ты, конечно, не против.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. У нас ещё неделя отпуска. Хочу провести её с тобой. Только с тобой.
Рита почувствовала, как к глазам подступают слёзы.
— А как же Анна Павловна? Она будет одна…
— Я договорился с тётей Валей, маминой сестрой. Она поживёт с ней эту неделю. А потом… потом мы будем решать проблемы по мере их поступления. Вместе. Как семья.
— Хорошо, — просто сказала Рита. — Прилетай. Я буду ждать.
Аэропорт Ираклиона гудел как улей. Рита нервно поглядывала на табло. Рейс из Москвы прибыл двадцать минут назад, но Кости всё не было. А что, если он передумал? Что, если Анна Павловна в последний момент снова «заболела»?
И вдруг она увидела его — растрёпанного, уставшего с дороги, но улыбающегося так, как он не улыбался уже много месяцев. В одной руке чемодан, в другой — огромный букет местных цветов, явно купленный в аэропорту.
Рита бросилась к нему. Они обнялись прямо посреди зала прилёта, не обращая внимания на любопытные взгляды.
— Я так боялся, что ты не придёшь, — прошептал Костя ей на ухо.
— А я боялась, что ты не прилетишь, — ответила она, крепче прижимаясь к нему.
— Больше никогда, — серьёзно сказал он, отстраняясь и глядя ей в глаза. — Я обещаю, Рит. Больше никогда я не поставлю ничьи интересы выше наших. Мы — семья. Ты и я. И наши будущие дети, когда они появятся.
Рита улыбнулась. Впервые за долгое время она чувствовала абсолютное, ничем не омрачённое счастье.
— Идём, — она взяла мужа за руку. — У нас впереди целая неделя. И, надеюсь, целая жизнь.
Выходя из аэропорта в жаркий греческий полдень, они не знали, что ждёт их впереди. Сможет ли Костя удержать новые границы в отношениях с матерью? Примет ли Анна Павловна новые правила? Но одно они знали точно: этот кризис сделал их сильнее. И вместе они справятся со всем, что приготовила им судьба.
А на другом конце Европы, в московской квартире, Анна Павловна перебирала старые фотографии. Вот Костя идёт в первый класс, вот его выпускной, вот свадьба… На последнем снимке сын смотрел на свою невесту с такой любовью, которую невозможно было не заметить. Анна Павловна вздохнула и закрыла альбом. Возможно, действительно пришло время отпустить.
Полгода спустя Рита закрыла дверь офиса и поспешила к метро. Снежная метель размывала очертания зданий. В сумке лежало две путёвки — в этот раз на Бали. Костя не знал; она готовила сюрприз на годовщину свадьбы.
Телефон завибрировал. На экране высветилось имя свекрови.
— Слушаю вас, Анна Павловна, — ответила Рита, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.
— Маргарита, ты не могла бы заехать ко мне? — голос свекрови звучал необычно сдержанно. — Есть разговор.
Рита подавила вздох. С того греческого отпуска отношения с Анной Павловной изменились, но до идеала было далеко. Костя держал слово — больше не позволял матери вмешиваться в их решения. Анна Павловна сопротивлялась, но постепенно принимала новые правила игры.
— Хорошо, буду через час.
В квартире свекрови пахло корицей и ванилью. Анна Павловна, безупречная как всегда, сидела за столом с двумя чашками чая.
— Проходи, — она кивнула на стул напротив. — Я испекла твой любимый яблочный пирог.
Рита удивлённо приподняла брови. Откуда Анна Павловна знала о её предпочтениях? За пять лет та ни разу не интересовалась.
— Я позвала тебя, чтобы сказать: я нашла квартирантку, — свекровь отрезала два куска пирога. — Молодая учительница из нашей школы. Ей негде жить, а мне… одной слишком просторно.
— Это… хорошо, — осторожно ответила Рита.
— Я слышала, вы собираетесь снова в отпуск, — Анна Павловна подняла глаза. В них не было привычного осуждения, только усталость. — Костя выглядит счастливым в последнее время. Ты… неплохо на него влияешь.
Рита молча смотрела на свекровь, не веря своим ушам.
— Я никогда не стану твоей подругой, Маргарита, — продолжила Анна Павловна, отпивая чай. — Но я вижу, что мой сын сделал выбор. И я его уважаю. Мне шестьдесят два. Пора научиться жить своей жизнью.
Они сидели молча, разделённые столом и годами взаимной неприязни. Но что-то неуловимо изменилось — как будто открылась форточка в душной комнате.
— Я рада за вас, — наконец произнесла Рита. Без фальшивой теплоты, просто констатируя факт.
Вечером, рассказывая Косте о встрече с его матерью, Рита поймала себя на мысли, что впервые за долгое время не чувствует тяжести на сердце, думая о свекрови.
— Знаешь, — сказал Костя, притягивая жену к себе, — я горжусь нами. Мы справились.
Рита улыбнулась. Они действительно справились. Не идеально, без розовых соплей и фальшивых примирений — но по-настоящему. Жизнь продолжалась — их жизнь, которую они строили сами.
