— Лиз, давай начистоту. Мы обе взрослые женщины, и ходить вокруг да около нет смысла, — голос Тамары Игоревны, свекрови, звучал непривычно ровно, почти безэмоционально, и от этого становился стальным. — Алине с Егоркой жить негде. Совсем. Ты же знаешь, что у нее происходит. Поэтому мы с Андреем посовещались и решили: вам с ним нужно будет подыскать себе что-то съемное. А сюда Алина переедет.
Лиза медленно опустила на стол чашку с остывшим чаем. Она смотрела на свекровь, и мозг отказывался обрабатывать услышанное. Это походило на дурную шутку, на какой-то странный, неуместный розыгрыш. Они сидели на ее кухне. В ее квартире. В той самой, ради которой она пять лет жила в режиме жесточайшей экономии, отказывая себе в отпуске, в новой одежде, в простых радостях. В той, где каждая розетка, каждый оттенок краски на стенах был выбран и утвержден ею лично.
— Я не совсем поняла, — осторожно произнесла Лиза, силясь сохранить спокойствие. — Что значит «подыскать съемное»?
— То и значит. Собрать вещи и переехать. Снять квартиру. Временно, конечно, — Тамара Игоревна отмахнулась, словно речь шла о покупке хлеба. — Пока у Алины все не наладится. Ты же не чужой человек, Лизавета. Должна понимать. У родной сестры мужа беда. Развод, этот ее охламон бывший выставил ее с ребенком на улицу. Куда ей идти?
В горле встал ком. Лиза сделала судорожный глоток воздуха.
— Тамара Игоревна, я понимаю, что у Алины сложная ситуация. Я ей сочувствую. Но… с какой стати я должна съезжать из квартиры, которую купила на свои деньги? — слова вырвались сами собой, полные недоумения и зарождающегося гнева.
Свекровь посмотрела на нее с укоризной, будто Лиза сказала несусветную глупость.
— Как это на «свои»? Мы же семья. Разве мы делили, кто и сколько вкладывает? Я хорошо помню, как отдавала Андрюше конверт с деньгами на первый взнос. Немалую сумму, между прочим. Продала тогда бабушкину дачу, все до копейки вам отдала. Думала, для сына стараюсь, для его семьи. А ты теперь нос воротишь? Говоришь «мои деньги»?
Лиза замерла. Конверт? Дача? Какой еще первый взнос? Она брала ипотеку, и первый взнос составляли ее личные накопления, до последней копейки. Андрей тогда только устроился на новую работу, его зарплаты едва хватало на текущие расходы. О помощи со стороны его семьи и речи не шло. Наоборот, они с Андреем периодически помогали и Тамаре Игоревне, и вечно попадавшей в какие-то передряги Алине.
— Постойте… Какой конверт? Андрей мне ничего не говорил. Мы все оформляли на меня, потому что я была основным заемщиком и вносила все средства, — Лиза пыталась говорить логично, раскладывать по полочкам факты, но ее уже начинало трясти.
— Ох, Лиза, Лиза. Хитрая ты, оказывается, — Тамара Игоревна тяжело вздохнула, картинно прижав руку к сердцу. — Все на себя оформила, чтобы потом попрекать? Чтобы в любой момент могла сказать моему сыну «убирайся»? Андрей — человек мягкий, доверчивый. Он тебе поверил. А я вот, старая женщина, вижу все насквозь. Не ожидала я от тебя такого.
Она поднялась, высокая, костистая, с вечно недовольным выражением лица, которое сейчас сменилось на маску оскорбленной добродетели. Накинула на плечи плащ, даже не взглянув на невестку.
— Я надеюсь, ты одумаешься. Андрей придет с работы, поговорите. Это решение не мое, это решение семейное. Алине нужно где-то жить. И точка.
Дверь за ней захлопнулась, оставив Лизу одну посреди кухни, которая внезапно перестала казаться ее собственной крепостью. Воздух звенел от абсурдности обвинений. Она села на стул, обхватив голову руками. Что это было? И главное, что за история с деньгами от продажи дачи? Андрей не мог от нее такого утаить. Не мог. Или… мог?
Весь вечер Лиза ходила по квартире из угла в угол, не находя себе места. Она перебирала в памяти все разговоры о покупке квартиры, все финансовые расчеты. Никаких денег от Тамары Игоревны не было. Она была в этом уверена на сто процентов. Она помнила, как радовалась, когда банк одобрил ей ипотеку, как Андрей ее обнимал и говорил: «Ты у меня молодец, Лизок, ты всего сама добилась». Сама. Так почему же сейчас «мы решили»? Кто эти «мы»?
Андрей пришел поздно, выглядел уставшим и сразу прошел в ванную. Лиза ждала его на кухне, скрестив руки на груди. Когда он вышел, в пижамных штанах и с полотенцем на шее, она не стала ходить вокруг да около.
— Твоя мама сегодня приходила.
Андрей напрягся. Он избегал смотреть на жену, принялся нарочито тщательно вытирать волосы.
— Да? И что? Чай пили?
— Она сказала, что мы должны съехать, чтобы здесь жила Алина с Егором.
Андрей замер.
— Лиз, ну ты же знаешь, у них там ситуация… — начал он вяло.
— Я знаю ситуацию Алины. Я хочу знать, что за ситуация у нас. Андрей, она заявила, что давала тебе деньги на первый взнос с продажи дачи. Это правда?
Он наконец поднял на нее глаза. Взгляд у него был затравленный, как у школьника, пойманного на вранье.
— Лиз, ну мама преувеличивает, как обычно…
— Это правда или нет? — отрезала она.
— Ну… она давала мне кое-что, да, — промямлил он, отводя взгляд. — Но это было давно. И не совсем на квартиру…
— Что значит «не совсем на квартиру»? — ледяным голосом спросила Лиза. — Куда пошли эти деньги, Андрей?
Он молчал, и это молчание было страшнее любого ответа. Лиза почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Вся ее упорядоченная, честно выстроенная жизнь давала трещину.
— Я… я тогда долг закрывал один. Старый. Еще до тебя. Не хотел тебя в это впутывать, — наконец выдавил он. — А маме сказал, что на квартиру, чтобы она не волновалась.
Лиза смотрела на него и не узнавала. Этот человек, ее муж, с которым они прожили семь лет, врал ей. Врал своей матери. И теперь его ложь, как снежный ком, накрывала их обоих, грозя похоронить под собой их брак.
— То есть, ты взял у матери деньги, соврал ей, на что они пошли, а теперь она считает, что имеет право на мою квартиру? И ты молчал? Ты сидел и молчал, когда она сегодня предлагала мне выметаться отсюда?
— Лиз, я не молчал! Я сказал ей, что это перебор! — в его голосе появились защитные нотки. — Я поговорю с ней еще раз. Все улажу. Не надо так заводиться.
— «Не надо заводиться»? — Лиза рассмеялась горьким, срывающимся смехом. — Андрей, твое семейство пытается выставить меня на улицу из моего же дома, основываясь на твоей лжи, а ты мне говоришь «не заводиться»?
Она развернулась и ушла в спальню, громко хлопнув дверью. Спать в одной кровати с этим чужим, лживым человеком она не могла. Всю ночь она просидела в кресле у окна, глядя на огни ночного города. Чувство обиды и предательства было таким острым, что казалось физической болью. Дело было уже не в квартире. Дело было в том, что человек, которого она считала своей опорой, оказался трусом и обманщиком. Он не защитил ее. Он подставил ее под удар, чтобы прикрыть собственную ложь.
Следующие дни превратились в тихий ад. Андрей пытался делать вид, что ничего не произошло. Он был подчеркнуто ласков, приносил ей кофе в постель, пытался обнимать. Лиза отстранялась. Она разговаривала с ним только по необходимости, короткими, рублеными фразами. Атмосфера в квартире была настолько наэлектризованной, что, казалось, вот-вот вспыхнет.
Тамара Игоревна взяла паузу, но Лиза знала, что это затишье перед бурей. Через пару дней позвонила Алина. Ее голос, обычно капризный и требовательный, сейчас сочился фальшивым сочувствием.
— Лизонька, привет. Ты не обижайся на маму, она у нас женщина прямая, сгоряча может сказать. Но ты войди в наше положение. Мне с Егоркой совсем некуда податься. Мы сейчас у подруги ютимся в одной комнате. Ребенок спать не может, постоянно плачет. У тебя же сердца нет, что ли?
— Алина, у меня есть квартира. И ипотека, которую я плачу каждый месяц, — сухо ответила Лиза.
— Ну какие же вы с Андреем мелочные! — тут же сменила тон Алина. — Семья в беде, а вы за свои квадратные метры трясетесь! Мама права была, когда говорила, что ты Андрюхе не пара. Себе на уме, расчетливая.
Лиза молча нажала отбой. Ее руки дрожали. Они все сговорились. Они решили сделать ее виноватой, бессердечной и расчетливой мегерой, которая не хочет помочь несчастной родственнице.
Вечером состоялся очередной разговор с Андреем. Он был уже не таким мягким.
— Лиза, я не понимаю, почему ты уперлась? Это же временно! Ну поживем годик на съеме, что случится? Зато Алина будет под присмотром, и мама успокоится.
— Андрей, ты слышишь себя? Почему мы должны ломать свою жизнь из-за твоей сестры? У нее есть бывший муж, есть какие-то обязательства. Почему крайними должны быть мы?
— Потому что мы семья! — почти выкрикнул он. — Или для тебя это пустой звук? Моя сестра с ребенком на улице, а ты мне про свою ипотеку! Да если бы не я, ты бы и эту ипотеку не потянула!
Это был удар ниже пояса. Лиза побледнела.
— Что ты сказал?
— То и сказал! Я работал, приносил деньги в дом, оплачивал еду, коммуналку, все остальное! Чтобы ты могла спокойно откладывать свою зарплату на эту чертову квартиру! Так что не надо тут из себя героиню строить, будто ты одна все сделала!
Он сорвался. Вся его скрытая обида, его уязвленное мужское самолюбие, которое он годами прятал за маской любящего и понимающего мужа, вылезло наружу. Он завидовал ей. Завидовал ее силе, ее целеустремленности, ее квартире. И сейчас, под давлением своей семьи, он решил обесценить все ее достижения.
— Понятно, — тихо сказала Лиза. — Теперь все понятно.
В тот вечер она впервые за много лет позвонила своей институтской подруге Свете. Света работала юристом. Выслушав сбивчивый рассказ Лизы, она надолго замолчала, а потом сказала твердо:
— Лиза, соберись. Никаких «поживем на съеме». Ни шагу назад. Это твоя квартира. Ты — единственная собственница. По закону, они никто и звать их никак. Даже твой муж, если он там не прописан постоянно, имеет весьма призрачные права.
— Он прописан, — вздохнула Лиза.
— Это усложняет, но не критично, — не сдавалась Света. — Главное — не поддавайся на эмоциональный шантаж. Они играют на твоем чувстве вины. Не позволяй им этого. Ты никому ничего не должна. Ты не виновата в разводе Алины и в том, что твой муж — бесхребетное существо.
Разговор со Светой придал Лизе сил. Она поняла, что должна бороться. Не только за квартиру, но и за себя, за свое достоинство.
На следующий день она сделала то, чего от нее никто не ожидал. Она сменила замок на входной двери. Вечером, когда Андрей не смог попасть домой и начал звонить, она открыла дверь, протянула ему собранную сумку с его вещами и сказала:
— Андрей, я думаю, тебе лучше пожить у мамы. Пока ты не решишь, на чьей ты стороне.
Он остолбенел. В его глазах был шок, непонимание, злость.
— Ты… ты меня выгоняешь?
— Я предлагаю тебе пожить отдельно и подумать. Потому что я так больше не могу.
Он схватил сумку, бросил на нее взгляд, полный ненависти, и, ничего не сказав, развернулся и зашагал к лифту. Лиза закрыла за ним дверь и сползла по ней на пол. Она не плакала. Внутри была звенящая пустота. Она сделала шаг, возможно, бесповоротный. Но она знала, что другого выхода у нее нет.
Война перешла в активную фазу. Тамара Игоревна звонила ей каждый день, чередуя угрозы с проклятиями. Она кричала в трубку, что Лиза разрушила семью, оставила ее сына без крыши над головой, что она еще пожалеет. Лиза молча выслушивала и клала трубку. Алина строчила ей гневные сообщения в мессенджерах, называя последними словами, которые, впрочем, не входили в строгий список запретов.
Андрей не появлялся и не звонил. Лиза знала, что он живет у матери. Она представляла, как Тамара Игоревна и Алина каждый день обрабатывают его, настраивая против нее. От этой мысли становилось тошно.
Через неделю они пришли все вместе. Лиза увидела их в глазок и решила не открывать. Они долго звонили, стучали, потом Тамара Игоревна начала кричать на весь подъезд.
— Лизавета, открой! Немедленно! Ты не имеешь права не пускать мужа в его собственный дом! Я вызову полицию! Управдома!
Лиза сидела в комнате, зажав уши руками. Соседи наверняка уже выглядывали на лестничную клетку. Ей было стыдно и страшно. Но Света предупреждала ее о таком сценарии. «Держись. Вызовут полицию — отлично. Покажешь им документы на квартиру и объяснишь, что бывший муж угрожает и устраивает скандалы. Главное — спокойствие и уверенность».
Она дождалась, когда шум за дверью стих. Через полчаса позвонил участковый. Лиза, собрав волю в кулак, объяснила ему ситуацию. Что муж временно проживает у матери по обоюдному согласию из-за семейного конфликта, а его родственники пытаются силой проникнуть в ее частную собственность. Участковый, судя по голосу, был уставшим человеком, который навидался подобных историй. Он вздохнул и посоветовал подавать на развод и решать все вопросы в судебном порядке.
Эта фраза — «подавать на развод» — прозвучала как приговор. Но Лиза понимала, что другого пути нет. Их брак был мертв. Его убила ложь Андрея и непомерные аппетиты его семьи.
Она начала собирать документы для развода. Это отвлекало. Она ходила на работу, возвращалась в свою пустую, тихую квартиру, и эта тишина больше не угнетала ее. Наоборот, она приносила умиротворение. Здесь не было больше лжи, недомолвок, чужого раздражения. Это снова была ее крепость.
Однажды вечером, примерно через месяц после того, как Андрей ушел, раздался звонок. Это был он. Голос у него был глухой и какой-то надломленный.
— Лиз, можно я приеду? Поговорить надо.
Что-то в его тоне заставило ее согласиться.
Он пришел через час. Похудевший, осунувшийся, с кругами под глазами. Он нерешительно стоял в прихожей, не зная, куда себя деть.
— Проходи на кухню, — сказала Лиза.
Они сидели друг напротив друга за тем же столом, где когда-то сидела его мать.
— Я подал заявление на съемную квартиру, — сказал он тихо, не поднимая глаз. — Для Алины. Буду платить половину.
Лиза молчала, ожидая продолжения.
— Я… я не знаю, как так вышло, Лиз. Они на меня насели… Мама, Алина… Они каждый день говорили, какой я подкаблучник, что ты меня не уважаешь, что квартира должна быть нашей… И эта история с деньгами… Я запутался. Испугался.
Он наконец поднял на нее глаза. В них стояли слезы.
— Я вел себя как последний трус. Я должен был сразу сказать маме правду. Должен был защитить тебя. А я… я пошел у них на поводу. Думал, ты прогнешься, и все как-то само рассосется. Прости меня, Лиз. Если можешь.
Его слова больше не вызывали в ней гнева. Только глухую, ноющую боль и какую-то вселенскую усталость. Она смотрела на этого мужчину и понимала, что не любит его больше. Любовь и уважение выжгла его ложь, его слабость, его предательство.
— Я рада, что ты решил проблему Алины, — ровным голосом сказала она. — Это правильный поступок.
— Лиза… может, мы можем… — он потянулся к ней через стол, но она отодвинулась.
— Нет, Андрей. Не можем. Я подала на развод.
Он отдернул руку, словно обжегся.
— Но… я же все понял! Я исправлюсь!
— Дело не в этом. Ты не исправишься. Потому что ты такой. Ты всегда будешь выбирать путь наименьшего сопротивления. Всегда будешь пытаться угодить всем и в итоге предашь того, кто тебе больше всего доверяет. Сегодня это была я. А твоя мама и сестра… они никуда не денутся. Они всегда будут рядом, чтобы снова надавить на твое чувство вины. А я так жить не хочу. Я не хочу всю жизнь воевать с твоей семьей и ждать от тебя очередного удара в спину.
Он сидел, опустив голову. Он все понимал.
— Квартира… — прошептал он.
— Квартира моя. Ипотеку я плачу. После развода мы просто разделим то немногое, что было нажито в браке. Но квартира не входит в этот список. Мой юрист уже подготовил все документы.
Он кивнул. Он был сломлен. И в этот момент Лизе стало его даже немного жаль. Жаль, как жалеют слабого, запутавшегося человека, который сам разрушил свою жизнь. Но эта жалость не имела ничего общего с любовью.
Он ушел, не прощаясь. Лиза снова осталась одна. Она подошла к окну. Город жил своей жизнью, светил миллионами огней. Она отвоевала свой дом. Она отстояла себя. Цена этой победы была высока — разрушенный брак, потеря веры в близкого человека. Но, глядя на свою тихую, мирную квартиру, она знала, что поступила правильно. Впереди была новая жизнь. Трудная, возможно, одинокая, но честная. И эта честность перед самой собой стоила дороже всего. Душа, долго сжимавшаяся в комок от обиды и страха, медленно начинала разворачиваться, впуская в себя прохладный, чистый воздух свободы.
