— Ты вообще меня слышишь? — Игорь повысил голос, чего почти никогда себе не позволял. — Маме шестьдесят лет. Шесть-де-сят. Это не просто день рождения, это юбилей.
Лера медленно подняла на него глаза от книги. Она сидела в их любимом кресле у окна, поджав под себя ноги. Вечерний свет делал контуры её фигуры мягкими, но взгляд был на удивление жёстким.
— Я тебя прекрасно слышу, Игорь. И именно поэтому я не понимаю, при чём здесь ресторан «Метрополь», сто пятьдесят гостей и ведущий из популярного телешоу.
— При том, что это моя мама! Я хочу устроить ей праздник, который она заслужила. Она всю жизнь на меня положила, одна меня тянула. Неужели она не заслужила один-единственный вечер, чтобы почувствовать себя королевой?
Лера отложила книгу на маленький столик. Спокойствие, которое она демонстрировала, было напускным, тонкой ледяной корочкой над кипящей лавой раздражения, которое копилось годами.
— Королевой она себя чувствует каждый день, Игорь. Особенно когда звонит мне в разгар рабочего дня, чтобы рассказать, что у неё опять «прихватило сердце», потому что консьержка на неё не так посмотрела. Или когда мы, вместо того чтобы поехать в отпуск, оплачиваем ей «срочную, жизненно необходимую» замену всех окон в квартире на какие-то особенные, с тройным аргоновым напылением. Окна, которые, как потом выяснилось, ей посоветовала соседка, просто чтобы похвастаться.
Игорь поморщился, как от зубной боли. Он ходил по комнате из угла в угол, и этот его ритуал «я-взвинчен-но-не-знаю-что-делать» действовал Лере на нервы.
— Это другое. То были необходимые траты. Мама немолода, ей нужен комфорт.
— А банкет в «Метрополе» — это тоже необходимая трата? — Лера усмехнулась, но в её усмешке не было веселья. — Игорь, мы два года откладываем на первый взнос по ипотеке. Два года мы едим куриную грудку вместо стейков и смотрим фильмы дома, а не в кинотеатре. Мы отказались от поездки к морю прошлым летом, потому что твоя мама решила, что ей срочно нужен новый холодильник с функцией подключения к интернету. Зачем он ей, она до сих пор не знает, но он у неё есть. И оплатили его мы.
— Лера, не утрируй. Мы помогли, это нормально.
— Нормально, Игорь, — она встала с кресла, и её спокойствие начало давать трещины, — это когда взрослый сын помогает своей пожилой матери. А ненормально — это когда он полностью содержит капризную женщину, которая давно превратила свою «хрупкость и одиночество» в очень доходный бизнес. А её сын этого в упор не видит.
Игорь остановился и посмотрел на жену. В его взгляде читалась искренняя обида.
— Ты несправедлива к ней. Ты не знаешь, как ей было тяжело.
— О, я знаю. Я слышу об этом минимум три раза в неделю. Как она, бедная, работала на двух работах, как отказывала себе во всём, чтобы у тебя были лучшие игрушки и фирменные джинсы. Только она почему-то забывает упомянуть, что в это же самое время она каждый год ездила в санатории в Карловы Вары, а не в Анапу. И что «вторая работа» была репетиторством на дому, с которого она никогда не платила налоги. Твоя мама, Игорь, никогда не была бедной овечкой. Она всегда умела жить хорошо. Желательно за чужой счёт. Сначала за счёт твоего отца, который даже после развода платил ей огромные алименты, а теперь — за наш.
Это был удар ниже пояса. Игорь побледнел. Про отца в их семье говорить было не принято. Он ушёл, когда Игорю было десять, и Светлана Анатольевна выстроила целый культ своей жертвенности на этой истории.
— Не смей так говорить.
— А я буду. Потому что я устала. Устала от её вечных «ой, что-то мне нездоровится», которые всегда заканчиваются покупкой очередной ненужной ей вещи. Устала от того, что наш семейный бюджет — это кормушка для её желаний. Я хочу свою квартиру, Игорь. Я хочу ребёнка. А для этого нам нужны деньги, которые ты собираешься спустить на банкет для ста пятидесяти её «ближайших подруг», половину из которых она сама еле помнит.
Она подошла к нему вплотную. В её серых глазах плескался металл.
— Поэтому слушай сюда. Сам оплачивай банкет своей маме, я даже подарок ей покупать не буду, — заявила Лера мужу. — Ни копейки из наших общих денег на это шоу потрачено не будет. И меня на этом празднике жизни тоже не будет. Я достаточно насмотрелась на её спектакли.
Она развернулась и ушла в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Игорь остался стоять посреди гостиной, оглушённый. Он впервые видел Леру такой. Не просто расстроенной или недовольной. Он видел женщину, которая дошла до последней черты. И он понятия не имел, что с этим делать.
На следующий день дом молчал. Лера двигалась по квартире как тень, собираясь на работу. Она не хлопала дверьми, не гремела посудой. Она просто игнорировала его. Это было хуже, чем крики. Игорь пытался заговорить с ней за завтраком, но она отвечала односложно, не поднимая глаз от своей чашки с кофе.
— Лер, ну давай поговорим. Мы же взрослые люди.
— Мы всё сказали вчера.
— Нет, не всё. Ты была на эмоциях.
— Я была в здравом уме, Игорь. И остаюсь в нём. Моё решение не изменилось.
На работе он не мог сосредоточиться. Цифры в отчётах расплывались. Он думал о словах Леры. Неужели он и правда не замечает очевидного? Он вспоминал последние несколько лет. Поездка в Таиланд, отменённая из-за «острейшего приступа остеохондроза» у мамы, который требовал курса массажа у какого-то светила за баснословные деньги. Покупка новой машины, отложенная на год, потому что маме понадобилось полностью обновить дачный домик, «пока цены не взлетели». Каждый раз находилась причина. И каждый раз эта причина носила имя Светланы Анатольевны.
Он любил свою мать. Правда любил. Она действительно много для него сделала. Но сейчас, прокручивая в голове слова Леры, он начал видеть другую картину. Картину, где его любовь и чувство долга стали удобным инструментом.
Вечером, не выдержав, он поехал к матери.
Квартира Светланы Анатольевны встретила его запахом валокордина и дорогих духов. Она сама — маленькая, худенькая женщина с тщательно уложенными в высокую причёску волосами и неизменной жемчужной ниткой на шее — сидела в кресле с томиком Ахматовой. На её лице была написана вселенская скорбь.
— Игорёчек, сынок, — прошелестела она, протягивая к нему тонкую руку с идеальным маникюром. — Я так волновалась. Ты весь день не звонил. Что-то случилось? С Лерочкой всё в порядке?
Игорь сел на диван напротив.
— Мам, всё в порядке. Просто… завал на работе. Я хотел поговорить о твоём юбилее.
Лицо Светланы Анатольевны тут же просветлело.
— Ох, я так рада, что ты приехал! Я уже составила список гостей. Правда, получилось чуть больше, чем мы думали, сто семьдесят два человека. Но я не могла не позвать троюродную сестру моей школьной подруги, она так обидится! И ещё, Игорёчек, я говорила с администратором в «Метрополе». Он сказал, что если мы хотим, чтобы выступал тот самый ведущий, нужно внести залог уже завтра. Сумма приличная, но ведь это того стоит, правда? Представляешь, как все ахнут?
Она говорила быстро, взахлёб, её глаза блестели. Игорь смотрел на неё и впервые видел не просто свою любимую маму, а азартного игрока, который вот-вот сорвёт джекпот. Слова Леры звучали в его голове набатом.
— Мам, — осторожно начал он. — А может… может, мы сделаем по-другому? Отметим скромнее. Дома, или в небольшом кафе. Только самые близкие.
Блеск в глазах Светланы Анатольевны погас. Она медленно опустила руку и поджала губы. На её лицо вернулась маска трагической героини.
— Скромнее? — переспросила она тихим, дрожащим голосом. — Сынок, что ты такое говоришь? Это… это Лерочка тебя настроила? Я так и знала. Я ей мешаю. Старая, больная женщина… обуза для вашей молодой семьи.
Она достала из кармашка кружевной платочек и приложила его к уголкам глаз, хотя слёз там и в помине не было.
— Нет, мам, Лера тут ни при чём…
— Не ври мне, Игорёчек! Я же вижу! Она считает каждую копейку, которую ты на меня тратишь. Наверное, думает, что я хочу вас разорить. А я ведь ничего для себя не прошу. Я только хотела… один раз в жизни… почувствовать себя нужной. Увидеть всех родных, друзей. Но раз это так дорого для вашей семьи… не нужно. Ничего не нужно. Я и одна посижу. Куплю себе тортик и… и всё.
Этот спектакль Игорь видел десятки раз. И десятки раз он работал безотказно. Он вскакивал, начинал утешать, обещать, клясться, что она всё не так поняла, и в итоге делал всё, как она хотела. Но сегодня что-то сломалось. Он смотрел на её «страдальческое» лицо, на дорогой шёлковый халат, на новый смартфон последней модели, лежащий на столе, и чувствовал не жалость, а глухое раздражение.
— Мама, перестань, — сказал он неожиданно твёрдо. — Никто не говорит, что ты обуза. Речь о том, что мы не можем себе позволить праздник на двести человек в самом дорогом ресторане Москвы. Это просто факт.
Светлана Анатольевна замерла с платочком у лица. Такого тона от сына она не ожидала.
— Не можете… позволить? — она медленно опустила руку. В её голосе прорезался холодный металл. — Ты, руководитель отдела в крупной компании, не можешь позволить матери праздник? Игорь, не смеши меня. Просто скажи прямо: твоя жена тебе запретила.
— Лера ничего мне не запрещала. Она высказала своё мнение. И знаешь что? В чём-то она права. Наш бюджет не резиновый.
Он встал. Чувство вины боролось в нём с новым, незнакомым чувством собственного достоинства.
— Я подумаю, что можно сделать. Но такого банкета, как ты хочешь, не будет. Прости.
Он вышел из её квартиры, не оглядываясь. За спиной повисла оглушительная тишина. Он знал, что через час она начнёт звонить ему, рыдая в трубку, что у неё подскочило давление. Но сегодня он решил не брать трубку.
Дома его ждала всё та же ледяная атмосфера. Лера сидела за ноутбуком на кухне, что-то сосредоточенно печатая. Она даже не повернула головы, когда он вошёл.
— Я был у мамы, — сказал Игорь, останавливаясь в дверном проёме.
Лера молча нажала на несколько клавиш.
— Я сказал ей, что банкета в «Метрополе» не будет.
Она наконец подняла на него глаза. В них не было ни триумфа, ни радости. Только усталость и толика удивления.
— И что? Она уже упала в обморок или пока только готовится?
— Пока только готовится, — горько усмехнулся Игорь. — Сказала, что посидит одна с тортиком.
— Классика, — кивнула Лера и снова уставилась в экран.
— Лер, я… я понимаю, о чём ты говорила. Наверное, я и правда был слеп.
Он ждал, что она смягчится, может, улыбнётся, скажет что-то вроде «наконец-то до тебя дошло». Но она молчала. Её пальцы замерли над клавиатурой.
— Понимаешь, Игорь, — сказала она тихо, не глядя на него, — дело не в том, чтобы ты прозрел. Дело в том, что я больше не могу так жить. В постоянном ожидании очередного «форс-мажора» от твоей мамы. Я не хочу больше участвовать в этом.
Она развернула к нему ноутбук. На экране был сайт банка с открытой страницей потребительского кредитования.
— Что это? — не понял Игорь.
— Это то, что ты собирался сделать, если бы я не устроила скандал, — спокойно ответила Лера. — Взять кредит. Тайком от меня. А потом мы бы выплачивали его два года, снова откладывая нашу жизнь на потом. Я права?
Игорь молчал. Потому что она была абсолютно права. Именно такой план и зрел у него в голове как запасной вариант.
— Я хочу жить с партнёром, Игорь. С мужем. А не с человеком, который ведёт двойную бухгалтерию, где есть «наши» деньги и «деньги для мамы». Поэтому я предлагаю следующее. Мы делим бюджет. Официально. Пополам. Квартиру оплачиваем пополам, продукты — пополам. Всё, что остаётся у каждого, — это его личные деньги. И из своих личных денег ты можешь оплачивать маме что угодно: банкеты, санатории, бриллиантовые зубы. Но в общие накопления, в нашу общую жизнь, её хотелки больше не лезут. Никогда.
Она смотрела на него прямо, и её взгляд был как скальпель хирурга — холодный, точный и не оставляющий иллюзий.
— Это… это как-то… по-чужому, — выдавил он. — Делить бюджет… мы же семья.
— Семья — это доверие и общие цели, — отрезала Лера. — А у нас с этим, как выяснилось, проблемы. Ты поставил её каприз выше нашей общей мечты о квартире. Так что давай пока поживём так. По-чужому. А там посмотрим, осталась ли у нас вообще семья.
Следующие две недели были худшими в их совместной жизни. Они жили как соседи по коммунальной квартире. Вежливые «доброе утро» и «спокойной ночи». Отдельные полки в холодильнике. Деньги за коммунальные услуги, которые Лера молча оставляла на кухонном столе. Она не упрекала, не скандалила. Она просто выстроила стену. И эта стена была страшнее любой ссоры.
Светлана Анатольевна, тем временем, развернула полномасштабную военную кампанию. Она звонила всем родственникам и жаловалась на «чёрствую невестку» и «неблагодарного сына». Она писала Игорю душераздирающие сообщения о своём одиночестве и подступающей старости.
Игорь держался. Он звонил ей раз в день, вежливо спрашивал о здоровье и клал трубку, как только она заводила старую песню о юбилее. Он перевёл ей на карту сумму, достаточную для скромного ужина в ресторане с двумя-тремя ближайшими подругами, и написал: «Мама, это всё, чем я могу помочь. С любовью, твой сын».
В ответ пришло ледяное «Спасибо, не надо. Справлюсь сама».
День юбилея приближался. Игорь был на грани срыва. Он плохо спал, похудел. На работе делал ошибки. Ему было невыносимо больно от разлада с матерью и от холодной пропасти, разверзшейся между ним и Лерой. Он понимал, что она права, но принять эту правоту было мучительно.
За два дня до юбилея ему позвонила двоюродная тётка, сестра матери.
— Игорёк, привет! Слушай, тут такое дело… Светка-то твоя что удумала! Она взяла кредит!
Игорь замер.
— Какой кредит?
— Ну, в банке. Потребительский. Приличную сумму. Заявила, что раз сын отказался, она сама себе праздник устроит, не побираться же ей. Уже и ресторан заказала, не «Метрополь», конечно, но тоже пафосный, и залог внесла. Я её отговаривала, куда тебе, говорю, с твоей пенсией такие долги, а она и слушать не хочет. «Сын, — говорит, — потом поможет выплатить, никуда не денется». Ты это… ты в курсе вообще?
Игорь молча опустил телефон. Вот оно. Финальный акт. Она всё-таки сделала по-своему, втянув себя в долги с полной уверенностью, что он, её любящий сын, прибежит и всё покроет. Это был даже не шантаж. Это была абсолютная, непоколебимая уверенность в его безотказности.
Он вошёл на кухню. Лера, как обычно, сидела с ноутбуком.
— Мама взяла кредит на банкет, — глухо сказал он.
Лера медленно закрыла крышку ноутбука. Посмотрела на него долгим, изучающим взглядом.
— И что ты собираешься делать? — спросила она очень тихо.
В этот момент Игорь почувствовал, что стоит на развилке. Один путь — привычный. Поехать, накричать на мать для вида, а потом вздохнуть и начать гасить её кредит, потому что «она же мать». И потерять Леру. Окончательно и бесповоротно.
Второй путь был новым и страшным. Позволить матери самой разбираться с последствиями своих решений. Пережить её обиду, гнев, обвинения. Но сохранить шанс. Шанс на то, что стена между ним и женой когда-нибудь рухнет.
Он посмотрел на Леру. На её уставшее, но такое родное лицо. И впервые за много лет он сделал выбор не из чувства вины, а из чувства любви. Любви к своей жене.
— Ничего, — сказал он. — Я ничего не собираюсь делать. Это её кредит. Её решение. И её ответственность.
Он ждал, что она не поверит, усмехнётся. Но Лера вдруг поднялась, подошла к нему и впервые за эти долгие недели коснулась его руки. Её пальцы были тёплыми.
— Ты уверен? — спросила она.
— Да, — твёрдо ответил он. — Я больше не хочу быть её спонсором. Я хочу быть твоим мужем. Если ты… если ещё не поздно.
Она ничего не ответила. Просто сжала его руку чуть крепче.
В день юбилея они никуда не пошли. Игорь отключил телефон. Они заказали пиццу и весь вечер смотрели какой-то старый фильм. Это не было похоже на праздник. Это было похоже на перемирие после долгой, изнурительной войны. Стена между ними не рухнула, но в ней появилась первая трещина.
Игорь знал, что завтра ему придётся включить телефон и столкнуться с ураганом материнского гнева. Знал, что впереди ещё много тяжёлых разговоров и трудных решений. Но сейчас, сидя рядом с Лерой в тишине их маленькой гостиной, он чувствовал, что впервые за долгое время поступил правильно. И что у его собственной, отдельной от мамы семьи, возможно, ещё есть будущее. Без банкетов в «Метрополе», но с надеждой на общую ипотеку и общую жизнь.
