-Добрый вечер
-Добрый… а вы к кому?
-Мне нужен Игорь Сергеевич Удальцов
-Это мой муж, а что вам нужно?
Девушка не успела ответить, как из комнаты раздался мужской голос:
-Мариша, кто там?
-Игорёша, это к тебе… Молодая особа, вот и скажи мне, кто это у нас тут…
-Здравствуйте, — удивленно протянул мужчина, — а вы кто, простите?
-Здравствуй, папа…
-Катя…
-А у тебя ещё дочери есть помимо меня? — спросила девушка с легкой насмешкой.
«А она та ещё штучка», — подумала Марина, — «свалилась на голову».
Катя стояла на пороге, нервно переступая с ноги на ногу, у её ног лежал большой туристический рюкзак.
«Сумку не могла найти», — поморщилась Марина, — «совсем обнищали, и одета, как бомж».
«Похоже, приехала поступать. Мне всё равно, пусть в общежитие отправляется, я тоже в своё время не сидела на месте».
-Игорь, подойди на минутку, — сказала Марина, потянув мужа за руку в кухню. — Слушай, Игорь, у нас нет лишнего места, она не может здесь жить, — прошептала она настойчиво.
-Но она моя дочь.
-И что с того? У нас своя семья, зачем нам чужая неизвестная девушка? Ты её толком не знаешь, к тому же столько лет платил алименты, и немаленькие, между прочим.
-Она моя дочь! — твердил Игорь.
Они поочередно выглядывали из кухни, бросали на Катю улыбки, краснели и снова прятались за дверью.
-Да пойми же, Оля взрослая, она не потерпит чужого человека рядом с собой, а Костя ещё мальчик, куда нам её разместить? На балкон?
-То есть ты хочешь сказать, — громко зашептал Игорь, — что твоя дочь должна жить с нами, а моя нет? Моя пусть катится куда угодно?
-Ах, вот как ты заговорил, подлец! Олечка считает тебя своим отцом, а ты… ты… — и Марина расплакалась.
-Марина, Мариша, ну ладно, чего ты, успокойся, ну…
-Убирайся, бери свою дочь и уходи… Ах, да, я совсем забыла, половина квартиры принадлежит тебе. Ладно! Тогда мы с детьми уйдём, — сказала Марина, выскочив из кухни, громко хлопнув дверью, и пробежала мимо Кати, которая всё ещё стояла в дверях.
Игорь Сергеевич вышел из кухни красный, как свекла, и, не поднимая глаз, предложил дочери проходить и располагаться.
-Да нет, спасибо.
Из комнаты доносились рыдания Марины, в коридор выглянул толстый мальчик с заплывшими глазами, почти подросток.
-Пап, а чего мама орёт?
-Иди, иди, Костик, иди, я сейчас, — засуетился отец. — Вот сестра твоя, Катюша, вот… Катя… это Костик, брат…
Брат с сестрой посмотрели друг на друга равнодушно и отвернулись.
Несмотря на то, что Катя проявила немного интереса, Костик, бросив на девушку мимолётный взгляд, даже не удосужился спросить у отца, кто эта сестра и откуда она появилась.
-Ну вот, дочь, понимаешь, кхм, — начал говорить отец.
-Ой, ну что за шум? Что опять? — вышла худосочная девушка с дулькой на голове.
-Олечка, тут понимаешь, Катя… моя дочь.
-И? — Оля закатила глаза. — Мне-то что? Что из-за этого орать надо?
-Пап, мне идти надо, вот тебе письмо, от бабули…
-Что? От…
-Да, от бабушки твоей матери, просила передать в случае чего… Вот я и…
-Когда?
-Да с месяц назад.
-И не сказали, почему не сообщили?
-Так вот только возможность появилась.
-Как это произошло… Хотя что там говорить, возраст, я даже не простился…
-С кем?
-С матерью.
-Да, когда ты ушёл от нас с мамой, ты даже не сообщил бабушке. Она тебя простила и никогда не держала зла. Ладно, пап, мне правда нужно идти, проводишь меня?
-Подожди, куда бежать?
-На поезд, там все наши уже. Мы на Алтай собрались, в том году ездили, клёво.
-А ты что, не поступать? — из комнаты выглянула заплаканная Марина с красным распухшим носом и опухшими глазами.
-Я? Поступать???
-Кто будет поступать? — вдруг оживилась Оля, поправляя дульку на голове. — Ко мне в комнату даже не думайте её селить, пусть идёт к Костику, это же его сестра.
-Так-то ты тоже моя сестра, тупица.
-Ой, закрой рот, жирный хряк.
Катя стояла и с улыбкой смотрела на перебранку своих «родственников».
-Ну ладно, мне действительно идти надо, пап, проводи…
-Но как же… Игорь, погоди, у нас действительно нет места, и квартиру снимать лишних денег тоже нет, — вновь заговорила Марина.
-Да успокойтесь вы, тётя Марина, бывшая лучшая мамина подруга, — насмешливо сказала девушка, — вы реально думаете, что я смогла бы жить в вашем змеином гнезде?
Марина стояла, открывая и закрывая рот.
-Ну да, я не такая бесхребетная, как мама моя, меня жизнь заставила другой вырасти.
Я приехала по поручению бабули, отдать папе кое-что.
Я давно учусь, живу дома.
Не понимаете, да? Я живу в квартире, которая принадлежит мне по закону, так понятнее? Бабушка с мамой приватизировали пополам, я наследница обеих, вот так.
Катя повернулась и, подхватив рюкзак, пошла к двери.
-Пап, проводи меня, хотя бы до подъезда, можно? — спросила она у Марины. — Не возбраняется? Не бойтесь, не украду, вернётся к вам…
-Так, стой, — рявкнула Марина, — я не поняла, это какую вы квартиру поделили? Это с каких ты щей наследница одна, а?
-Ну как же, — было видно, что девушке доставляет удовольствие отвечать на вопросы Марины, — квартира, в которой жила бабушка, а после того, как отец ушёл, мы с мамой тоже там жили. Бабушка нас приютила, квартира ведь была неприватизированной.
Бабушка с мамой приватизировали её, пополам. Я мамина наследница, а бабушка свою часть мне подарила.
-Что значит подарила? А как же Игорь и дети?
-Какие дети, тёть Марина? Вы Костю имеете в виду? Так у него папа и мама есть, а я сиротка, — вздохнула притворно.
-Мы будем судиться!
-Конечно, конечно.
-Игорь прямой наследник!
-Серьёзно? А вы помните, кричали, что бабушка папе никто? Она ведь и правда никто, мачеха.
Даже по документам никто.
Вот почему ты, папа, двенадцать лет не появлялся у матери?
Она пожертвовала всем, чтобы воспитать тебя. Не родила своих детей, чтобы не травмировать тебя, ухаживала за свекровью, твоей бабушкой, потом за твоим отцом, который был старше неё и, заболев, измотал её до конца.
Тянула, тянула, учила тебя, а ты…
Дело в том, что она любила тебя всю жизнь, как сына, и простила.
-Мы подадим в суд, — упрямо выкрикнула Марина. — Там есть часть Игоря и Кости. Хапуги, провинциалки, присвоили себе квартиру в Питере… Игорь, почему они живут в чужом жилье и считают его своим, а ты с семьёй вынужден снимать квартиру?
-Ага, мы такие. Я правда в Питере родилась, да, пап, и являюсь настоящей наследницей. А вот вы, тётя Марина, из той же провинции, что и мама моя, не так ли?
Немного просчитались вы в своих расчётах, не ожидали, что Татьяна Павловна не бросит ребёнка и жену своего неродного сына.
Надо было, тётя Марина, хотя бы открыточку к празднику присылать бабуле, а не отбивать сына от матери.
Так что судитесь, на здоровье. И это, займитесь здоровьем ребёнка, это я вам, как будущий врач, говорю.
Катя шагнула за порог.
Выдохнула, выйдя из подъезда, фух, высказалась.
«Как там мама с бабулей бы сказали: похабалила немного. Ну и ладно, зато легче стало».
Катя стояла и глубоко дышала, успокаиваясь, в голове шумело, но чувствовала себя девушка прекрасно.
До поезда было время, она просто не хотела находиться в этом гадюшнике, есть время посмотреть Москву, подумала девушка.
Отец догнал её на углу дома.
-Катя, прости меня, дочка.
-За что, папа? За слёзы и боль мамы? За моё замешательство? За Олины слова, что теперь ты её отец, а не мой? Она успела мне это крикнуть из машины, когда ты садился так поспешно, что даже не заметил меня.
За переживания бабушки? За что ты просишь прощения, пап?
-У нас давно не болит, ни у мамы, ни у бабушки, и даже у меня всё прошло.
-Мать… она… как? Когда?
-Что когда? Нормально она, с мамой в саду копаются, вон, вязать научилась, носки мне в поход связала.
-Подожди, дочь… Мама жива?
-Ну конечно, ты чего?
-Ммоя, — уточнил отец.
-Да твоя, твоя. Ты что, подумал, что бабушки нет, мы поделили наследство, а тебе только письмо? Да уж…
-Но ты сказала письмо… в случае чего…
-А это, так случай, типа если представится, вот представился. У нас группа в Москве сбор, я и забежала. Вот, держи.
-Что это?
-Ключи от твоей квартиры в Питере. Бабушка тебе свою завещала, я приехала с намерением посмотреть на тебя, в глаза тебе, отдать письмо и ключи.
Увидела уставшего, измученного мужчину вместо того красивого, любимого папы, чей образ столько лет держала в памяти. Я ведь боготворила тебя и даже иногда винила маму в наших проблемах. Вернусь, обязательно попрошу у неё прощения миллион раз за это.
Я не оставила там ключи, не знаю почему. Не спрашивай, может, это была детская ревность, а может, что-то ещё. Вот, держи. Делай с ними, что хочешь. Можешь отдать Марине, она точно найдёт им применение… А я так решила, что эта квартира — для Кости, для твоего сына, когда он вырастет.
Вы покажите его всё же врачу, а то как-то…
-Ладно, пап, надо идти.
-Доча…
-Ладно, я пойду, пап, реально времени нет.
Он стоял и провожал свою дочь взглядом. Какой взрослой она стала, идёт уверенно, совсем как его бабушка, её прабабушка. Такая же решительная и смелая, не умалчивает, говорит прямо. Горжусь ею.
Надо, правда, Костиным здоровьем заняться, надо к спорту его приучать.
Катя, доченька… Вон какая… Мама… Стыдно, правда стыдно…
Скачут мысли в голове, стоит задумчиво. Спрятал ключи в карман. Пока пусть побудут, как кусочек детства и счастливой жизни. Той прошлой, когда был жив папа и мама была молода…
А на остановке, скрывшись из виду, сидела и плакала маленькая девочка, в образе девушки, сильной и смелой. Девочка плакала взахлёб, пробегающие мимо люди не замечали малышку, они видели только сидящую девушку с плотно сжатыми губами и кулаками.
Плачь, плачь, милая. Жизнь такая, она разная, плачь. Образ твоего красивого, умного, доброго, весёлого папки исчез, уступив место несмелому, затюканному мужчине, не имеющему своего мнения, лет пятидесяти.
Кто же виноват? Да никто, он сам выбрал себе такую жизнь. Значит, она ему по нраву, значит, его всё устраивает. Что же, пусть, пусть.
Плачет малышка, горькими слезами, там внутри, плачет…
«Я проживу свою жизнь лучше», — думает девушка, встряхивает головой и, встав со скамейки, стремительным шагом идёт туда, в своё будущее.
Игорь пришёл домой и увидел постаревшую, вечно недовольную Марину, хмурую и раздражённую Олю, и располневшего Костика. Он подумал: «Это же я сам выбрал такую жизнь…
Сам захотел, сам бежал с такой классной и весёлой Маришей в новую жизнь…
На кого мне теперь жаловаться? Я выковал своё счастье, вот так корявенько, неправильно, но сам, жалею ли? Пусть останется со мной, никто не узнает.
До этого момента не жалел…
Она сказала, что простили…
Хорошо…»
