— Вика, доченька, это мама. Ты не занята? — голос в трубке был вкрадчивым, медовым, и от этой сладости у Виктории неприятно заныло под ложечкой. Она знала этот тон. Он всегда предшествовал просьбам, от которых потом хотелось запереть дверь на все замки и сменить номер телефона.
— Привет, мам. Говори, я слушаю, — ответила она, прижимая телефон плечом к уху и продолжая помешивать соус в небольшой кастрюльке. Вечерний свет лениво просачивался сквозь жалюзи на их небольшой, но уютной кухне. За окном начинали зажигаться первые огни панельных многоэтажек.
— Мы тут с отцом подумали… Понимаешь, здоровье уже не то. Спина у него опять прихватила, да и я что-то совсем расклеилась. Врачи советуют в санаторий съездить, подлечиться. Воздухом подышать, процедуры поделать. Нашли один неплохой, в Подмосковье. Отзывы хорошие, и ехать недалеко.
Вика молчала, чувствуя, как напряжение сковывает мышцы шеи. Она уже поняла, к чему идет разговор. Соус начал едва заметно пригорать ко дну.
— Это хорошо, — осторожно произнесла она. — Отдых вам действительно не помешает.
— Вот и я о том же! — обрадовалась мать, Анна Петровна. — Только вот, доченька, есть одна загвоздка. Путевки… они дорогие сейчас, ты же знаешь. А у нас с отцом пенсия сама понимаешь какая. Вот мы и подумали, может, ты нам поможешь? Хотя бы с половиной суммы. Для нас это было бы такое подспорье!
Виктория выключила плиту и отставила кастрюльку. Она прикрыла глаза, пытаясь сосчитать до десяти. Это был уже третий подобный разговор за последние полгода. Сначала им срочно понадобился новый холодильник, потому что старый «как-то не так морозит». Потом — деньги на полное обследование отца в платной клинике, хотя участковый терапевт ничего критичного не находил. Каждый раз Вика, скрепя сердце, давала. Они с мужем, Андреем, не шиковали. Обычная семья, ипотека на двухкомнатную квартиру, стандартные расходы. Каждая такая «помощь» родителям пробивала в их бюджете ощутимую брешь.
— Мам, — медленно начала Вика, подбирая слова. — Мы только в прошлом месяце вам на клинику давали. У нас сейчас тоже не самая простая ситуация.
— Ну что ты такое говоришь, доченька! — в голосе матери зазвенели обиженные нотки. — Разве можно здоровье с деньгами сравнивать? Мы же не на роскошь просим. Отцу совсем плохо, он по ночам стонет. А ты… «ситуация». У всех сейчас ситуация. Но семья на то и семья, чтобы помогать друг другу.
«Семья», — мысленно повторила Вика. Это слово в устах матери всегда означало одно: Вика должна. Почему-то оно никогда не распространялось на ее младшую сестру, Марину.
— Мам, а почему вы Марине не позвоните? — спросила она так спокойно, как только могла. — У нее, может быть, ситуация попроще.
В трубке повисла оглушительная тишина. Вика почти физически ощущала, как на том конце провода меняется выражение лица матери. Медовая сладость сменилась ледяным холодом.
— При чем здесь Марина? — отчеканила Анна Петровна. — У Маринки своя жизнь, свой дом. Они только-только ремонт закончили, там каждая копейка на счету. Ты же знаешь, как это, когда в новый дом въезжаешь.
Сердце Вики ухнуло вниз. Вот оно. Тот самый «дом», который стал водоразделом в их семье. Год назад родители продали старую дачу, единственное ценное имущество, что у них было. Вика с детства любила этот маленький домик с заросшим садом, у нее с ним было связано столько теплых воспоминаний. Она надеялась, что родители, может, поделят деньги между дочерьми или хотя бы положат на счет, на свою старость. Но они поступили иначе. Все до копейки они отдали Марине и ее мужу на первый взнос за собственный дом в пригороде. «Мариночке нужнее, — объясняла тогда Анна Петровна, избегая смотреть Вике в глаза. — У них скоро, может, дети пойдут. Где им в съемной однушке ютиться? А у тебя своя квартира, муж хороший, работа стабильная. Ты у нас на ногах крепко стоишь».
Тогда Вика промолчала. Она проглотила обиду, решив, что это их родительское право. Но с тех пор любая просьба о деньгах воспринималась ею как изощренное издевательство.
— Знаю, мам. Прекрасно знаю, — голос Вики стал жестким. — Я тоже знаю, что такое ипотека, которую мы платим и будем платить еще пятнадцать лет. За квартиру, на которую нам никто ни копейки не дал. В отличие от дома, который вы Марине, по сути, подарили.
— Это не подарок, а помощь! — возмутилась мать. — И вообще, как ты можешь так считать? Мы же вас обеих любим одинаково!
— Если бы вы любили нас одинаково, вы бы сейчас позвонили ей и попросили денег на санаторий. Или разделили бы свою просьбу на двоих. Но вы почему-то звоните только мне.
— Потому что ты старшая! Ты всегда была более ответственной! С Маринки что взять, она ветер в голове…
— Хватит, мам, — оборвала ее Вика. У нее больше не было сил на этот разговор. — Денег у нас нет. Обсуждать мне больше нечего.
Она нажала на кнопку отбоя, не дожидаясь ответа. Руки мелко дрожали. Она подошла к окну и уперлась лбом в холодное стекло. Зачем она опять ввязалась в этот спор? Нужно было просто сказать «нет» и положить трубку. Но каждый раз внутри все вскипало от несправедливости.
В прихожей щелкнул замок — пришел Андрей. Он вошел на кухню, сбросил на стул сумку и сразу заметил напряженную позу жены.
— Опять звонили? — спросил он, подходя сзади и мягко обнимая ее за плечи.
Вика молча кивнула.
— Что на этот раз?
— Санаторий. Хотят, чтобы мы оплатили.
Андрей вздохнул. Он был спокойным, рассудительным человеком, и его всегда поражала эта слепая родительская предвзятость. Он видел, как Вика переживает, как ее это изводит.
— И что ты сказала?
— Сказала, что денег нет. И спросила, почему они не просят у Марины.
— Правильно сделала, — твердо сказал Андрей. Он развернул ее к себе и заглянул в глаза. — Вик, послушай. Мы не можем вечно быть для них банкоматом. У нас своя семья, свои планы. Мы хотели летом на море съездить, помнишь? Впервые за три года. Если мы сейчас отдадим им эти деньги, ни о каком море и речи быть не может.
— Я знаю, — прошептала она. — Но мне так… обидно. Будто я для них просто функция. Сломался холодильник — позвони Вике. Нужны деньги — позвони Вике. А любят они Марину. Ей — дом, а мне — счета.
— Это их выбор, и он их не красит, — сказал Андрей, поглаживая ее по волосам. — Но ты не обязана подыгрывать. Ты имеешь полное право сказать «нет». И не чувствовать себя виноватой.
Вечером, как Вика и ожидала, позвонил отец. Сергей Иванович всегда выступал в роли «тяжелой артиллерии», когда материнский напор не срабатывал. Его тактика была другой: он не требовал, а давил на жалость.
— Викусь, привет, — начал он своим тихим, усталым голосом. — Мать что-то совсем расстроенная после вашего разговора. Давление подскочило. Не надо было тебе так резко с ней.
— Пап, а как мне надо было? Сказать «конечно, папочка, сколько нужно, сейчас все привезу»? — в голосе Вики снова появился металл.
— Ну зачем ты так… Мы же не чужие люди. Я и правда себя неважно чувствую. Всю ночь спину ломило. Мать за меня беспокоится.
— Если ты себя неважно чувствуешь, сходи к врачу в поликлинику. Тебе выпишут направления, сделают процедуры. Бесплатно. А санаторий — это уже курорт, а не первая необходимость.
— Там врачи лучше… — неопределенно пробормотал отец.
— Пап, давай честно. У вас нет денег, потому что вы все отдали Марине. Это было ваше решение. Значит, теперь по всем финансовым вопросам вам логичнее обращаться к ней. Ей вы подарили актив стоимостью в несколько миллионов. А я плачу ипотеку. У меня нет свободных ста тысяч на ваши поездки.
Отец долго молчал. Вика слышала его тяжелое дыхание.
— Ясно, — наконец произнес он. — Не ожидал я от тебя такого, дочь. Не ожидал.
И повесил трубку.
Вика отложила телефон и горько усмехнулась. Не ожидал. А чего он ожидал? Что она всю жизнь будет молча тянуть эту лямку, наблюдая, как ее сестру осыпают благами, а к ней приходят только с протянутой рукой?
Следующие несколько дней прошли в гнетущей тишине. Родители не звонили. Вика чувствовала смесь облегчения и вины. Может, она и правда была слишком резка? Но потом она вспоминала лицо Андрея, его уставшие после работы глаза, и понимала, что не может жертвовать их семьей, их скромными радостями и планами ради прихотей родителей, которые сами создали эту ситуацию.
В субботу утром позвонила Марина. Ее голос, как всегда, звенел беззаботным восторгом.
— Викуль, привет! Ты не представляешь, какую мы люстру в гостиную купили! Итальянскую! Дорогущая, конечно, но она такая… такая… просто ах! Я тебе фотку скину. Слушай, а у меня к тебе деловое предложение.
Вика напряглась.
— Какое?
— Мы тут на следующие выходные хотим шашлыки у нас устроить. Ну, вроде как новоселье для своих. Родители будут, мы с Колей. Приезжайте с Андреем! Посмотришь на наш дом, на люстру мою.
Приглашение прозвучало как насмешка. Посмотреть на дом, купленный на деньги, которые могли бы быть и ее наследством.
— Не знаю, Марин, — уклончиво ответила Вика. — У нас вроде планы были.
— Да ладно тебе, какие планы могут быть важнее новоселья сестры? — искренне удивилась Марина. — Мама сказала, что вы что-то поругались. Она так переживает. Приезжайте, заодно и помиритесь. Ну что вам стоит?
«Что нам стоит», — мысленно повторила Вика. Этой фразой можно было описать все отношение ее семьи к ней.
— Хорошо, мы подумаем, — сказала она, чтобы закончить разговор.
Вечером она рассказала обо всем Андрею.
— Поедем? — спросила она без особой надежды.
Андрей посмотрел на нее внимательно.
— Если ты этого хочешь. Но, по-моему, это будет вечер лицемерия. Они сделают вид, что ничего не произошло, а ты будешь сидеть и чувствовать себя виноватой. Оно тебе надо?
— Не надо, — призналась Вика. — Но если мы не поедем, они скажут, что я окончательно от них отвернулась.
— А разве это не так? — мягко спросил он. — Вик, они сами провели черту. Не ты.
Тем не менее, после долгих уговоров Марины и очередного звонка отца, который сказал, что «мать очень ждет, может, вы и правда помиритесь», Вика сдалась. Ей хотелось верить, что, может быть, увидев их вместе, родители что-то поймут.
Дом Марины и ее мужа Коли находился в новом коттеджном поселке. Красивый, двухэтажный, с аккуратным газоном перед входом. Вика смотрела на него, и сердце сжималось от сложной смеси зависти, обиды и горечи. Вот она, ее несбывшаяся мечта о даче, воплощенная в кирпиче и сайдинге.
Встретили их с преувеличенной радостью. Марина тут же потащила Вику на экскурсию, щебеча о том, как они выбирали плитку в ванную и какой удобный у них кухонный гарнитур. Анна Петровна хлопотала у стола на террасе, делая вид, что все в порядке, но ее спина была напряжена, как струна. Отец молча занимался мангалом, не поднимая глаз.
Андрей держался рядом с Викой, его присутствие было молчаливой поддержкой. Он вежливо кивал на восторги Марины, но его взгляд был холодным и оценивающим.
Сели за стол. Первые полчаса разговор крутился вокруг дома, ремонта и планов Марины на ландшафтный дизайн. Вика молчала, ковыряя вилкой салат. Она чувствовала себя чужой на этом празднике жизни.
А потом Анна Петровна, видимо, решив, что обстановка достаточно разрядилась, перешла в наступление.
— Ох, как хорошо у вас тут, детки, — сказала она, обводя взглядом участок. — Воздух свежий. Вот нам бы с отцом сейчас такой воздух… Да, Сергей?
Отец неопределенно хмыкнул. Марина тут же подхватила:
— Мам, так приезжайте к нам почаще! Можете хоть на все лето остаться, места хватит.
— Да что мы вам мешать будем, у вас своя жизнь, — вздохнула Анна Петровна, метнув быстрый взгляд на Вику. — Нам бы в санаторий… Там и врачи, и процедуры. Только вот… — она сделала трагическую паузу, — не все дети понимают, как это важно для стариков.
Вика почувствовала, как кровь приливает к лицу. Это было так подло. Устроить этот спектакль, заманить ее сюда, чтобы при всех выставить черствой и неблагодарной дочерью. Андрей сжал ее руку под столом.
— Мама, мы вроде уже все обсудили по телефону, — тихо, но отчетливо сказала Вика.
— Обсудили? — Анна Петровна подняла брови. — Это ты называешь «обсудили»? Ты накричала на мать и бросила трубку! А отец до сих пор от твоего «обсуждения» в себя прийти не может!
— Я не кричала, — голос Вики начал дрожать. — Я просто задала логичный вопрос.
— Какой еще логичный вопрос? — вмешалась Марина. — Вик, ну что с тобой такое? Родителям нужна помощь, а ты начинаешь какие-то счеты сводить. Это же наши мама и папа!
Это стало последней каплей. Вика встала. Все взгляды устремились на нее.
— Ваши? — переспросила она, глядя в упор на сестру. — Когда вам нужен был дом за несколько миллионов, они были «ваши». Когда продавали дачу, где было и мое детство, они тоже были «ваши». И решение отдать все деньги тебе, а не разделить, тоже было «ваше» совместное. А как только у «ваших» родителей закончились деньги и начались потребности, они почему-то резко стали «наши»? Так не бывает, Марина.
— Вика, прекрати! — воскликнул отец, впервые подав голос.
Но Вику уже было не остановить. Она повернулась к родителям.
— Вы хотели поговорить? Давайте поговорим. Сестре вы дом подарили. Целый дом! А я должна теперь оплачивать все ваши хотелки и потребности? Санатории, обследования, новые холодильники? Почему? Потому что я старшая и «ответственная»? Потому что я, в отличие от Марины, не умею хлопать глазами и говорить, как мне тяжело? Так вот, нет. Я больше ничего вам не должна. У вас есть дочь, которой вы обеспечили прекрасное будущее без ипотек и долгов. У нее и просите.
Она развернулась, глядя на ошеломленную Марину.
— Люстру себе купила итальянскую? Вот продай ее и оплати родителям путевку.
Наступила мертвая тишина. Марина смотрела на нее с открытым ртом, в ее глазах стояли слезы обиды и непонимания. Лицо Анны Петровны исказилось. Отец выглядел так, будто его ударили.
— Пойдем, — сказала Вика Андрею.
Андрей молча встал и пошел за ней. Уже у калитки им в спину донесся крик матери:
— Неблагодарная! Я тебя растила, ночей не спала, а ты… Вон из нашего дома! И чтобы ноги твоей здесь больше не было!
«Из вашего дома?» — горько подумала Вика, садясь в машину. — «Это дом Марины. У вас, собственно, больше ничего и нет».
Всю дорогу домой они молчали. Вика смотрела на проносящиеся мимо огни, и слезы беззвучно катились по ее щекам. Это были не слезы жалости к себе. Это были слезы прощания. Она понимала, что только что сожгла последний мост. Тот хрупкий мостик из условностей, семейных ритуалов и лживых фраз «мы же вас одинаково любим», который еще связывал ее с той семьей.
Дома Андрей заварил ей чай с мятой и сел рядом на диване.
— Ты все правильно сказала, — тихо произнес он. — Жестко, но правильно. Они должны были это услышать.
— Они не услышали, — прошептала Вика. — Они услышали только то, что я плохая дочь. А Марина — хорошая. Как всегда.
— Это их проблема. Не твоя.
Прошла неделя. Две. Никто не звонил. Вика с удивлением обнаружила, что воздух в ее жизни стал чище. Больше не нужно было ждать звонка с очередной просьбой, не нужно было внутренне готовиться к обороне, не нужно было выслушивать манипуляции и вздохи. Образовавшуюся пустоту она заполняла своей жизнью: работой, общением с мужем, планами на будущее. Они и правда решили, что летом поедут на море. Впервые за долгое время Вика почувствовала, что имеет на это право.
Через месяц позвонила Марина. Голос у нее был заплаканный и злой.
— Ну что, довольна? — с порога накинулась она на Вику. — Добилась своего?
— О чем ты, Марин?
— Родители теперь ко мне переехали! Отец сказал, что больше не может на пятый этаж без лифта подниматься, ему тяжело. А на самом деле они просто решили, что раз я такая богатая, то должна их содержать! Они теперь живут у меня! Мама пытается командовать на моей кухне, а папа целыми днями смотрит телевизор и вздыхает! Ты этого хотела?
Вика молчала, слушая тираду сестры. Она не чувствовала злорадства. Только холодную, отстраненную усталость. Бумеранг, запущенный родителями год назад, описал круг и вернулся. Только ударил он не по ним, а по их любимице.
— Я ничего не хотела, Марин, — спокойно ответила Вика. — Я просто хотела, чтобы ко мне относились справедливо. Вы все вместе приняли решение, которое привело к этой ситуации. Теперь вам всем вместе и разбираться с последствиями.
Она положила трубку. Подошла к окну. За ним шумел обычный городской вечер. Где-то там, в красивом доме с итальянской люстрой, разворачивалась своя собственная драма. Драма, к которой она, Виктория, больше не имела никакого отношения. И впервые за многие годы она почувствовала не обиду и не боль, а странное, горькое, но все-таки освобождение.
