— Пятьдесят тысяч, Дин, — голос Лены, сестры мужа, звенел настырным комариным писком в идеально убранной гостиной. — Мне очень надо. Это же не миллион.
Дина медленно оторвала взгляд от экрана ноутбука. Вечер пятницы, она только что закончила сводить квартальный отчет, от которого зависела ее премия, и единственным желанием было рухнуть в тишину. Но тишины в ее собственном доме не было уже второй месяц.
— Лена, мы это обсуждали, — ровно ответила Дина, намеренно не повышая голоса. Она знала, что любая эмоция будет использована против нее. — У нас с Славой сейчас другие траты. К тому же, ты получила зарплату на прошлой неделе.
Лена картинно закатила глаза. Ее тонкие, выщипанные в ниточку брови взлетели к корням осветленных волос. В свои двадцать четыре она все еще вела себя как подросток, которому все должны.
— Ой, ну что там той зарплаты! Копейки! А мне на курсы по SMM надо, сейчас без этого никуда. Ты же не хочешь, чтобы я всю жизнь в этом офисе просидела за три копейки?
Слава, вошедший в комнату с чашкой чая, тут же напрягся. Он всегда был буфером, амортизатором между своей семьей и женой. Широкоплечий, с мягкими чертами лица и вечно виноватым взглядом карих глаз, он напоминал большого плюшевого медведя, которого забыли набить до конца.
— Ленусь, ну мы же говорили, — начал он примирительно, ставя чашку на стол. — Попозже, может?
— Попозже? — взвилась Лена. — Вечно у вас попозже! У Дины вон всегда деньги есть, на квартиру сама заработала, на машину. А родной сестре мужа помочь не может!
Дина почувствовала, как внутри закипает глухое раздражение. «На квартиру сама заработала». Эту фразу она слышала постоянно, и подавалась она не как комплимент, а как упрек. Словно ее личное достижение было общей семейной копилкой, из которой каждый мог зачерпнуть по надобности.
— Лена, я работала с восемнадцати лет, пока ты по клубам бегала, — холодно отчеканила Дина. — И эту квартиру я купила в ипотеку, которую буду выплачивать еще девять лет. Так что давай без этих упреков.
Из коридора послышалось шарканье тапочек, и в гостиную вплыла Светлана Аркадьевна, мать Славы и Лены. Высокая, костлявая женщина с лицом вечной страдалицы и поджатыми губами. Она держала в руке тонометр, словно скипетр.
— Опять вы ссоритесь? — ее голос был тихим, полным вселенской усталости. — У меня давление подскочило, я все слышу. Девочки, ну что же вы как неродные? Диночка, ну Леночка же для дела просит, для развития.
Она присела на край дивана, картинно приложив руку к сердцу. Это был ее коронный прием. Любой отказ, любое проявление твердости со стороны Дины немедленно конвертировалось в скачок давления и сердечные боли у свекрови.
— Мам, все нормально, — пробормотал Слава, бросая на Дину умоляющий взгляд. «Пожалуйста, уступи, ты же видишь».
Дина видела. Она видела это уже два месяца. Два месяца назад в их доме на окраине города якобы прорвало какую-то важную трубу. Капитальный ремонт, замена всех коммуникаций — процесс на полгода, не меньше. Жильцов попросили на время съехать. И Светлана Аркадьевна с Леной, разумеется, переехали к сыну и невестке. В просторную двухкомнатную квартиру Дины, которую она выбирала и обустраивала с такой любовью.
Сначала Дина отнеслась с пониманием. Ну, с кем не бывает. Семья же. Она даже освободила для них большую комнату, переехав с Славой в спальню поменьше. Но «временное» пребывание быстро превратилось в оккупацию.
Светлана Аркадьевна не хозяйничала в открытую, нет. Она действовала тоньше. Она вздыхала над Диниными полуфабрикатами в морозилке («Конечно, вы молодые, занятые, вам не до готовки. Вот в наше время…»). Она переставляла баночки в ванной по своему усмотрению, потому что ей «так удобнее». Она комментировала каждую покупку Дины: «Ой, еще одно платье? А старые куда? А вот Леночке курточку бы надо обновить…»
Лена же вела себя как на курорте. Она разбрасывала вещи, оставляла на кухне горы грязной посуды, часами занимала ванную и громко разговаривала по телефону до глубокой ночи. Все попытки Дины установить хоть какие-то правила наталкивались на стену пассивной агрессии свекрови и откровенного хамства золовки.
И Слава… Слава был между двух огней, и его тактика была простой — угодить всем, а значит, в конечном итоге, не угодить никому. Особенно Дине.
— Дин, ну правда, — он подошел и сел рядом, положив свою тяжелую руку ей на плечо. — Ну давай дадим ей эти деньги. Пятьдесят тысяч. Для нас же не критично. Зато мир в семье будет.
«Мир в семье», — мысленно передразнила Дина. Этот «мир» стоил ей нервов, личного пространства и денег. Ее дом перестал быть ее крепостью. Он превратился в поле боя, где она оборонялась от трех противников, потому что муж давно перешел на их сторону.
— Нет, Слава, — она сняла его руку. — Мы не будем давать ей эти деньги. У Лены есть работа. Если ей нужны курсы, она может взять на них кредит. Или накопить.
— Кредит? — ахнула Светлана Аркадьевна. — Загнать ребенка в кабалу? Дина, как тебе такое в голову приходит?
Лена фыркнула и демонстративно ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью. Спектакль окончен. Антракт.
Вечером, когда они остались в спальне одни, Слава снова завел этот разговор.
— Ну зачем ты так? Они же наши родные. Мама обиделась, у нее опять сердце прихватило. Лена весь вечер плачет.
— А обо мне ты подумал? — Дина сидела на кровати, обхватив колени руками. — О том, что я прихожу с работы и не чувствую себя дома? Что по моей квартире ходят, как по проходному двору, берут мои вещи, лезут в мою жизнь? Твоя мама сегодня выкинула мой любимый чай, потому что он, цитирую, «пахнет химией». А Лена вчера взяла мой новый парфюм, который я себе на день рождения подарила, и вылила на себя чуть ли не полфлакона. Это нормально?
— Ну это же мелочи, Дин, — устало отмахнулся Слава. — Ну чай, ну духи… Не будь такой… мелочной. Главное — это отношения.
Это слово — «мелочная» — ударило ее как пощечина. Значит, ее чувства, ее границы, ее право на личное пространство — это все мелочи. А вот капризы его сестры и манипуляции матери — это «отношения», которые нужно беречь.
— Знаешь, Слава, — тихо сказала она, глядя в стену. — Мне кажется, ты не понимаешь. Это не мелочи. Это моя жизнь. И она мне не нравится.
Он вздохнул, лег на спину и отвернулся к стене. Разговор был окончен. Как и всегда.
Шли недели. Напряжение нарастало. Дина все чаще задерживалась на работе, придумывая неотложные дела, лишь бы прийти домой попозже. Она стала замечать странные вещи. Светлана Аркадьевна начала вести с кем-то долгие, тихие разговоры по телефону, запираясь в комнате. Лена, несмотря на отказ в деньгах, ходила подозрительно довольная и постоянно переписывалась с кем-то в мессенджере.
Развязка наступила неожиданно. В один из будних дней Дине пришлось вернуться с работы раньше — отменили важную встречу. Она вошла в квартиру тихо, своими ключами. Из большой комнаты доносились оживленные голоса свекрови и золовки. Дина замерла в коридоре, невольно прислушиваясь.
— …главное, чтобы Дина ничего не узнала, — говорила Светлана Аркадьевна. — А то скандал поднимет. Славик-то мой мягкотелый, ее слушает.
— Да что она сделает? — бойко отвечала Лена. — Квартира, конечно, ее, но Славик тут прописан. Не выгонит же она мужа. А мы с ним. Так что посидит и успокоится. Главное, задаток мы уже внесли, обратной дороги нет. Через месяц ключи от нашей новой студии получим! Представляешь, мам, своя квартира в новостройке! Маленькая, но своя! И все благодаря тому, что мы вовремя нашу развалюху спихнули.
— И не говори, дочка. Спасибо риелтору, надоумил. Сказал, что скоро цены упадут. А так — и деньги получили, и у Славика поживем полгодика, пока там ремонт сделаем. Экономия какая! Не на съеме же нам трястись.
Дина стояла в коридоре, и воздух словно выкачали из ее легких. Значит, никакого прорыва трубы не было. Никакого капитального ремонта. Они просто продали свою квартиру, чтобы купить новую для Лены. А ее, Дину, использовали как бесплатную гостиницу. И муж… муж, скорее всего, все знал. Или, что еще хуже, догадывался, но предпочитал не знать.
Она не стала врываться с криками. Холодная, звенящая ярость наполнила ее изнутри, придавая сил и ясности ума. Она молча развернулась, вышла из квартиры и пошла в ближайший сквер. Она сидела на скамейке, глядя на суетящихся голубей, и в ее голове складывался четкий план. Унижаться, доказывать, взывать к совести она больше не будет. Хватит.
Вечером, когда все были в сборе, Дина вошла в гостиную. Она была спокойна. Пугающе спокойна. Слава, Лена и Светлана Аркадьевна смотрели какой-то сериал.
— Слава, можно тебя на минуту? — попросила она.
Он неохотно встал и пошел за ней на кухню.
— Что-то случилось? — спросил он, видя ее бледное лицо.
— Я сегодня пришла домой пораньше, — так же ровно начала Дина. — И случайно услышала разговор твоей мамы и сестры. Про проданную квартиру. Про студию для Лены. Про то, что вы решили пожить у меня полгода, чтобы сэкономить на ремонте.
Слава побледнел. Он открыл рот, потом закрыл. Виноватый взгляд забегал по сторонам.
— Дин, я… я хотел тебе сказать, — пролепетал он. — Просто момента не было подходящего. Они меня попросили… Мама так просила, говорила, что это единственный шанс для Лены…
— Шанс за мой счет? — в голосе Дины появились стальные нотки. — За счет моего комфорта, моих нервов, моего дома? Ты все знал, Слава. Ты смотрел мне в глаза и врал. Ты позволял им вытирать об меня ноги в моем же доме.
— Я не врал! Я просто… не договаривал! Я не хотел конфликта! Я хотел как лучше!
— Как лучше для кого? Для них? А обо мне ты подумал? О нас?
— Ну что такого страшного случилось? — он начал закипать, переходя от вины к самозащите. — Ну пожили бы они у нас еще пару месяцев! Тебе что, жалко? Родным людям!
И в этот момент Дина поняла, что все кончено. Он не раскаивался. Он даже не понимал глубины своего предательства. Для него она, его жена, так и не стала ближе, чем его мама и сестра. Она была просто удобным приложением к его жизни. С квартирой.
Она молча смотрела на него секунду, две. А потом развернулась и вышла в гостиную, где на диване сидели затихшие в ожидании Лена и Светлана Аркадьевна.
— Я все знаю, — сказала Дина громко и четко. — Про вашу проданную квартиру и про ваш гениальный план.
Лицо Светланы Аркадьевны исказилось. Лена вызывающе вскинула подбородок.
— И что? — бросила она.
Дина посмотрела на нее, потом на свекровь, потом на вошедшего в комнату и застывшего в дверях Славу. Внутри нее что-то оборвалось. Та тонкая нить терпения и надежды, за которую она так долго цеплялась.
— А то, — сказала Дина, и ее голос не дрогнул. — Что ваше временное пребывание окончено. Прямо сейчас. Собрали свои вещи, ключи оставили и на выход из моей квартиры.
Наступила оглушительная тишина.
— Ты… ты что себе позволяешь? — первой опомнилась Светлана Аркадьевна, хватаясь за сердце. — Ты нас на улицу выгоняешь? Зимой? Славочка, ты слышишь?
Слава шагнул вперед.
— Дина, прекрати. Ты не в себе. Успокойся, давай поговорим.
— Я абсолютно в себе, Слава. Впервые за долгое время. И говорить нам больше не о чем. Если твоя семья не уйдет через час, я вызову полицию.
— Ты не имеешь права! — взвизгнула Лена. — Мой брат тут прописан!
— Твой брат может остаться, — спокойно ответила Дина, глядя прямо на мужа. — Но без своей семьи. Выбирай, Слава. Прямо сейчас. Или они. Или я.
Слава смотрел то на рыдающую мать, то на разъяренную сестру, то на свою жену с ледяным лицом. Он метался. Он хотел, чтобы все как-то само рассосалось. Но выбора не было.
— Ты не можешь так с мамой… — прошептал он. — Она же… больная.
Это был его ответ. Дина кивнула, словно только этого и ждала.
— Хорошо. Тогда собирайте вещи все вместе. У вас час.
Она ушла в спальню и закрыла за собой дверь. Она слышала крики, причитания, обвинения. Слышала, как Слава пытался их успокоить, а потом начал сам кричать на нее через дверь, называя бессердечной и эгоисткой. Она не отвечала. Она сидела на кровати и смотрела в одну точку.
Через час все стихло. Хлопнула входная дверь. Дина подождала еще минут десять, а потом вышла. Квартира была пуста. На столике в прихожей лежали две связки ключей. Ее и Славины.
Она медленно прошла по комнатам. В большой комнате остался беспорядок, скомканное постельное белье. На кухне — недопитый чай. В воздухе еще висел тяжелый запах чужого присутствия. Но это был уже ее дом. Только ее.
Дина подошла к окну и посмотрела вниз. Во дворе стояло такси, в которое грузили сумки. Вот Слава помогает своей матери сесть в машину. Вот Лена что-то злобно ему выговаривает. Потом Слава сел на переднее сиденье. Машина тронулась и скрылась за углом.
Она стояла у окна еще очень долго. На улице стемнело, зажглись фонари. В квартире было тихо. Абсолютно тихо. В этой тишине не было радости или облегчения. Была только гулкая, всепоглощающая пустота и холодное осознание того, что ее брака больше нет. Она отстояла свою крепость, но осталась в ней совсем одна.
