— У тебя, Степаныч, огурцов много, так я их у тебя тырить буду! Да, и как морковь выкопаешь — мешок мне отнесешь! — предложил «умный» сосед. — Ведь у тебя еды много, а я — голодаю!
— Привет, Степаныч, опять на рынок? Давай подвезу, — увидел я Михаила Степаныча, знакомого по поселку, стоявшего на выезде и ждавшего пригородного автобуса.
— А, Димочка, привет, ну если не сложно мои баулы в багажник сгрузить, не откажусь, в автобусе ведь стоя придется ехать, никто же сейчас не уступит из молодежи дедулькам! А у тебя с комфортом, да и раньше своих «конкурентов» доберусь.
Михаил Степаныч был уже давно на пенсии, ему было лет под восемьдесят, а огород с теплицей не бросали с супругой Марьей Ильиничной — на себя сажали, детей продуктами с огорода снабжали, а еще и излишки на рынке продавали по субботам.
Всё у Степаныча, невзирая на его почтенный возраст, было в порядке в домовладении, всё по делу. Еще снег не сошел а его супруга уже рассаду на подоконнике выращивает.
Нет, этих всех новомодных фито-ламп они не признают, но каждый год у них просто отличная рассада, любой огородник позавидует.
Стоит потеплеть, как Марья Ильинична уже в тепличке, Степаныч в этом году сообразил капельный полив, да авто-проветривание, чтобы вручную каждое утро не ходить открывать, а вечером закрывать теплицу.
— Старые уж становимся, лейку поносишь, потом спина отваливается, а это — до чего техника дошла, всё автоматизировано. Один раз шланг проложил, какую-то электронную байду поставил с таймером, бочку, само-собой, и всё работает как часы, а рассада нам спасибо говорит! — рассказывал о своих огородных делах Степаныч.
— А с другой стороны, двигаться не будешь, совсем закостенеешь, так что ходим с Ильиничной туда сюда. Только вот я удивляюсь вам молодым, вы совсем что-ли не двигаетесь? — вопросительно посмотрел на меня Степаныч.
— Мы — это кто? У нас тоже дел по участку — за выходные не сделаешь. Один газон покосить — час времени надо, жена тоже постоянно в огороде водится! Так про кого ты, Михаил Степаныч, рассказать мне хочешь? — интересовался я.
— Да соседи у меня тут появились — твои ровесники. Ну мужику (от автора — его звали Николай) — на вид лет 35, хотя, наверное, даже моложе, просто вид у него потрепанный, да и такое ощущение, что он недавно из этих освободился, ну из тех мест — не столь отдаленных, — подмигнул мне Степаныч.
-Ну, бывает…, — лишь ответил я.
— Ну да, я тоже не то чтобы предвзято отношусь, но с осторожностью, так сказать. Ну, в общем, жена у Коли — красавица, ну, может помоложе его лет на 5-8. Тоже может ошибаюсь, может ровесница, но уж больно моложе его выглядит, — продолжал Степаныч.
— Ну так вот, дочка у них лет 5 ей, всё бегает по улице играет. Дочку жалко, конечно, я ее подкармливаю — то огурчиков ей в сезон помою вынесу, то помидорчиков передам, то ягоды в стаканчик наложу, чтобы полакомилась.
Они же ведь ничего не сажают, дом купили, а весь участок — заброшен, как в городе живут, хотя там и огород от предыдущих хозяев имеется и теплица, да они и сарай им оставили со всем инвентарем — работай, не хочу! — возмущался Степаныч.
— Ну, Степаныч, не все как ты — трудоголик. Сейчас и в магазинах всё продается, может людям проще и выгоднее заработать, а потом всё в магазине купить? — обвинил я в предвзятости своего пенсионера-приятеля.
— Нет, брат, мой глаз не обманешь: бедновато они живут, очень бедновато. Я же вижу как Викуля (от автора — та самая пятилетняя девочка) с жадностью мои огурцы с помидорками кушает, даже до дома не доносит, видно ей, что в диковинку, а витаминов не хватает, — покачал головой Степаныч.
— А зеленый лук как уплетает, ты бы видел… Мы первый раз дали, мол, иди родителям отнеси, чтобы на стол. А она до дома ничего не доносит, сразу уминает. Ну я сейчас всё мою, и подкармливаю: бутерброд с колбаской или сосисок вынесу. Так она всё за милую душу уплетает.
Сядет ко мне на крыльцо и сидит, ждет, может еще чего вынесу. Недавно картошкой печеной ее подчивал с шашлычком. А домой заходить ей родители не разрешают, этот Николай ее, видать, гоняет, что та ко мне захаживает! — рассказывал Степаныч.
— Да может придумываешь? Ребенок на улице набегается, а домой заходить пообедать боязно — глядишь родители дома запрут? Мы так раньше детьми тоже набегаемся, а потом к соседу всегда картошку печеную есть ходили, как твоя соседка к тебе! — вспомнил я своё детство.
— Это другое, Дима, это другое… Я тоже не первый десяток живу, уж жизнь тоже повидал… Так вот — этот сосед, видно, куда на вахту ездит — месяца на два, потом на заработанные деньги живут, выпивают, знамо дело… А как деньги кончаются, — опять на вахту. Жена дома сидит, я ее за всё время раз пять может видал! — продолжал рассказывать мне Степаныч.
— Слушай, Михаил Степаныч, при всём уважении, ты прям так пристально за соседями следишь. А тебе, по факту, какое дело? Ну живут люди и живут, как хотят, чего к ним лезть? — не понимал я старика.
— Так в том-то и дело, что обижаться стал на меня Николай, уж три повода для обиды было, вот и хочу с тобой этими историями поделиться, а ты уж сам думай — лезть мне к ним с наблюдениями или нет, — усмехнулся Степаныч.
— Ну, валяй, — говорю, — всё равно радио не ловит, а ехать еще долго.
— Так вот, Дима, выхожу я как-то летом рано утром из дома и в огород решил сходить, как раз эта «хитрая» система проветривания у меня не ладила, решил проверить. И там я встречаю Николая, который, что-то насвистывая себе под нос, уже насвистел с полведра моих огурчиков.
Причем, чертёнок, большие оставляет, а срывает самые маленькие, самые хрустящие! — аж даже подпрыгнул Степаныч, видать еще раз переживал картину тогда произошедшего действа.
— Ну я его и отчихвостил как следует, а сам на лопату облокотился, чтобы не вздумалось ему чего делать не нужно! — выругался в точности теми словами Степаныч, которыми и чихвостил своего соседа.
— А тот чего? — спрашиваю Степаныча.
— А тот, ты представляешь чего?! А он ко мне разворачивается такой и говорит, мол это я обнаглел, что при таком изобилии пожалел для него полведра огурцов, пары мясистых спелых помидор и зелени. Мол до этого через дочку передавал? Мол у меня тут райское изобилие, а у него — есть нечего!!! Ты представляешь, каков наглец?! — даже подпрыгнул на кресле Степаныч.
— Ну да! — тут уж я был вынужден согласиться со Степанычем.
— Я ему и говорю, что когда я добровольно даю, чтобы дочурку его подкормить — это одно, а хозяйничать в чужом огороде — это дело подсудное, о чем скоро может узнать участковый!
— Говорю ему, что у него такая же земля как у меня. Вместо того, чтобы сиднем на крыльце курить и пивко посасывать, — взял лопатку — и вперед, я и с рассадой бы помог!
— А тот лишь усмехнулся такой какой-то улыбкой, что мол, ему работать религия не позволяет, бросил мне под ноги ведро с огурцами и с обиженной рожей пошел к себе на участок! И ты знаешь, глядел я на его искренне обиженную рожу, и мне даже как-то самому совестно стало, что я ему предложил поработать! Вот как человек может! — изумился Степаныч.
— Нда…, чудаков много на свете, — согласился я со Степанычем, — а человек — такая зверина, что всегда хочет самого отборного и, желательно, чтобы само и прямо в рот!
-Обиделся он значит на меня, потом не здоровался какое-то время! — продолжал Степаныч — Вот тебе — раз история. А вот тебе два — история. Марья Ильинична по осени выкапывала морковь вилами, у меня тогда поясницу прихватило, ну а она сама решила, потому что дальше — дожди, можно и пропустить момент…
— Вот копает, значит, она морковь, а у нас моркови, сам знаешь — немало. Этот, который Николай, сидит в 10 метрах на крыльце пивко посасывает да сигаретки — одну за одной, а сам в телефоне тычется и на нашу выкопанную морковь косится.
— Выкопала, значит, Ильинична моркови, начала ее в ведра складывать да в погреб таскать — какую сразу в погреб спускать, а какую — на еду, да на раздачу.
-Так он не постеснялся, подошел и говорит, мол «дай я у тебя мешок самой красивой морковки наберу!»
— Ну и отдали бы какую резаную…, — предложил я.
— Ага, какой ты умный. Он сидел, смотрел на труд уже бабки лет под восемьдесят, попу свою не поднял не предложил помощь, а мы ему должны морковкой делиться?! Нет, братан, так не пойдет! Так бы не жалко, даже отдали — меньше головной боли, но не с такой наглостью! — возмущался Степаныч и я с ним согласился.
— Ну я понял, Степаныч — халявщик у тебя сосед, таких только на шею посади, ножки свесят! — поддержал я Степаныча, — так что правильно ты ему отказал, нечего медвежью услугу оказывать.
— Вот! А этот соседушка опять на нас обиделся, не разговаривает, не здоровается, волком смотрит, а что от него ожидать, тоже обострения-то не хочется…, — нервно похлопывал себя по ляжке Степаныч.
— Ближе к осени, ага, смотрю привез себе сосед ворох дров колотых. Ну я не удержался, говорю ему, что такого вороха и на баню зимой не хватит, а с его печным отоплением, да к тому же с домом, который непроконопачен…
— Говорю ему, что еще 5 таких куч надо, чтобы зиму пережить, ведь зимой к нему прямо к дому не проедут, свалят вон там у дороги, и ходи, на санках таскать будешь! Ну сжалилось моё сердце, что ребенок зимой в холоде будет, — объяснял мне Степаныч.
— Говорю ему, мол, электрики просеку тут недалеко прорубили. Дрова сами валяются, только собирай. С меня прицеп, машина и бензопила, собираем в прицеп, дрова делим пополам.
— И что ты думаешь, я думал этот бугай молодой работать будет уж живее меня — восьмидесятилетнего, на то и расчет был, если уж на чистоту. Так он три полена закинул и курить, а потом с кем-то по телефону балакал всё время, пока я поленья пилил да в прицеп корячил со своей больной поясницей!
— Подъезжаем к дому, а он мне мол, чтобы я подъехал прямо к его дровнику задом, он себе половину дров скинет! Я ему его три полена выкинул у дороги, и больше его не звал, мне такой напарник как балерине кирзовые сапоги. Тоже обиделся!!!
— И главное, я знаешь чего понять не могу. Ну ленивый ты, ну такая у тебя философия жизни, так сказать, — ну ты тогда и живи в своей философии, а зачем тогда глаз косить на соседа, который всё своей спиной зарабатывает?! Ну не завидуй тогда, понимай разницу? — удивлялся Степаныч.
— А тут видишь какая штука, он себя — таким барином чувствует, а — типа обслуги, что я ему что-то должен по определению, типа оброка платить что-ли. Обижается он, — искренне не понимал Степаныч.
— Я знаешь чего думаю, я похоже в этом году от такого «обидчивого» соседа заборчиком посолиднее отгорожусь, камеры поставлю, да собачку заведу, умную собачку и с характером. Оно так спокойнее будет! — лишь сам сделал выводы Степаныч.
