Прочитав комментарии к моим последним текстам о фильме «Старший сын» (1975), захотелось поговорить о персонаже Михаила Боярского – разбитном Семёне Севастьянове по кличке Сильва. Он не в курсе, почему его так смешно прозвали, но думаю, что изначально могло быть прозвище Сева — от Севастьянова, а так как он поёт — изменили на опереточную Сильву.
По пьесе он – торговый агент, по сценарию – работник из сферы услуг, точней ремонта техники. Кроме того, по тексту именно разбитной Семён-Сильва придумал на ходу легенду о том, что Володя Бусыгин – внебрачный сын музыканта Сарафанова. У Вампилова он куда, как хуже, чем в киноверсии Виталия Мельникова — гораздо более развязен и циничен. Этакая плесень. А в фильме — …обаяние молодого Боярского сыграло позитивную роль в восприятии Семёна.
Однако его (киношный вариант, так как пьесу читали не все) часто называют гадом, трепачом, поганкой и пoдонком – в основном, за то, что устроил себе мимолётную лав-стори с Наташей Макарской, а потом в состоянии аффекта выдал тайну Бусыгина в надежде на то, что парня тотчас выгонят с позором. Причём я ещё раз подчеркну — Сильва был в аффекте, он не собирался подставлять Володю.
Просто Бусыгин, начавший ощущать своё парадоксальное родство с семейством Сарафановых, попросил Семёна не ухлёстывать за Макарской, в которую до истерики влюблён Васенька, младший отпрыск Сарафанова. Сеня-Сильва же не силах противостоять минутному зову плоти, не внял и устремился в гости к той перезрелой по меркам эпохи, но очень миловидной девушке.
Но многие зрители почему-то думают, что Севастьянов чуть ли не «предал дружбу» с Володей. А меж ними она была, та дружба? Их сплотила общая проблема. Познакомившись в кафе с девчатами и поехав провожать мадемуазелей, ребята оказались ночью в посёлке городского типа, тогда как подружки сбежали, не наградив парней продолжением.
По пьесе это — в двадцати километрах от Иркутска (Ново-Мыльниково из пьесы = Ново-Мельниково), а по фильму – всё это представляется где-то в безнадёжной дали. Снимали в пригороде Ленинграда — на станции Ржевка. Больше того, Сильва и Бусыгин до этого случая не были знакомы.
Это – ситуационное приятельство, даже, если бы парни просто погрелись и ушли рано утром — к шестичасовой электричке, они бы не стали общаться дальше, ибо очень уж разные их пути-дороги. И, кстати, Семён вообще ничего не обещал Бусыгину – ни беречь от разочарований его новоявленного «брата» Васеньку, ни хранить великую тайну.
В конце-то концов, экспрессивный Вася чуть не устроил пожар у Макарской, в связи с чем пострадали брюки Севастьянова. И той милой Наташе он тоже не клялся в вечной любви, не звал жениться. Двое взрослых людей решили провести вечер (а, быть может, и ночь). Всё. Макарская – не школьница и даже не студенточка первого курса. Никто её не coвращал. Хотя, Наташа и надеялась на большое чувство.
Севостьянов-Сильва – обычный парень с гитарой, которых тогда было много. Не хуже, не лучше других. Плюс внешность Боярского — вуаля, почти прекрасен. Такие нравятся женщинам, что тут поделать? Вообще, этот сюжет (и драматургический, и сценарный) свободен для трактовки – там положительность и отрицательность легко поменять местами.
Доводилось читать, что Сарафанов-старший – «токсичный родитель», Васенька — юный маньяк или, по крайней мере, будущий абьюзер, Нина — отнюдь не подарок, и хорошо, что правильный парень Кудимов (по мне он бр-р-р) не вляпался в этих проблемных Сарафановых, Наташа — некто на букву ‘б’, а Володя Бусыгин …тот ещё хуже Сильвы. Здесь можно и так, и эдак…
