Дверной звонок пронзил утреннюю дрёму дома. Резко, требовательно. Я нахмурилась, отрывая голову от подушки. Кому понадобиться в такую рань?
Тамара Павловна, моя свекровь, уже семенила по коридору. Её шёпот был громче любого крика.
— Иду, иду! Что ж так трезвонить…
Я накинула халат и вышла из комнаты. В дверях стояли двое в полицейской форме. Сердце сделало неуклюжий кульбит и замерло.
— Что случилось? — мой голос прозвучал хрипло.
Тамара Павловна обернулась. Её лицо было искажено горем, глаза покраснели. Она всхлипнула и ткнула в меня пальцем, который слегка подрагивал.
— Она! Это всё она! Обокрала меня!
Старший из полицейских, мужчина с уставшим лицом и тяжёлым взглядом, перевёл глаза с неё на меня.
— Пройдёмте в комнату. И вы, — он кивнул мне, — тоже.
Мы прошли в гостиную. Свекровь рухнула в кресло, картинно прижав руки к груди.
— Мои драгоценности… Фамильные! Прабабушкино кольцо, мамины серьги… Всё пропало!
— Вы утверждаете, что их взяла ваша невестка? — уточнил второй, молодой парень, доставая блокнот.
— А кто ещё? — запричитала Тамара Павловна. — Мы вдвоём в доме! Я её приютила, пока сыночек мой, кровиночка, в командировке, а она… в душу наплевала!
Я стояла посреди комнаты, ощущая, как пол уходит из-под ног. Абсурдность происходящего не укладывалась в голове.
Я смотрела на её лицо, на то, как дрожат её губы, и видела не горе, а плохо отрепетированный спектакль.
— Тамара Павловна, о чём вы говорите? Какие драгоценности?
— Не делай вид, что не понимаешь! — взвизгнула она. — Вчера вечером они ещё были в шкатулке, я проверяла! А сегодня утром… пусто!
Старший полицейский устало вздохнул.
— Гражданка, нам придётся произвести осмотр ваших вещей. Вы не возражаете?
Я медленно кивнула. Возражать было бессмысленно. Это бы только усугубило ситуацию.
— Конечно. Смотрите.
Молодой полицейский подошёл к моей сумке, оставленной на диване. Я следила за его руками как заворожённая.
Он расстегнул молнию, пошарил внутри и… вытащил на свет бархатный мешочек. Тот самый, который я сотни раз видела у свекрови.
Он развязал тесёмки и высыпал содержимое себе на ладонь. Блеснуло золото, сверкнули камни. Кольцо. Серьги. Цепочка.
— Это они! — торжествующе воскликнула Тамара Павловна, вскакивая. — Мои сокровища! Я же говорила! Воровка!
Она смотрела на меня с нескрываемым триумфом. В её глазах плескалось злорадство. Она победила.
Уничтожила меня. Растоптала. В её идеально продуманном плане не было изъянов.
Я перевела взгляд с её сияющего лица на полицейских, потом на украшения в своей сумке. Ловушка захлопнулась.
И в этот момент я ощутила не страх и не отчаяние. А ледяное, кристально чистое спокойствие.
Свекровь подбросила мне в сумку свои драгоценности и вызвала полицию, обвинив в краже. Но она не учла, что я, устав от её бесконечных придирок и мелких пакостей, установила камеры в её доме. В каждой комнате.
Моё спокойствие, кажется, смутило всех. Тамара Павловна даже на секунду перестала рыдать и с подозрением уставилась на меня.
Она ожидала слёз, мольбы о прощении, истерики. А я просто стояла и смотрела.
Старший полицейский, капитан Соколов, как он позже представился, кашлянул.
— Гражданка… вам придётся проехать с нами в отделение для дачи показаний.
— Конечно, — ответила я ровным голосом. — Я готова дать показания. И даже помочь следствию.
Свекровь снова всхлипнула, но на этот раз в её голосе слышались нотки недоумения. Моя покорность не вписывалась в её сценарий.
— Помочь? — переспросил молодой лейтенант. — Чем? Вы признаёте свою вину?
Я медленно перевела на него взгляд.
— Вину в чём? В том, что в моей сумке оказались чужие вещи? Нет, не признаю. Но я очень хочу разобраться, как они туда попали.
Думаю, это всем нам будет интересно.
Я говорила медленно, отчётливо произнося каждое слово. Я смотрела прямо на Тамару Павловну. Её лицо начало терять победный румянец, на нём проступила растерянность.
— Что ты несёшь? — прошипела она. — Тебя поймали с поличным! Какая наглость!
— Наглость — это то, что происходит сейчас, — парировала я, не повышая голоса. — Капитан, я так понимаю, будет заведено уголовное дело по факту кражи?
Соколов кивнул, внимательно изучая меня. Он явно был опытным полицейским и чувствовал, что в этой «простой» бытовой краже что-то не так.
— Будет проведена проверка, по результатам которой будет принято решение о возбуждении дела.
— Отлично, — я позволила себе лёгкую улыбку. — Я настаиваю на самой тщательной проверке. С опросом всех свидетелей, если они найдутся. И с изучением всех возможных улик.
Я сделала паузу и добавила, обращаясь уже к свекрови.
— Ведь вы же хотите, чтобы правда восторжествовала, Тамара Павловна? Чтобы вор был наказан по всей строгости закона?
Она дёрнулась, словно от удара.
— Конечно, хочу! И вор перед нами!
— Тогда вы, несомненно, согласитесь предоставить следствию всё необходимое. Например, записи… если они существуют. Чтобы восстановить картину произошедшего. До мельчайших деталей.
Воздух в комнате загустел. Тамара Павловна смотрела на меня во все глаза. До неё медленно начинал доходить смысл моих слов. Её лицо из растерянного стало испуганным. Она судорожно сглотнула.
— Какие ещё записи? — пролепетала она. — Ты о чём?
— Я о справедливости, — ответила я мягко. — Капитан, я готова ехать. Мне нужно пару минут, чтобы одеться.
Соколов кивнул, не сводя с меня изучающего взгляда. Он молчал, но я видела, как в его голове заработали шестерёнки.
Он больше не смотрел на меня как на воровку. Он смотрел как на участника очень странной игры.
Когда я вышла из своей комнаты, одетая и с телефоном в руке, Тамара Павловна сидела в кресле белее мела. Триумф испарился без следа. Теперь в её глазах был только животный ужас.
В кабинете капитана Соколова пахло казённой мебелью и усталостью. Тамара Павловна, которую привезли в качестве потерпевшей, сидела на стуле у стены и нервно теребила платок. Её взгляд метался от меня к капитану.
— Итак, — Соколов положил перед собой протокол. — Вы по-прежнему утверждаете, что ваша невестка украла ваши драгоценности. А вы, — он повернулся ко мне, — по-прежнему отрицаете вину.
— Я не просто отрицаю, капитан, — ответила я спокойно. — Я утверждаю, что против меня совершено преступление. Ложный донос и клевета. И у меня есть неопровержимые доказательства.
Я разблокировала телефон и открыла приложение облачного хранилища, куда в реальном времени транслировалось видео с камер.
— Тамара Павловна, может, вы сами расскажете, как всё было? У вас есть последний шанс.
Она вжалась в стул, её губы задрожали.
— Я… я ничего не знаю… Это она… она всё подстроила!
Я вздохнула и повернула телефон экраном к капитану.
— Вот запись из гостиной. Вчера, 23:14.
На экране появилась ночная гостиная. Дверь тихонько приоткрылась, и в комнату на цыпочках вошла Тамара Павловна.
Она огляделась, подошла к дивану, где лежала моя сумка, открыла её… и аккуратно опустила внутрь тот самый бархатный мешочек. Затем так же бесшумно скрылась.
Соколов молча смотрел на экран. Его лицо каменело с каждой секундой. Я включила следующий файл.
— А это запись из её спальни. Сегодня, 7:02 утра.
На видео Тамара Павловна ходила по комнате, репетируя. Она заламывала руки, всхлипывала, прижимала ладони к сердцу.
А потом взяла телефон и набрала номер. Звук был идеальным. «Алло, полиция? Меня обокрали! Родная невестка обокрала!»
Капитан медленно поднял голову и посмотрел на мою свекровь. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Тамара Павловна…
Но она его уже не слышала. Она смотрела на экран моего телефона с ужасом и непониманием, словно увидела призрака. А потом её лицо исказилось. Она издала какой-то сдавленный вой и сползла со стула.
— Встать! — рявкнул Соколов.
Представление закончилось. Началась реальность.
Через час я выходила из отделения полиции. С меня сняли все подозрения и принесли извинения. Против Тамары Павловны возбудили дело по двум статьям.
Часть дома была на моего мужа, поэтому камеры я могла там устанавливать совершенно спокойно.
Когда я вернулась в её дом, чтобы забрать свои вещи, меня встретил муж. Игорь. Он сорвался с командировки, как только ему позвонили.
Он стоял посреди гостиной, бледный, растерянный.
— Аня… Мне всё рассказали. Прости. Прости меня за неё.
Я подошла и молча его обняла. Мне не нужны были слова. Главное, он был здесь. Он был на моей стороне.
Мы уехали в тот же день. Я больше ни разу не видела Тамару Павловну. Знаю только, что суд дал ей условный срок и обязал выплатить мне компенсацию за моральный ущерб.
Иногда я думаю о том дне. О её лице, полном триумфа, которое сменилось ужасом.
Она была так уверена в своей безнаказанности, в своей хитрости. Но она просчиталась.
Она не знала, что тихая, покорная невестка давно перестала быть жертвой. И научилась защищаться. Не криком. А умом.
