— Саша, что это? Откуда столько хлама?
Я открыла дверь сарая и замерла. Мой маленький дачный сарай, где хранились лопаты и семена, был забит под потолок.
Старый телевизор, ржавый велосипед, потёртый диван и коробки с банками громоздились друг на друга. Запах плесени ударил в нос.
Саша выглянул из-за моего плеча и присвистнул.
— Похоже, мама постаралась, — пробормотал он. — Она звонила, говорила, что привезёт пару коробок…
— Пару коробок?! — я указала на сарай, где нельзя было шагу ступить. — Это свалка! И ты знал?
Саша отвёл взгляд.
— Я думал, она банки с соленьями привезёт, — сказал он. — Не ожидал, что столько…
Я сжала кулаки. Эта дача — мой уголок покоя, а теперь она завалена мусором. И всё это сделала моя свекровь, Тамара Петровна, которая вечно лезла в нашу жизнь.
Недавно она попросилась пожить у нас на даче, так как вышла на пенсию. Она говорила, что хотела укрепить свое здоровье, проведя лето с нами на природе.
— Звони ей, — бросила я. — Пусть забирает.
Через час Тамара Петровна приехала с пакетом пирогов. Её улыбка была слаще мёда.
— Ребятки, я вам пирожков напекла! — бодро начала она. — С капустой, ваши любимые!
— Тамара Петровна, — я посмотрела на неё, сжимая кулаки, — что это в сарае? Вы превратили его в свалку!
Свекровь заморгала, делая невинное лицо.
— Какую свалку? — возмутилась она. — Это мои вещи! У меня ремонт, куда мне их девать? А у вас сарай пустой стоит!
— Вы даже не спросили!
Тамара Петровна всплеснула руками.
— Ой, Наденька, я для вас старалась! — сказала она. — Велосипед для Артёмки, диванчик почти новый, я его на распродаже нашла…
— На распродаже?! — я чуть не задохнулась от злости. — Вы с улицы хлам притащили? А если там клопы?
— Да что ты придумываешь! — свекровь фыркнула. — Всё чисто! Я для семьи стараюсь, а ты придираешься!
Я посмотрела на Сашу, но он молчал. Моя ярость достигла предела.
— Забирайте свои вещи сегодня, — холодно сказала я. — Иначе я вывезу всё на свалку. И еще деньги с Вас возьму за эти услуги! Я хлам этот не заказывала.
Тамара Петровна уехала, бурча, что я «неблагодарная». Саша помог мне разобрать сарай.
Но на следующий день, когда я вернулась с работы, я чуть не упала, увидев новую выходку свекрови.
Мои грядки, которые я готовила для цветов, были перекопаны. А вместо цветов там торчали кусты помидоров.
— Саша! — закричала я, врываясь в дом. — Кто это сделал?!
Саша выглянул в окно и побледнел.
— Мама… — пробормотал он. — Она вчера звонила, говорила, что посадит «что-нибудь полезное».
— Полезное?! — я почувствовала, как кровь прилила к лицу. — Она уничтожила мои грядки! Я же цветы хотела!
Я схватила телефон и набрала свекровь.
— Тамара Петровна, — мой голос дрожал, — зачем вы перекопали мои грядки?
— Ой, Наденька, да что ты начинаешь? — она хмыкнула. — Цветы — ерунда, а помидоры — польза! Я для вас старалась!
— Это моя дача! — крикнула я. — Вы не имели права!
Она фыркнула и бросила трубку. Я посмотрела на Сашу.
— Если ты её не остановишь, я сделаю это сама, — сказала я.
На следующий день я вышла во двор, чтобы выдернуть эти помидоры, и замерла.
Мои кусты смородины, которые я берегла для домашнего вина, были обобраны подчистую. Ягоды, которые я собиралась превратить в ароматный напиток, пропали.
Я бросилась к дому:
— Саша, ты видел смородину? — крикнула я. — Она пропала!
Саша выглянул из кухни.
— Мама вчера что-то варила, — сказал он, нахмурившись.
Я ворвалась в кухню и увидела на столе банки с вареньем. Смородиновым. Моим! Запах ягод смешивался с сахарным сиропом, и я чуть не задохнулась от возмущения.
— Она сварила варенье из моей смородины?! — я повернулась к Саше. — Я хотела сделать вино!
Саша опустил глаза.
— Я не знал, Надь, — пробормотал он. — Она сказала, что ягоды пропадут…
Я набрала свекровь, сдерживая слёзы.
— Тамара Петровна, — мой голос дрожал, — зачем вы собрали мою смородину и сварили варенье? Я хотела сделать вино!
— Ой, Наденька, вино — ерунда, а варенье — польза! — свекровь хмыкнула. — Я для вас старалась!
— Это моя дача! — крикнула я. — Мои ягоды! Вы не имели права их трогать!
Она бросила трубку. Я посмотрела на банки, и во мне всё закипело.
Но свекровь не унималась. На следующий день я обнаружила во дворе уличный мангал, явно с помойки. Рядом лежала записка: «Теперь будете шашлыки жарить, как нормальная семья!»
Но это было не всё.
Вечером я застала Тамару Петровну с соседом: они устанавливали старую ванну, которую она притащила, чтобы сделать «прудик».
Ванна была ржавой, с облупленной эмалью, и выглядела как декорация из фильма ужасов.
— Вы издеваетесь?! — я бросилась к ним. — Это что, теперь у нас во дворе ванна будет?
— Наденька, это для красоты! — свекровь улыбнулась. — Прудик сделаем, рыбок запустим!
— Никаких прудиков! — я сжала кулаки. — Убирайте всё сейчас же!
Тамара Петровна посмотрела на меня с укором.
— Ты всегда такая, — буркнула она. — Я стараюсь, а ты всё портишь!
— Тамара Петровна, — я выдохнула сквозь сжатые зубы, — пожалуйста, соберите свои вещи. И в будущем, без моего ведома сюда ни ногой.
Свекровь нахмурилась и встала с лавочки:
— Это что ещё за тон? Ты что себе позволяешь?
— То, что давно нужно было сделать. Ключи, пожалуйста. — я протянула руку, стараясь не сорваться. — Вы живёте не здесь. И не вам решать, что ставить в нашем дворе.
— Это и дом моего сына! — воскликнула она, но уже без прежней уверенности. — Я имею право…
— Нет. Это наш с мужем дом. И вы – гость. И не самый вежливый, если уж на то пошло. Ключи.
Она замерла, а потом с вызовом вытащила из кармана вязаный брелок с морковкой и с демонстративным жестом швырнула его мне в ладонь:
— На! Задыхайтесь здесь в своей тишине.
— До свидания, Тамара Петровна. — Я с облегчением выдохнув, сжала в руке брелок с морковкой.
Она уехала, но я знала: это не конец.
На следующий день я вызвала грузовик и вывезла мангал, ванну и остатки хлама из сарая на свалку. А потом поменяла замок на воротах, оставив ключ только у себя.
Саша, увидев, что я сделала, побледнел.
— Надь, ты что, совсем? — его голос дрожал от возмущения. — Так нельзя! Мы же сами маму на лето пустили! То, что она тебе не угодила, — твои проблемы. Ты и сама сложный человек, а мама старенькая, старалась как лучше!
— Сложный человек? Она превратила нашу дачу в свалку, уничтожила мои грядки, сварила варенье из моей смородины, а я сложная? Знаешь что, Саша? Катись ты к своей мамаше!
Саша побледнел ещё сильнее, но ничего не сказал. Он схватил куртку и ушёл, хлопнув дверью.
Я осталась одна, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Но я не заплакала. Вместо этого я пошла во двор и выдернула остатки помидоров, которые Тамара Петровна так «любовно» посадила.
Два дня я провела в одиночестве. Тишина на даче была оглушающей, но впервые за долгое время я почувствовала покой.
Я посадила цветы на грядках, поставила столик под яблоней и даже сделала вино из оставшейся смородины с другого куста. Но мысли о Саше не отпускали. Я не знала, что будет с нами дальше.
На третий день он позвонил. Его голос был тихим, почти виноватым.
— Надь, прости меня, — сказал он. — Я был не прав. Мама… она правда невыносимая. Я пожил с ней два дня и понял, что ты права. Она всё решает за нас, а я молчал. Прости.
Я молчала… Саша вернулся в тот же день.
— Больше такого не повторится, — сказал он, сжимая мою руку. — Это наша дача.
Мы сидели под яблоней, потягивая моё вино. Тамара Петровна больше не приезжала, но я знала: она ещё попытается. И я буду готова.
