Тогда наследство не ждите, лучше на себя потрачу, — заявила свекровь. — Шесть лет понимала, а он еще и чужих детей воспитывать собрался
— Опять эти дорогие продукты покупаешь, а толку никакого.
Есения замерла, держа в руках салатник. Агафья Дмитриевна даже не поздоровалась — просто вошла без стука, окинула квартиру тем особым взглядом, которым умеют смотреть только свекрови. Взглядом следователя, ищущего улики.
— Здравствуйте, Агафья Дмитриевна, — тихо сказала Есения, ставя салатник на стол.
Свекровь повесила пальто на спинку стула, прошлась по гостиной. Потрогала пальцем пыль на телевизоре, которой там не было, заглянула в кухню, где на плите доваривался борщ.
— Мишенька еще не пришел? — спросила она, садясь за стол.
— Скоро будет. Я позвонила, сказал — через десять минут.
Есения расставляла тарелки. Руки слегка дрожали — всегда дрожали, когда приходила свекровь. Агафья Дмитриевна наблюдала за каждым ее движением, будто высчитывала ошибки.
— Семга опять. Красная икра. — Она покачала головой. — На эти деньги можно было неделю мясом кормиться.
Есения промолчала. Отвечать было бесполезно — свекровь все равно найдет изъян в любых словах.
Михаил пришел ровно через десять минут, поцеловал жену в щеку, обнял мать.
— Как дела, мам?
— Да какие дела в мои годы, — вздохнула Агафья Дмитриевна. — Здоровье не то, одиночество. Хорошо хоть сын навещает.
За ужином она смотрела на Михаила особенно внимательно.
— Соседка рассказывала — Катя Воронова развелась.
Михаил поперхнулся чаем, закашлялся. Есения опустила глаза в тарелку, перестала жевать.
— Молодая, здоровая, детей хочет, — продолжала свекровь, будто ничего не заметила.
— Мам, прекрати, — тихо попросил Михаил.
— Что прекрати? — Агафья Дмитриевна пожала плечами. — Правду говорю. Хорошая девочка, работящая. В школе преподает, детей любит.
Есения встала из-за стола, начала собирать тарелки. Свекровь проводила ее взглядом.
— Куда торопишься? Мы еще не доели.
— Борщ остывает. Разогрею.
Есения ушла на кухню. Поставила кастрюлю на плиту, включила конфорку. За спиной послышались шаги.
— Шесть лет, Есения. Шесть!
Свекровь стояла в дверях, скрестив руки на груди.
— Нормальная женщина уже троих родила бы.
Тарелка выскользнула из мокрых рук Есении, разлетелась о раковину звонкими осколками.
— Я лечусь, — прошептала она, глядя на осколки.
— Лечишься! — передразнила Агафья Дмитриевна. — А Михаил молодость теряет. Ему тридцать четыре! Когда дождется от тебя детей? В сорок?
Есения присела, начала собирать осколки. Один порезал палец — выступила капелька крови.
— У меня есть диагноз. Врачи говорят…
— Врачи! — свекровь махнула рукой. — На врачей надейся, а сама не плошай. Может, дело не в диагнозах, а в том, что не очень-то стараешься?
Михаил появился в дверях кухни.
— Что случилось?
— Тарелка разбилась, — сказала Есения, не поднимая головы.
Он увидел кровь на ее пальце, взял за руку.
— Порезалась. Сейчас пластырь найдем.
Агафья Дмитриевна смотрела на них с каким-то странным выражением. Будто видела что-то неправильное в заботе сына о жене.
Через полчаса Михаил провожал мать до лифта.
— Зачем ты так с ней? — спросил устало.
Агафья Дмитриевна поправила сумку на плече.
— Потому что ты слепой. Она тебе семью не даст никогда. А годы идут.
Лифт приехал со скрипом, двери медленно разъехались.
— Подумай о будущем, сынок, — сказала она на прощание, входя в кабину. — О своем будущем.
Михаил вернулся в квартиру. Есения мыла пол на кухне, стирая следы разбитой тарелки.
— Не надо было так резко реагировать, — сказал он. — Ты же знаешь, какая она.
Есения отжала тряпку, встала.
— Знаю.
Ночью она лежала спиной к мужу, глядя в темноту. Михаил повернулся к ней, погладил по плечу.
— Не слушай ее.
— А если она права? — тихо спросила Есения.
Рука на плече замерла. Молчание затягивалось. За окном завывал осенний ветер, хлестал дождь по стеклу.
Михаил убрал руку, повернулся на спину. Она почувствовала, как он напрягся, как изменилось его дыхание.
— В чем права?
— В том, что ты молодость теряешь.
— Есения…
— Нет, правда. Тебе тридцать четыре. У всех твоих друзей дети, а у нас…
Она не закончила фразу. За стеной у соседей заплакал ребенок. Оба замерли, прислушиваясь к чужому младенческому плачу.
— Может, стоит подумать о том, что она предлагает? — прошептала Есения.
Михаил резко сел на кровать.
— Ты предлагаешь мне найти другую женщину?
— Я не знаю, что предлагаю.
Он лег обратно, но теперь между ними была невидимая стена. Оба долго не могли уснуть, слушая ветер и собственные мысли.
Утром Есения проснулась с тупой болью в висках. Михаил уже ушел на работу, оставив записку на кухонном столе: «Увидимся вечером. Люблю.» Почерк нервный, буквы неровные.
После обеда в поликлинике она сидела в очереди к репродуктологу, сжимая в руках направление. Рядом беременная женщина листала журнал, время от времени поглаживая живот. Есения отвернулась к окну, смотрела на серое небо.
— Есения Александровна!
Врач изучал анализы, покачивая головой. Есения сидела на краешке стула, спина прямая, руки сложены на коленях.
— Результаты не очень. Попробуем другую схему лечения.
— Какие шансы? — спросила она тихо.
— Сложно сказать. Организм каждый индивидуален.
Есения кивнула, сжала кулаки. Врач говорил что-то про гормоны, но слова проплывали мимо. В голове звучал вчерашний голос свекрови: «Нормальная женщина уже троих родила бы.»
В офисе у Михаила зазвонил телефон.
— Сын, это я. Встретилась с Мариной Петровной. Помнишь, она в загсе работает? Говорит, документы на развод быстро оформят.
Михаил сжал трубку, оглянулся — коллеги работали, не обращая внимания.
— Мама, я не буду разводиться.
— Будешь. Еще как будешь, — ответила она и повесила трубку.
Михаил сидел, глядя на отключившийся телефон. Руки дрожали.
Вечером Михаил пришел уставший и хмурый. Есения сразу заметила — что-то случилось.
— Мать звонила на работу, — сказал он, не снимая куртку. — Про загс говорила.
— Какой загс?
— Что документы на развод быстро оформят.
Есения остановилась посреди комнаты.
— Она сказала тебе это?
— Сказала, что я буду разводиться. «Еще как буду.»
Михаил прошел в комнату, сел в кресло, опустил голову в ладони.
— Я не знаю, что с ней делать.
— Ничего. Хуже будет.
Есения стояла в дверях, не решаясь войти. Между ними будто выросла стена из невысказанных слов.
В выходные приехали родственники Михаила — тетя Валя с мужем, двоюродная сестра Ира с детьми. Заехали проездом вместе с Агафьей Дмитриевной. Есения подавала чай, расставляла тарелки с печеньем.
— Мишенька наш все такой же красавец, — умилялась тетя Валя. — А детишек когда ждать?
— Жалко Мишеньку, — покачала головой тетя, когда Есения ушла за добавкой чая. — Такой хороший мальчик, а детей нет.
— А помнишь Светку Михайлову? — подхватила Ира. — Тоже долго не рожала, муж ушел — сразу с другой троих нарожал.
Есения замерла в дверях с подносом в руках. Агафья Дмитриевна кивнула:
— То-то и оно. Не в мужчинах дело.
— Бедненький Мишенька, — вздохнула тетя Валя. — Такой семьянин, а счастья нет.
Поднос задрожал в руках Есении. Она поставила его на стол, отвернулась к окну. Михаил сидел молча, разглядывая узор на скатерти.
Через неделю он пришел с работы расстроенный.
— Мать опять затеяла. Встретила меня у офиса с какой-то Олей, соседкой. Представила как «хорошую девочку, учительницу».
Есения медленно сняла куртку, повесила на крючок.
— И что ты ей сказал?
— Сказал, чтобы больше таких номеров не устраивала.
— А девочка?
— Какая девочка?
— Оля. Хорошая?
Михаил посмотрел на жену внимательно.
— Есения, при чем тут…
— Молодая? Здоровая?
— Перестань.
Но Есения не могла перестать. Удар пришелся точно в цель — в самое больное место. Она представила эту Олю: светловолосую, улыбчивую, с легким смехом и детским взглядом. Такую, какой сама была когда-то.
На работе в учительской коллеги обсуждали новости.
— Слышали? Катя Иванова в третий раз беременна, — сказала завуч, просматривая документы.
Есения подняла голову от тетрадей.
— В третий? А сколько ей лет?
— Двадцать девять. Счастливая. Легко получается.
Завуч заметила выражение лица Есении.
— А ты, Есения Александровна, когда нас порадуешь? — спросила с улыбкой.
— Скоро, — ответила Есения и снова склонилась над работой.
Коллеги переглянулись. «Скоро» она говорила уже третий год.
Дома Михаил принимал душ, а телефон лежал на кухонном столе. Есения наливала воду в чайник, когда экран загорелся — пришло сообщение. Она машинально взглянула и увидела фотографию: молодая женщина с темными волосами, улыбается, обнимает ребенка.
Есения взяла телефон. Сообщение от Агафьи Дмитриевны: «Это Лена, дочка моей подруги. Двадцать восемь лет, врач. Приглядись, хорошая девочка.»
Чайник выскользнул из рук, упал на пол и звонко загремел по плитке.
— Что случилось? — крикнул Михаил из ванной.
— Ничего, — ответила дрожащим голосом Есения, глядя на покатившийся чайник.
Она опустилась на колени, подняла чайник. Руки тряслись так сильно, что он снова выскользнул, больно ударив по пальцам.
Михаил вышел из ванной в халате, увидел жену на полу с чайником в руках.
— Что с тобой?
— Ничего. Выскользнул.
Он помог ей встать, взял чайник, поставил на стол. Есения стояла, потирая ушибленные пальцы.
— Может, отдохнешь? Ты какая-то нервная стала.
Есения не ответила. Она думала о Лене, двадцать восемь лет, враче, хорошей девочке. О том, что у Лены наверняка все получится. И о том, что у них с Михаилом — нет.
Ночью Есения не выдержала первой.
— Может, она права? Может, тебе нужна другая?
Михаил сел на кровать, включил ночник. Желтый свет лег на ее лицо, обозначил следы слез.
— Хочешь, чтобы я ушел? — спросил прямо.
— Нет. — Есения всхлипнула. — Но и мучить тебя не хочу.
Он взял ее за руки. Они были холодными, дрожали.
— Есть другие варианты. Усыновление.
Есения посмотрела на него удивленно, будто услышала что-то невозможное.
— Ты серьезно?
— Абсолютно. Детей много, родителей мало. Мы можем дать ребенку семью.
— А твоя мать?
— Без внуков не останется. А бог даст — и своих еще родим.
Есения прижалась к его плечу. Впервые за долгое время они говорили не о проблеме, а о решении.
Утром Агафья Дмитриевна пришла без звонка. Села напротив сына, поставила сумку рядом с креслом.
— Ну что, думал? — спросила без предисловий.
Михаил допил кофе, поставил чашку.
— Думал. Мы решили усыновить ребенка. Без внуков не останешься, а бог даст — и своих еще родим.
Свекровь вскочила так резко, что чашка на столе звякнула.
— Это не внуки! Зачем такие заморочки? Найди жену, которая родит без проблем!
Есения замерла на кухне, слушая через открытую дверь.
— Это моя жизнь, — ровно сказал Михаил. — Условия мне не ставь. Жену люблю, зачем другие женщины?
— Тогда наследство не ждите! — Агафья Дмитриевна схватила сумку. — Лучше на себя потрачу!
Есения вышла из кухни, встала рядом с мужем.
— Агафья Дмитриевна, при чем тут наследство? Мы вас не о деньгах просим, а о понимании.
— Понимания! — фыркнула свекровь. — Шесть лет понимала! Результат нулевой! А он еще и чужих детей воспитывать собрался!
— Мам, хватит, — Михаил встал. — Решение принято.
Агафья Дмитриевна прошла к двери, обернулась на пороге.
— Значит, так. Или нормальная жена с нормальными детьми, или вообще никого не знаю.
Дверь хлопнула. Есения и Михаил стояли в тишине, держась за руки.
В органах опеки их приняла женщина средних лет с усталыми глазами. Есения и Михаил заполняли анкеты, отвечали на вопросы.
— Подготовка займет несколько месяцев, — объясняла сотрудница. — Нужны справки, курсы для будущих родителей.
— Мы готовы, — сказал Михаил, сжимая руку жены.
На улице шел дождь, но им было не холодно. Они шли к машине медленно, не торопясь.
— Мама успокоится, — сказал Михаил.
— А если нет?
— Тогда мы ограничим общение. — Он открыл дверь машины. — Семья — это мы с тобой. Остальное — по желанию.
Есения села в машину, посмотрела на мужа. Впервые за долгое время она увидела в его глазах не сомнения, а уверенность.
Через два месяца, утром, она проснулась от странного недомогания. Тошнота, головокружение. Дошла до ванной, плеснула холодной водой в лицо.
В аптеке покупала тест дрожащими руками. Дома заперлась в ванной, ждала результат. Две полоски. Четкие, яркие.
Она вышла к мужу, молча протянула тест. Михаил смотрел на полоски, не веря глазам.
— Не может быть, — прошептал он.
— Может.
Он обнял ее, крепко, бережно. Есения заплакала от счастья, Михаил еле сдерживал слезы, но боялись поверить.
Телефон зазвонил — Агафья Дмитриевна. Михаил взял трубку.
— Думаю, пора кончать эти глупости с усыновлением. Познакомлю тебя с хорошей девочкой…
— Мам, хватит, — обрывает сын.
— Ты меня не перебивай! Есения не жена тебе, а обуза! Пора это понять!
Михаил посмотрел на жену, на тест в ее руках. Что-то окончательно решилось внутри.
— До свидания, мама, — сказал он и нажал отбой.
Есения смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Ты повесил трубку?
— Повесил. — Михаил убрал телефон в карман. — Некоторые вещи дороже материнского благословения.
Он погладил ее живот, еще плоский, но уже хранящий их общую тайну.
Михаил смотрел на жену и понимал: что-то между ними и его матерью сломалось навсегда. Может быть, ребенок все изменит. Может быть, Агафья Дмитриевна поймет, чего лишилась. А может быть, некоторые раны слишком глубоки, чтобы зажить.
Он прижал Есению ближе, чувствуя, как внутри нее растет их общее будущее. Будущее, которое они выстроят сами, без чужих указаний и условий. Даже если путь к нему окажется дороже материнского благословения.
