Витя… Виктор Порфирьевич Перевалов (17 февраля 1949 – 5 июля 2010). Когда-то его белокурое личико с огромными выразительными глазами украшало обложку «Советского экрана», а фильмы с его участием были событием для страны.
Его детские роли до сих пор вне конкуренции, а снялся он более чем в шестидесяти картинах. “Марья-искусница”, “Республика ШКИД”, “Я вас любил”, “Старая, старая сказка” и многие другие – сегодня это классика отечественного кино.
…Мы встретились и записали это интервью в 2006 году. Виктор Порфирьевич в то время работал сторожем на питерской автостоянке. Собственно туда он меня и пригласил. Мол, тишина, покой – идеальное место для разговора. Помню, продиктовав адрес стоянки, он, посмеиваясь, пояснил:
— Заберешься по крутой лестнице в сторожевую будку, а там — я. Сам себе командир и режиссер.
Там я его и нашел — любимого актера из нашего детства. Вполне узнаваемого, только заметно постаревшего, с недетской грустинкой в тех же огромных бездонных глазах.
*
РАБОТАЛ ПО-ВЗРОСЛОМУ
— Виктор Порфирьевич, давайте по порядку. За эти годы сколько о вас ходило разговоров: и «умер от инфаркта», и «не просыхает», и «нищенствует на кладбище». Что было, чего не было?
— Во-первых, совершеннейшая неправда, что я от нищеты могилы рыл. Это полный абсурд! На самом деле мы просто поехали на шабашку, зарабатывали на жизнь всякими подсобными работами. И так получилось, что однажды некому было выкопать могилу – ну нет мужиков в колхозе. Ну, копал, ну и что?!
— А инфаркт-то случился из-за чего?
— Да я не знаю. Не на Багамах живем-то! Мне кажется, в основном из-за жары…
— Насколько я понял, в кино вы попали случайно. Так?
— Абсолютно. Семья никакого отношения к искусству не имела. В первом классе, помню, нас повели во Дворец пионеров на экскурсию. А там ассистенты режиссеров как раз искали мальчишек для фильма «Тамбу-Ламбу».
Снимал его Владимир Бычков, который позже снял «Город мастеров» и «Достояние республики». Такая белая голова, как у меня, была единственная на весь класс, и, я так подозреваю — на весь Дворец пионеров тоже. Вот меня из толпы и выхватили. Записали адрес, через какое-то время прислали повесточку с «Ленфильма» и в итоге я сыграл одного из двух главных героев — Вовку.
— А потом вас пригласили в знаменитую сказку Александра Роу «Марья-искусница»?
— Нет. До этого был еще очень хороший фильм по Михалкову-старшему (Сергею Владимировичу) — «Сомбреро». А в «Марью-искусницу» я прошел очень большой отбор: человек эдак сто претендовало на роль Иванушки… Отобрали меня.
*
— Как вам работалось с такими «глыбами» как Михаил Кузнецов, Георгий Милляр, Нелли Мышкова?
— Для меня они были не «глыбы», что я понимал тогда!? Просто — партнеры по работе. Да, я смотрел только что вышедший фильм «Чрезвычайное происшествие» про захват советского танкера чанкайшистами с Кузнецовым в главной роли, очень нашумевший в те времена.
Я знал, что он знаменитый актер. Но все они вели себя со мной так запросто, так естественно, что я не чувствовал в них больших артистов.
Помню, я уставал жутко, бывало, меня привозили со съёмок домой, я ложился на кровать, и из носа в две струи хлестала кровь — от перегрева и переутомления. Но, глядя как работают эти дяди и тети, я не мог себе позволить упасть на землю, заколотить ногами и закапризничать, мол, голову напекло. Хотя съемки в «Марье-искуснице» — это была почти пытка для ребенка.
Меня обрили наголо, привезли в Ялту, естественно в первый же день моя башка «сгорела» напрочь. И мне на эту сгоревшую голову надевали парик, по краям промазывали спиртовым лаком и приклеивали. Ох, как содранной коже было «приятно»!
А еще — однажды мы на пару с «солдатом» Михаилом Кузнецовым грохнулись с трехметровой высоты, я повредил позвоночник и угодил в больницу. Но я хоть и был ребенком, работал по-взрослому.
*
— Получается, детства у вас, как такового и не было?
— Конечно, не было. Потому что практически все картины снимались месяцев по семь-восемь, как минимум. А «Балтийское небо», на съемки которого я попал сразу после «Марьи-искусницы», — аж два года. Даже если не находилось для меня больших ролей, всегда полно было эпизодических (таких как «Город зажигает огни», «Дама с собачкой» и так далее)
Я же как егоза – на месте никогда не сидел, облазил все павильоны «Ленфильма», было интересно — как, где и что снимают. И периодически режиссеры «ловили» меня в свои картины. Ведь мальчишки все время нужны, а режиссеры, как и все нормальные люди – ленивые. Зачем прочесывать весь Советский Союз? Есть вечно молодой Витька — его и снимай!
*
— Гонорары на что тратили?
— Пока с родителями жил, все шло в семью. Я на руки денег не получал вплоть до фильма “Республика ШКИД”. Мама приезжала и забирала за меня зарплату. А в феврале 1965-го я получил паспорт, и 26-го числа мне выдали лично в руки мой первый аванс – в той самой в кассе, где все меня знали сызмальства.
Пришел в павильон и сразу же натолкнулся на Кольку Годовикова, который в будущем стал Петрухой в “Белом солнце пустыни”. Вот мы с Колюней и «обмыли» мое совершеннолетие — пошли в творческое кафе и выпили по пятьдесят граммов коньячку.
И хотя выглядели мы в то время на все тринадцать с половиной (я всегда гораздо моложе своих лет выглядел), нам без звука налили. Сели мы за столик, треснули, закусили шоколадкой и пошли такие все из себя гордые. Это был первый алкоголь в моей жизни.
— А я где-то читал, что вы гудели два дня, пока все не спустили.
— Нет, какое там гудели… Это было уже позже и не во время съемок. Хотя, да, один раз мы хорошо загудели. Я снимался в «Я вас любил…» или в «Старой, старой сказке»… Короче, съемки проходили в районе парка Сосновая поляна под Питером. Колька ко мне туда приехал и мы с ним очень хорошо поднакочевряжились. В самолет залезли Ил-2, настоящий, привезенный для съемок. Там и «полетали».
ПАЦАНСКИЙ ГОНОР И ТАЙНА «ЧЕШСКОГО ДУРАКА»
— Раз уж о Годовикове зашла речь, расскажите, почему ваш друг оказался за решеткой?
— Если честно, я никогда у него не спрашивал что и как. Но, я считаю, что во многом пацанский гонор сыграл с ним злую шутку. Это когда на все плевать – нары, так нары…
Я по себе знаю, что это такое. Я и сам запросто мог загреметь. Поскольку район у нас был новый, ребят съехалось много, общались все как? Побегать, попрыгать, куда-то залезть, костер пожечь, покурить под кустами втихаря, пока никто не видит. Но были и пацаны постарше, они собирались кодлами, ездили в соседний микрорайон с кем-то драться.
Некоторые заставляли мальцов по форточкам лазать, воровать, а краденое продавали. Очень многие из нашего двора через это прошли, а вот меня старшие — те, кто в принципе этим верховодил, почему-то оберегали. Даже драться с собой не брали. А я бы пошел, и в квартиру чужую на «слабо» наверняка бы залез. За компанию, может, вообще невесть что сотворил бы.
Пацанский гонор по тем временам – великое дело! Кольке в отличие от меня не повезло, вот он и наворочал себе проблем. Кстати, мы с ним до сих пор созваниваемся, встречаемся редко – слишком большие по городским меркам расстояния нас теперь разделяют.
— Поговорим о славе. В какой момент начался самый пик?
— После «Я вас любил…» Узнавали на улице, девочки вешались на шею и все сопутствующее. Но опять же потрогать эту птицу славы было некогда, потому что следом обязательно уже шел следующий фильм.
— А почему не пошли учиться в театральный?
— Честно? Лень! Учиться я не хотел никогда. После картины «Я вас любил» была мысль поступить в ВГИК, но режиссер Владимир Роговой отловил меня в коридоре «Мосфильма» и затащил на другие съемки… Правда, вечернюю школу я все же закончил, уже в армии. Я считаю, что кино — это не театр.
Если ты нужен, тебя и без института позовут, а не нужен — с тремя высшими образованиями не возьмут. Сколько я знаю ребят, которые штаны просиживают в студии киноактера. Некоторые из них по два вуза закончили. Я же учился прямо на площадке, как тот Ванька Жуков. Да и как не научиться, если мимо меня великие люди ходили!
— С кем-нибудь из звездных коллег дружили?
— С Михаилом Ивановичем Пуговкиным! Помню, на съемки «Годен к нестроевой» он приехал с супругой Александрой Николаевной. А поскольку деньги по молодости улетучивались из моих карманов моментально, Александра Николаевна всегда меня подкармливала.
Михал Иваныч тоже меня поддерживал, периодически проигрывая мне в карты. Бывало, видит, что я пустой, голодный, звонит: «Витька! Я новую систему придумал в «чешского дурака». Давай заходи, я тебя «сделаю»!» Часа два посидим, рублей пятнадцать я у него «выиграю». Все – побежал ужинать…
У Юры Белова я в Москве жил неделю, он ведь тоже всю жизнь играл «чайников». И у него тоже была трагедия из-за того, что такой образ оказался больше не нужен. Еще с Олегом Борисовым у нас сложилась дружба во время съемок фильма «Город зажигает огни».
Несмотря на большую разницу в возрасте, я называл его на «ты». Последний раз мы с Олегом встретились в гостинице «Минск», году в 1979-м. Сидели в номере, ели бутерброды с красной рыбой и пили коньяк. Они с Леней Неведомским, с которым вместе работали в БДТ, говорили о высоких материях. А я смотрел на них, разинув рот, и пребывал в эйфории.
*
Очень хорошие отношения сложились у нас с Олегом Далем. Мы подружились на съемках «Старой, старой сказки». Я играл Принца, а он — Солдата. Позже частенько встречались с ним на «Ленфильме». Он же не намного старше меня, поэтому почти как к младшему брату относился.
Очень по-доброму, по-дружески. В пику Марине Нееловой, которую он все время пытался подколоть, подцепить (может, в силу каких-то чувств, но поскольку не знаю, то и не продолжаю тему). А меня он воспринимал с одной стороны, как равного, а с другой, как младшего, за которого он как-то ответственен, что ли.
— Говорят, у Даля был очень тяжелый характер.
— Я тоже слышал об этом, но сам не видел. Работать с ним было необычайно легко. Поддавать он поддавал, но не на «Старой, старой сказке». Помню, был случай, когда на «Ленфильме» вывесили приказ «Даля не пущать!», а я провел его через знакомого охранника…
Последняя наша встреча была жуткой. Снимался фильм о блокаде, где он играл, кажется, балетмейстера. И я навсегда запомнил момент: лютая зима, набережная Невы. Какой-то дом с выбитыми стеклами, засыпанный снегом троллейбус, грузовик.
Между ними «пятачок» на месте когда-то взорванной церкви. Сумерки. Я иду и вижу метров за пятьсот спиной ко мне фигуру человека в солдатской шинели. Я сразу догадался, что это Олег. Как? До сих пор — загадка… Режиссер объявил перерыв, Олег ко мне подошел, мы перекинулись о житье-бытье. А через год он умер.
РОКОВАЯ ПЫШКА
— Вы с юных лет привыкли к женскому вниманию. Помните, когда первая любовь случилась?
— Да как у всех, наверное. Лет в четырнадцать впервые влюбился, потом разлюбился. Я как-то спокойно всегда к этому относился. Даже критически. Когда на улицах подходили, я всегда понимал, что подходят к тому, кого они видели на экране.
И вел себя, я бы сказал, крайне хладнокровно. Фигушки, а не отношения! Я прекрасно отдавал себе отчет в природе этого влечения ко мне и не путал божий дар с яичницей.
— Но пользовались?
— А почему нет, если девчонки всегда были на расстоянии вытянутой руки. Бери и вперед! Это сейчас звезды боятся до кого-нибудь пальцем дотронуться. То засудят, то жениться заставят, то мильоны отберут. А в наше время все было спокойно – повстречались, разошлись. Особенно, когда уедешь на полгода в какой-нибудь Урюпинск. Что там делать, если не найти какую-нибудь девчонку, две, три…
Помню, на Чегете мы больше четырех месяцев снимали картину «Сын чемпиона» про горнолыжников. Приехали туда почти суровым мужским коллективом перед Новым годом, то есть абсолютно не в сезон. Гостиница пустая, кроме нас — ни души.
Кинотеатр закрыт, библиотеки, музеи не работают, даже газету не купишь. Световое время, пригодное для съемок, с десяти утра до четырех вечера, дальше темень хоть глаз выколи. Отснимем, сколько успеем, спустимся на подъемнике с горы и… Что делать? Естественно, бухать. Пили по вечерам всякую дрянь — портвейн «Кавказ», который еще хуже чем «72»» и «Солнцедар».
Квасили по-черному. Мы все просто озверели! И вдруг в середине января начался сезон, поехал «турыст». Точнее — «турыстки». Что тут началось! Все мигом протрезвели, встрепенулись, ну и… пользовались бешеным успехом у прекрасного пола. К счастью, писем, что на Колыме подрастает мой сынок, не получал никогда.
— Яркие любовные приключения были?
— Я такой человек – либо влюбляюсь до смерти, либо мне все до лампочки. Снимались мы в Сочи в каком-то фильме, и как-то раз в ресторане за соседним столиком оказалась симпатичная певичка. Красоты небесной! Мой коллега влюбился в нее без памяти. Как познакомиться? Послать ей шампанского? Очень дурной тон. В Сочи шампанское «от нашего вашему столу» под вечер летает ящиками.
Я говорю: «Подари ей цветы!» «А где их взять-то практически ночью?» И действительно это был полный пердимонокль: в Сочи ночью негде купить цветы! За каждым забором с собаками — цветут и благоухают, а купить негде. Фантастика! Я пропахал весь город вдоль и поперек, собак «уговаривал», проклял все на свете. Конечно, в итоге нашел, приволок огромный букетище, но запомнил тот день на всю жизнь.
— Девушка оценила порыв?
— Как раз это все и решило! Когда у них разгорелся роман, она призналась, что шампанским готовы залить с утра до вечера, а цветы ни одна сволочь не подарила ни разу!
А если говорить о моих любовных приключениях, в то время было совершенно другое отношение к артистам. Да и у меня все-таки был имидж лирического героя, а не мачо, как сейчас говорят. Мой герой такой – за ручку подержаться, в щечку поцеловать, под окнами полдня потоптаться, любимое имя на снегу выводить… И никакой постели! В Минске ко мне на улице подошла девчонка.
«Можно с вами поговорить?» «Да» — отвечаю. Оказалось, она пишет стихи. Взяли пива, пошли ко мне в гостиницу. И что же, вы думаете, мы всю ночь напролет делали? Она до утра читала стихи, а я слушал. Утром проводил ее и все. То есть душу излить – это ко мне всегда пожалуйста. И таких историй – уйма. Словом, другой контингент женщин был около меня. И в то время артистов любили бескорыстно…
— Что значит «бескорыстно»?
— Не для того, чтобы подлечь, блин, под него, ему ребенка закатать, счет ему выставить, а потом еще книжки писать, как все это было, и какой он слабак в постели. Если и была, то такая очень-очень добрая любовь, спокойная…
Когда я попал на первый Кинотавр в Сочи и увидел там Янковского с тремя телохранителями, был в ужасе. В наше время в подобном просто не было необходимости, не зависимо от степени известности. И если на тебя вдруг кто-то случайно полез, да зацепил, это как мы с Сашкой Кавалеровым всегда говорили, «главное добежать до пивного ларька». А там мужики за нас кружками убьют любого.
— Расскажите, как с супругой познакомились – часом не на съемочной площадке?
— Нет. Она у меня к этому никакого отношения не имеет. Я после армии снимался в фильме «Аня и Алеша». Однажды друзья затащили в ЦПКО на Кировские острова – в парк. Прекрасно отдохнули. На обратном пути захотели купить пышек. А очередь ну просто огромная! Пока стояли, я глаз на нее и положил. Смотрю: мнется в сторонке такая вся на контражуре девчонка.
Потом оказалось, что она терпеть не может стоять в очереди – займет и отойдет поодаль. Я принципиально никогда не «торговал лицом», хотя оно к тому времени было известным. Но для нее сделал исключение – взял пышки без очереди. Но только ей.
Дождались мы моих знакомых, и пошли все вместе. Вот так уже 35 лет вместе и идем. Кстати, она не знала, что я артист, пока меня не увидела одна из ее подруг. А для меня, как я уже говорил, важно, чтобы меня любили как Виктора Перевалова, а не Принца с розой из «Старой, старой сказки». Возможно, это все и решило.
ВОДКА-ИСКУСНИЦА
— Хотелось бы затронуть не самую приятную для вас тему – об алкоголе.
— Ну почему, во время потребления она очень даже приятна. Это утром – не супер. (Смеется.)
— Итак, роман с «зеленым змеем» был?
— Был, большой был роман. Причем, когда есть работа, то он без последствий, а вот когда работы не стало… Какое-то время я старался без дела не сидеть, но толком ведь ничего не умею, кроме как сниматься в кино. А когда в тридцать с лишним лет остаешься без профессии…Тормоз пропал! Утром на съемку не надо, о внешнем вид заботиться нет необходимости.
Поэтому можно себе позволить все, что угодно. Раз-два позволил – потом уже неделю не остановиться. Это все мы проходили. Спасибо жене, каждый раз вытаскивала. Где с боем, где как, но… до сих пор жив, не помер.
Понимаете, я запойный во всем. В карты я с трудом, но бросил играть, потому что мне нельзя – остановиться не могу. Очень азартный. К тому же мне не везет как Пушкину – всегда проигрывался в пух и прах. Если книга хорошая попадется, могу читать, не отрываясь, и забыть обо всем на свете. Точно так же и с водкой – пока не допью, от бутылки не отойду.
Если дело какое-то увлечет, я спать не лягу¸ есть не стану, пока не доделаю. Но должно понравиться. Водка понравилась! У меня кран работает в двух положениях: либо я пью до посинения, либо я в полной завязке. Среднего не дано. Правда, сейчас уже года четыре вообще в рот не беру, тьфу-тьфу-тьфу! Но, как говорится, не зарекаюсь…
— Оставшись без работы, вы не пробовали обращаться к знакомым режиссерам, актерам, вдруг помогут?
— Знаете, кинематограф – такой специфический суровый мир, он никогда ошибок не прощает. Год сидишь без съемок, потом придешь на киностудию, которой отданы лучшие годы, та-а-акое о себе услышишь. Уши вянут! Лично я и «в дурдом попадал», и «спивался до белой горячки», и «в тюрьму сажали», и «вообще уже помер давно под забором».
Люди меня встречают на улице и креститься начинают: «Разве ты жив?» Однажды моей жене сказали, что по телевизору передали в новостях: «Твоего Витьку на съемках зарезали!» Хорошо, я именно в тот день домой вернулся… Не знаю, кто эти байки «рожает», но они сыпятся как из рога изобилия. Вроде и врагов никаких нет, а вот тебе на!
*
ДОБИЛИ «САПОГАМИ»
— Какие ваши роли, на ваш взгляд, останутся в золотом фонде?
— «Я вас любил» точно останется! «Марья-искусница»… Она хороша чем? Тем, что – на века. Совершенно шикарно снято, тем более, что сказка абсолютно не зависит от того, что у нас в Кремле происходит. Моя внучка на ней выросла. Причем, когда ей объясняли, что вот этот мальчик – ее дед, она думала, что все это какие-то «китайские шутки».
— А ваши самые любимые фильмы?
— Там, где было весело работать. Самый классный фильм был «С весельем и отвагой», который не очень популярен, хотя снимал его Леша Сахаров – это была его первая картина. Веселый он был потому что это была Керчь, море, сейнер рыболовный и прекрасная компания актеров – там был Сашка Январев, Коля Мерзликин, Валя Голубенко.
— Почему вы с такой ностальгией не вспоминаете, например, «Старую, старую сказку»?
— Она интересная по ансамблю, но лично для меня неинтересная по процессу работы. Конечно, здорово было с Олегом Далем общаться, с Игорем Дмитриевым. Там и Георгий Вицин, и Георгий Антонович Штиль, и Владимир Этуш… Великая команда. Но как только сказали «Стоп! Съемка окончена!», все по своим домам. Поэтому кроме работы и воспоминаний никаких.
Конечно, прекрасно было за великим Вициным наблюдать. Надежда Николаевна Кошеверова всех нас в первый день познакомила: это Витя, это Мариночка, а это Георгий Михайлович. Только она в сторону, Вицин хитро так обвел всех взглядом и говорит: «Для вас я — дядя Гоша!»
Помню, едва объявляли перерыв, мужики все курить бежали, а он на диванчик — блыньсь и отключился. Через десять минут все возвращаются, он встал — и в кадр. Фантастика! Мы, наверное, недели две по ночам снимали, ближе к утру у всех глазки красные, лица осоловевшие, а «дядя Гоша» как огурчик. Блестящий ансамбль, ничего не скажешь, но вот не было междусобойчика после съемки.
«ВЕЧНЫЙ МАЛЬЧИК» СТАЛ НЕ НУЖЕН
— Когда вы поняли, что «дело табак» — ваша звезда закатилась?
— В самом начале 1980-х после «Трактира на Пятницкой». Сидю. Сидю. Вроде бы и фильм вышел, и неплохо пошел, но никто не зовет. А я человек нетусовочный, не могу поехать на «Ленфильм», сесть в творческом кафе и делать вид, какой я гениальный. Дескать, мне даже некогда с вами разговаривать, я размышляю, как буду играть Гамлета послезавтра буквально…
Я в этом соусе не могу вариться абсолютно. Я всю жизнь сидел дома и ждал, когда позвонят. Нужен – позвонят, никуда не денутся. Не нужен, не поможет даже то, что я буду стоять перед мордой их лица. Ни звоночка. Надо же чего-то зарабатывать.
Я тогда брался за любые эпизоды, лишь бы деньги платили. Вскоре на экраны вышел фильм “Опасный возраст”, с Юозасом Будрайтисом в главной роли. Он играл дегустатора на парфюмерной фабрике, у которого вдруг нюх пропал. Я снялся там в эпизоде и совершенно забыл про эту картину.
И вот как-то стою возле пивного ларька, пиво пью, ребята соседские мне говорят: “Вить, вчера кино смотрели, где герой нюх потерял. Ты там появился и тут же раз — и пропал! Тебя что – вырезали? Мы думали, ты придешь, всех бандитов разведешь, а ты…» А я милиционера в сапогах сыграл, сапоги эти помогли Будрайтису нюх вернуть: он вспомнил, что они ваксой воняют.
В фильме один раз мое лицо показали и четыре раза сапоги. Я понял, что все – вышел в тираж. Надо что-то другое искать. «Милицейские сапоги» хватит играть. В общем, психанул и ушел! И надолго вывалился из обоймы.
— Сами как объясняете, почему так получилось?
— Очевидно, «вечный ребенок», этакий лопоухий «чайник» не от мира сего стал не нужен. Отошел мой типаж. Был нарасхват, а потом – все!
— Чем же зарабатывали на жизнь?
— Всем подряд, что могло прокормить. Крутил гайки монтером пути в метро. Никто и не догадывался, что артист Перевалов по ночам «рельсы выпрямляет». Четыре года ездил на шабашку в совхозы Воронежской области. Даже на машину заработал… В 1985-м году, когда Горбачев с вином начал бороться, я устроился в винный магазин грузчиком.
Вот где золотая жила была, особенно, учитывая, что я тогда был единственный из них непьющий. Немножко полу-бизнесом, полу-посредничеством пробовал заниматься в начале девяностых, когда самый бардак был. Даже в Америку летал работу искать. Еще мне не раз предлагали посидеть в разных бандитских конторах зиц-председателем, когда был разгул первичного накопления капитала.
И деньги сулили приличные. Естественно, если в офисе сидит бандюган, никто не даст ни копейки, а если посадить меня — с моим приятным лицом, внушающим доверие, с глазами, которые не лгут… Но я отказывался — очень уж не хотелось садиться в тюрягу.
— Бывали минуты отчаянья, когда хоть в петлю?
— Иной раз у меня просто не было зарплаты никакой, слава Богу, жена на заводе работала, и ей стабильно платили. Но сейчас ее сократили. Приходится думать: как выжить на мои три тысячи рублей, операцию по удалению катаракты сделать, а то не вижу почти ничего. Хорошо, что мы хотя бы не бомжи…
— Это правда, что ни один ребенок не сыграл столько ролей, как в свое время Витя Перевалов?
— Да пожалуй! Кто у нас в детстве снимался? Проклова, но немного. Витька Косых, Сережа Шевкуненко, пока не убили. Наташа Селезнева в первый раз снялась совсем малипусенькой, такая симпатяга с бантиками — раскрасавица. Но я раньше всех начал и детских ролей больше всех сыграл однозначно.
*
— Недавно вы снялись в картине Игоря Апасяна «Граффити». Это правда, что на премьере зал вам аплодировал стоя?
— Правда. Я даже видел, как две молодые девчонки в партере рыдали.
— И как вам далось «возвращение блудного сына»?
— Знаете, когда Игорь позвонил, предложил роль почти бомжа, битого жизнью деревенского философа, сначала не поверил. Поэтому от радости по квартире не прыгал. А когда все стало реальностью, и меня утвердили на роль Клизи, конечно, кураж взыграл.
По кино я очень соскучился. И не думал, что картина будет иметь такой успех и ее купят Япония, Германия, Израиль. Теперь мои новые фотографии есть в актерской базе на киностудии имени Горького и на “Мосфильме”.
— И последний вопрос. О чем жалеете больше всего?
— Обидно, что весь красочный фейерверк пришелся на начало жизни. Лучше бы наоборот.
