Ни в детстве, ни во взрослом возрасте не могла понять маминой привязанности лишь к одной дочери из двух. Зачем производить на свет нескольких детей, если любви хватает только на одного ребёнка? Или раз я старшая, значит, бракованная? Но почему тогда мой сын, единственный внук для мамы, тоже должен от этого страдать?
Сестру мою, Лесю, мама всегда оберегала с каким-то особым, нездоровым рвением. Ну, Леся и выросла комнатным растеньицем, знающим всего одно слово — «дай». Все ей были должны: и мама, потому что на свет произвела, и я, потому что старшая. Наши семейные дрязги даже стали косвенной причиной, по которой от меня ушёл муж.
— Надоело мне, что ты деньги им даёшь, — сказал он, когда однажды вечером затеял «серьёзный разговор» — из тех, что обычно хорошо не заканчиваются. — Чуть что — бежишь помогать. А на меня у тебя времени уже не остаётся.
Но и у меня были претензии к нему — свекровь вечно лезла в наши отношения, — так что мы, оставшиеся напрочь недовольные нашим браком, приняли решение разойтись. Я говорю, что именно муж меня бросил, потому что сама я бы ещё долго это всё терпела. Терпение у меня титаническое. А он вот не смог — и это к лучшему.
Мы разошлись спокойно, без скандалов и истерик: квартиру он мне оставил, себе забрал кое-что из техники, да и уехал в другой город — строить новую семью. Про нашего общего сына, Максима, практически не вспоминал — лишь помогал деньгами и раз в год спрашивал: «Живой?»
Максим тогда совсем маленьким был, отца уже и не помнит толком. Со временем я встала на ноги, поднялась по карьерной лестнице до руководителя отдела. Из квартиры я переехала в дом, который купила уже после повышения: нравилось мне жить за городом. Там и Максиму было хорошо, и школа неплохая рядом.
Квартиру я всё это время сдавала, а деньги шли в уплату долга за дом. Можно было её продать и сразу рассчитаться, но я хотела оставить квартиру Максиму. Он планировал поступать в университет, а у квартиры было удобное расположение.
Не факт, что ему дали бы общежитие, ездить на электричке — долго и неудобно, а возить его, как возила в школу, я бы уже не смогла — это другой конец города, мне потом на работу ещё несколько часов по пробкам добираться.
В общем, всё у меня складывалось очень даже удобно. Максиму уже семнадцать, скоро экзамены. Не поступит — поработает годик, подготовится и будет поступать заново. Поступит — замечательно, в городе будет пристроен.
Квартира была двухкомнатная, так что я разрешила ему заселить кого-нибудь ещё, а деньги оставлять себе. Ну или, быть может, появится у него в университете девушка, так не придётся по съёмным квартирам мыкаться.
У моей родни, однако, были другие планы.
Экзамены Максим сдал хорошо, поэтому со дня на день собирался переезжать. От квартирантов я квартиру освободила ещё две недели назад. Мы с Максимом поездили по магазинам, купили ему всё необходимое для самостоятельной жизни, и я пообещала приезжать раз в неделю первое время, а через пару месяцев, когда он освоится, планировала от него отстать и заняться своими делами.
Мне в доме как раз не помешал бы ремонт, можно будет спокойно им заняться. А ещё я планировала начать, наконец, ходить на свидания… Нужно же как-то личную жизнь устраивать. Сын уже взрослый, выпихнут из гнезда в свободное плавание, карьерных высот я достигла, дом свой есть.
За пару дней до отъезда Максима, когда чемоданы были уже собраны, мне позвонила Леся.
Звонила она мне обычно лишь для того, чтобы попросить денег. По характеру она была эдаким жеманным цветочком, который мило хлопал глазками и ждал, когда ему всё принесут на блюдечке с голубой каёмочкой. Мужчины легко на такое велись, однако личная жизнь у неё всё-таки не складывалась — уж не знаю, почему.
Замужем она ни разу не была, и большую часть жизни прожила с мамой. Был период, когда она училась в другом городе и жила в общежитии, но университет она быстро бросила и вернулась в родные пенаты.
— Здравствуй, Ленусик! — начала она. Была у неё такая дурацкая привычка — всячески коверкать моё имя. Кем я только не была: и Ленусиком, и Ленусёнком, и Ленулечкой, и Ленушечкой, и это далеко не весь список того, на что была способна Лесина фантазия.
— Привет, — сказала я.
Повисла пауза. Я её прерывать не собиралась — пусть Леся сама говорит, чего хочет. Я всё равно не была в тот момент занята и могла хоть полчаса слушать её сопение в трубку.
— Мамочка сказала, что ты квартиру от квартирантов освободила, — проговорила она, наконец — собралась то ли с духом, то ли с мыслями.
— Ну да, — подтвердила я. — Максим в университет поступил и будет там жить. А что?
— Ну я просто подумала, Леночка, знаешь, перееду-ка я в твою квартиру. Надоело мне с мамой жить — она с возрастом всё невыносимее становится. Гундит постоянно и всё такое… Да и парень у меня появился, а его даже не приведёшь никуда. Мамочка сразу заявила: никаких мужчин в её квартире. А как мне жизнь-то свою устроить? Не по кустам же…
— Погоди, Лесь, — я вклинилась в её воодушевлённый монолог. — Это всё замечательно, но квартиру я отдала сыну.
— Твой сын и в общежитии поживет, его квартира мне нужнее — Заявила сестра
— Ничего не попутала? — спросила я. — На эту квартиру заработал отец Максима. И достанется она Максиму, ты к ней вообще никакого отношения не имеешь. Что за бред? Сидела-сидела, а тут вдруг хату тебе вынь да положь?
— Ленуся, ну ты что, как не родная! Максимка у тебя молодой ещё, в общежитии ему будет полезно пожить…
— Да не хочу я, чтобы мой сын в общаге жил, Лесь. Зачем, если у него есть собственная квартира? А ты бы на работу устроилась вместо того, чтобы клянчить деньги. Уже давно бы накопила на жильё.
— Ах вот ты как со мной? — приторная патока из голоса мигом исчезла, и я легко считала ничем не прикрытое раздражение. — Ну я тебе это припомню, Лен. Так припомню…
— Да что ты мне сделаешь? — Я хмыкнула. — Квартира на меня оформлена, Максим в ней прописан, как мой несовершеннолетний сын. Хоть на голову встань, ничего тебе не светит. Так что уймись и иди работать. Или живи дальше с мамой, мне наплевать.
Леся, даже не попрощавшись, сбросила звонок. Я отложила телефон и вернулась к прерванному занятию — к просмотру фильма про зомби. В комнату заглянул Максим, только вышедший из душа, и спросил:
— С кем ты ругалась, мам?
— С тётей Лесей, — ответила я, снова включая паузу и смиряясь с тем, что спокойно посмотреть кино мне этим вечером не дадут. — Ей приспичило пожить в твоей квартире, а тебя выгнать в общежитие.
Максим помрачнел.
— Я не хочу в общежитие, — неуверенно проговорил он. — Если это возможно…
— Квартира — твоя, — ответила я. — Никто не заставит тебя жить там, где не хочешь.
Общежитие — то ещё испытание. Я сама в студенчестве жила в общаге, и не скажу, что мои воспоминания о ней очень уж радужные. Кому-то нравится, кому-то нет. Кому-то подходит вариант делить всё своё с чужими людьми, а кто-то так не может. В любом случае, я даже обдумывать требование Леси не собиралась, пусть хоть лопнет со злости.
Через полчаса мне позвонила мама и начала на меня наезжать. Про фильм можно было забыть, и я просто выключила его, утратив всякую надежду добраться до финала.
— Ты очень расстроила сестру, — заявила она. — Что ты ей такого наговорила? Плачет сидит, успокоиться не может.
— Всего лишь отказалась пускать в свою квартиру, — ответила я. — А то ты для неё уже невыносима, ей хочется своего жилья, на которое она, кстати, не заработала.
— И что? Это повод доводить сестру?
— Мам, мне плевать на её чувства.
— Да я заметила. — недовольно проговорила она. — У тебя всё равно квартира пустует, пустила бы её пожить на годик-другой.
— Это с каких пор она пустует? — удивилась я. — Раньше в ней квартиранты жили, теперь будет жить мой сын — твой внук, кстати, если ты вдруг забыла. Единственный, между прочим. Или ты готова выгнать внука на улицу, лишь бы Лесю пристроить? Только не надо мне про общежития рассказывать, он не иногородний, не дадут ему. Но даже если бы и дали… бред какой-то — жить в общаге, когда есть своя квартира.
— Ты мне хоть слово-то дай вставить, Лен! Лесе нужнее, ей жизнь надо устраивать…
— А моему сыну не надо? Девушку он куда приведёт — на вокзал жить? Сама ему скажешь в лицо, что ты, любящая бабушка, его из квартиры выгоняешь, на которую даже прав никаких юридических не имеешь?
Мама тяжко вздохнула.
— Да толку с тобой разговаривать… как об стенку город.
— Это вы с Леськой как об стенку горох. Нравится фигнёй страдать — пожалуйста, только меня и моего сына в это не втягивайте. Разбирайтесь со своими жизнями сами. Достаточно и того, что деньги из меня обе тянете, я вам не дочь и сестра, а кошелёк на ножках.
В этот раз не попрощалась уже я — так меня разозлила мамина недалёкость. Зачем вообще лезть в разборки между сёстрами? Что мы, сами свои конфликты решить не можем — две взрослые кобылы? Да ещё и нашла, чью сторону принять, Господи, совсем ума нет ни у одной, ни у другой.
Пару дней спустя я отвезла Максима в город и взяла с него обещание вести быт нормально, как полагается взрослому человеку: не зарастать мхом и пылью, не питаться подножным кормом, а если будут какие-то проблемы — сразу звонить мне.
Распрощавшись с ним, я поехала на работу, и в очередной раз убедилась в правильности своего решения отселить сына в отдельную квартиру. Простояла в пробках от квартиры до работы столько, что могла бы уже все рабочие задачи переделать.
Я попросила Максима первое время отзваниваться мне каждый вечер — не чтобы его проконтролировать, а чтобы успокоить свою материнскую тревогу. И он послушно звонил мне ровно в девять — когда я уже была дома и занималась своими делами.
В субботу, однако, он позвонил мне в обед — я в это время стояла у плиты и варила макароны. Меня сразу захлестнуло беспокойство: неужели что-то стряслось? У Максима — период сепарации, он по доброй воле мне не позвонит. Да и не большой он любитель пустого трёпа по телефону.
— Мам, — раздался в динамике его взволнованный голос. — Тут это… тётя Леся…
— Ябедничать удумал?! — раздался крик. — А ну трубку положи!
— Отстаньте, пожалуйста, дайте поговорить!.. в общем, она приехала с вещами и не уходит. Я не знаю, что делать… полицию вызывать? Но она же родственница…
— Ничего не делай, — сказала я, выключая конфорку. — Я сейчас приеду. Постарайся к ней вообще не лезть. Только из дома не уходи, а то мало ли…
Торопливо одевшись, я прыгнула в машину и поехала в Максимину квартиру. Он выглядел жутко перепуганным — полагаю, у него в голове творилась полная каша. Я приучила его уважать старших, и теперь он, естественно, слова поперёк не мог Лесе сказать, а она уже вовсю хозяйничала на кухне — что-то готовила, напевая себе под нос.
— Считаю до трёх, — громко сказала я, проходя на кухню и даже не разувшись. — На «три» чтоб духу твоего тут не было, иначе я вызываю полицию! И потребую через суд ордер для запрета на приближение к моему сыну, погань.
Понятия не имею, есть ли у нас в стране закон, позволяющий это провернуть, но Лесе с её неоконченным высшим и образом жизни трутня тем более неоткуда было этого знать. Я пыталась припугнуть её, чтобы не выволакивать силой, но, если не получится, я была готова сама тащить её прочь из квартиры, лишь бы отцепилась от моего сына.
— А ты меня, Ленусь, давай не запугивай, — сладком голосом пропела она, не отвлекаясь от помешивания какого-то варева в кастрюле.
Я поняла, что разговаривать с ней бесполезно. Толку-то, если она всю жизнь получала то, что захочет, стоило только состроить капризное выражение лица и расплакаться? Взрослая женщина, а застряла в двенадцатилетнем возрасте.
Ну я и схватила её за руку, подождав, когда она отойдёт от плиты к столу. С плитой шутки плохи, я ведь всего лишь хотела преподать ей урок. А когда она заверещала, я упорно потащила её к выходу.
— Запомни, сестра моя дорогая, — прошипела я. — Это у мамы ты — любимая дочка, которой всё можно. А у меня — свой ребёнок, который для меня важнее всего на свете. Ещё раз вломишься к нему в квартиру — я тебя сама в полицию поволоку, тебе там такое дело состряпают, что мало не покажется. Присядешь надолго.
Я сочиняла на ходу, но полагала, что моя интонация — достаточный аргумент в пользу серьёзности моих намерений. Вытащив Лесю в коридор, я велела сию секунду собирать свои шмотки, которые она уже успела раскидать.
Леся разрыдалась и, рассевшись на полу и заламывая руки, начала биться в истерике. Я стояла рядом в ожидании, когда концерт окончится. Ничего нового я не увидела — она и раньше частенько так делала, только прежде я ни разу не закатывала скандал. А зря, видимо.
Максим стоял, ошарашенный, и во все глаза смотрел на истерящую тётю. А когда ей надоело захлёбываться плачем, она встала, собрала вещи и, храня ледяное молчание, покинула квартиру.
— Может, не стоило так… — проговорил Максим. — Жалко её…
— Она на то и рассчитывала, сынок, — ответила я. — Я этих людей как облупленных знаю — и тётю твою, и бабушку. Поверь: раз я так поступила, значит, по-другому бы не вышло. А теперь отдыхай, я поехала домой. Плиту только выключи. Если ещё раз заявится — сразу звони мне, а я уже приду с полицией.
К вечеру мне позвонила мама и устроила грандиозную ссору, но я это слушать не стала — сбросила звонок. Пусть обижаются на меня, сколько влезет. Привыкли жить хорошо за мой счёт — сама виновата, на шею себе посадила. Но жить за счёт моего сына я не позволю.
