Бежать. Бежать оттуда — вот что мне нужно было делать. Сразу. Не раздумывая и без оглядки. Если бы меня посадили в клетку с хищными зверями, и то я бы не подвергалась такой опасности, как в этом доме. Серпентарий. Шкаф, полный чудовищ. А ведь всё выглядело так мило. Так прилично. Впрочем, львы и тигры на картинках тоже довольно милые.
Мой муж был хозяином всего этого зверинца, который он называл нашим домом и нашим семьёй. Только вот он забыл у меня спросить: согласна ли я быть его робкой зверушкой. Он и не думал, что я не собираюсь покорно терпеть его окрики, его команды.
Наверное, его в детстве мало водили в цирк. Вот он и компенсирует себе всё то, чего недополучил когда-то. За мой счёт. Я была для него и тигром, и львом, и просто клоуном. А сколько обид, сколько этих острых кинжалов я проглотила? Сколько раз он меня распиливал, а потом собирал заново? Надоело. Мне всё это надоело. Не хочу иметь никакого отношения к этому Карабасу-Барабасу.
Когда произошло то, что произошло, я ждала ребёнка. Мы с мужем, как мне казалось, обо всём заранее договорились, всё предусмотрели. Но, как выяснилось, с ним вообще ни о чём нельзя договориться. Например, скажешь ему:
— Миш, купи зелёный горошек, хорошо?
Он мне что-нибудь буркнет в ответ.
— Миш, ты меня слышишь? Зелёный горошек, я хочу сделать салат.
Опять он что-нибудь буркнет, пойдёт в магазин и вернётся оттуда через три часа. Потому что он само собой забыл, о чём я там его попросила. А звонить стыдно — буркнул он ведь что-то в ответ, значит, вроде как внимательно меня слушает. В итоге купит на всякий случай всё, что ему попадётся под руку: вдруг угадает. И бисквиты принесёт, и ветчину, и айран — всё, кроме зелёного горошка.
Примерно так всё и было в тот раз. С той только разницей, что теперь речь шла не о горошке, а о ребёнке. Можно было бы хоть немножко голову включить. У меня такое чувство, что в определённый момент у моего мужа сломалось голова, про горную осадочную породу, которая у него с левой стороны находится, я вообще молчу. Надо было его в ремонт сдать, как телевизор. Может быть, и помогло бы.
Я ему всё подробно объяснила, растолковала, перевела, разжевала. Он что-то буркал в ответ. Надо было его заставлять учить мои слова наизусть, как стихи. Не из тщеславия, а просто для того, чтобы он хоть что-то запомнил. А то ведь в одно ухо влетает, в другое вылетает.
Он в каком-то своём мире живёт. Я для него — просто представление, чуть ли не иллюзия. Он, возможно, засыпая, повторял себе: «Её не существует, её не существует. Это просто кошмарный сон. Ты скоро проснёшься, и всё будет хорошо».
А ведь поначалу он как будто бы даже радовался тому, что у нас будет ребёнок. Он, как и большинство мужчин, довольно-таки закрытый человек. Эмоций от него не дождёшься. Разве что победит его любимая команда, или в магазин привезут кальмаров. Обо всём, что у него там внутри происходит мне приходилось догадываться по таинственным знакам, которые он мне подавал.
Вот, например, с нами в лифте как-то раз ехал сосед. Огромный такой соседище. Немецкую овчарку выгулял и домой возвращался. И вот этот самый сосед случайно наступил Мише на ногу и не заметил. Стоит себе, постаивает, а немецкая овчарка на Мишу тоже свою ножку поднимает. Нет бы возмутиться. Нет, Миша стоит не шелохнётся, улыбается, ещё вопросы какие-то нашему соседу задаёт.
Тот ему подробно отвечает, а овчарка уже делает своё дело… Я молчу, не знаю, что сказать — всё жду какой-нибудь реакции от Миши, а ему всё трын-трава. В общем, вы поняли, с эмоциональным интеллектом и не только с эмоциональным у Миши были определённые трудности. Как его говорила его мама, он всегда был необыкновенно одарённым мальчиком.
И вот, когда речь зашла о детях, он меня горячо поддержал, сказал:
— Да, да, дети — это чудесно. Я уже давно об этом думаю. Знаешь, ночами не сплю, всю размышляю о том, как было бы замечательно завести детей. Они бы мне удочки на рыбалку носили. И стопку в старости подносили. Или как там это говорится?
Короче говоря, каждый бы на моём месте интерпретировал его слова как согласие. Да, мол, я буду с тобой, во всём тебя поддержу. Ни в чём нуждаться не будешь, даже не переживай по этому поводу. Я, мол, понимаю: дети — это дело ответственное, и я готов взять эту ответственность на себя. Но, как вскоре выяснилось ни к чему он не был готов.
А ведь я объяснила, доходчиво и внятно; с чувством, с толком, с расстановкой: мне придётся на какое-то время уйти с работы. Вся финансовая ответственность ляжет на его плечи. Не знаю, на что я там рассчитывала.
Его плечи не то что финансовую ответственность не могли выдержать, они даже руку нашего соседа не выдержали, когда тот вполне по-дружески хлопнул Мишу по плечу. Ему чуть ли не перевязку потом пришлось делать.
И вот я ушла с работы. Думала: «Отлично. Давно мне пора было отдохнуть. Мне сейчас нельзя беспокоиться. Буду готовиться к тому, чтобы стать мамой». Но не тут то было, мой муж совсем не хотел, чтобы я к чему-либо готовилось. Он хотел, чтобы я готовила.
Не прошло и нескольких дней после начала моего отпуска, а он уже почувствовал себя полноправным и всемогущим властелином. Это он со мной так. Когда на него наш сосед смотрит, он себя пластилином чувствует.
Но ведь я-то другое дело. Я его жонглёрша, его фокусница, его мартышка. Со мной можно любые трюки проделывать, и всё ему сойдёт с рук. Он вдруг стал безумно капризный. Ему показалось, что теперь он может мной командовать, теперь я полностью в его власти и никуда от него не денусь.
Только вот он ошибался. И, по-моему, это была самая главная ошибка в его жизни, и знаете почему? Потому что она ему стоила не пешки, не ферзя, а меня. Вот так-то.
В нём вдруг проснулся восточный деспот. Надо бы в его родословную заглянуть… Может быть, он прямой потомок Чингисхана?
Как я от него уставала, Вы даже не представляете. Он меня просто разорял, просто уничтожал, как хан Бытый — Северо-Восточную Русь в XIII веке. Только вот он забыл, что Золотой орды уже давно нет, как и монголо-татарского ига. Он жил в прошлом.
— Тебе всё равно нечего делать, пожарь мне курицу, помой окна, уберись на балконе, выброси мусор, сходи в магазин, отнеси моему другу велосипед…
Всё что угодно можно было попросить у меня. Я было прямо-таки столом заказов, программой по вашим заявкам. Готова была исполнить любую песню, любой танец, любую прихоть. Когда я попробовала было возмущаться, он пригрозил мне, что оставит без денег.
Он обращался со мной так, как будто бы я была ему совсем чужим человеком, с которым он уже давно не желает иметь ничего общего. Я думаю, всё дело было в том, что он вдруг испугался ответственности, винил себя за то, что согласился с моим решением завести ребёнка, и вот теперь он наказывает меня за это моё решение.
Впрочем, он был такой не один. У него была его суперкоманда — его мама, без которой он и шагу ступить не мог. Она была руководящим центром, а он просто шестерёнкой в огромных часах, которые она заводила. Мне кажется, что он тайно от меня звонил ей перед обедом и спрашивал:
— Мама, мне можно поесть?
И только получив разрешение, со спокойной совестью приступал к еде.
И вот Любовь Николаевна, которая, нужно сказать, в действительности была намного больше Николаевной, чем Любовью, решила взяться за меня, как следует. Она тоже решила, что я бездельничаю, и что это непорядок, с которым нужно бороться.
Однажды она попросила меня прийти к ней в гости. Она так и сказала «в гости». Я хорошо расслышала, но, как только я пришла, выяснилось, что она меня пригласила к себе в служанки. Насколько я помню, когда зовут «в гости» — зовут, например, пить чай с пирожными и разговаривать по душам, но никак не драить полы до блеска.
Любовь Николаевна сослалась на своё состояние, которое, по её словам, оставляло желать лучшего, она даже покашляла для вида. Она бы, мол, сама всё сделала, не стала бы меня дёргать, понимает моё положение, но что же тут поделать? Она же не может ходить по грязным полам.
Не то чтобы они очень уж грязные, она их буквально накануне мыла, но, как в рекламе, не блестят. Да, а ей нужна безупречная чистота. Её высокая натура этого требует.
И вот я выполнила просьбу свекрови и уже надеялась уходить, но, оказалось, это был только первый круг.
— Как? — Изумилась Любовь Николаевна, — уже уходишь? Так быстро? А кто будет чистить клетку моего попугайчика? А кто аквариум будет мыть? Нет-нет, оставайся, ты мне ещё нужна. Всё равно на работу тебе не надо, вставать можно, когда захочешь, так что ты не торопись, у меня для тебя ещё найдутся задания.
Она и в самом деле продержала меня у себя до ночи. Сама Любовь Николаевна ввалялась на диване и отдавала команды. Они с моим мужем действительно стоят друг друга: один — Чингисхан, другая — Клеопатра. Я бы давно всё бросила, но, кажется, в тот раз она и в самом деле нехорошо себя чувствовала. Впрочем, возможно, её актёрская игра вышла на новый уровень.
Я приготовила всё, что она просила, помыла окна, поговорила с рыбкой и попугайчиком, убралась во всей квартире и, наконец, когда Любовь Николаевна сказала, что я «ей больше не нужна», я пошла домой, надеясь забыть этот день как страшный сон.
Но свекровь заботилась о моей памяти, она не хотела, чтобы я так быстро забывала её уроки. Повторение ведь, как известно, мать учения. На следующий день она снова позвонила мне, снова что-то пробормотала: ей необходима моя помощь, одной ей не справиться.
Но тут я уже поняла, что к чему, и вежливо ( я очень старалась) отказала моей любимой, моей ненаглядной свекрови. Мне было очень жалко, что я не могла её снова посетить, почистить клетки всем её питомцам, наготовить на неделю вперёд… Мне будет очень недоставать всего этого.
Любовь Николаевна была очень огорчена. Мои слова поразили её до глубины души (если там вообще есть глубина). В этом смысле Любовь Николаевна, по-моему, была Аральским морем, а Миша — так и просто лужей.
Я очень опрометчиво поступила, отказав такому влиятельному человеку как Любовь Николаевна. Это не могло мне просто так сойти с рук. Меня нужно было покарать. Ещё бы, ведь у моей свекрови был защитник, её сын. Он всегда вставал на её сторону.
Если бы его мама предложила ему поселиться на даче в будке Бобика, который недавно сбежал, он бы и тогда согласился. Вот это я понимаю — сыновья привязанность.
Как-то раз я возвращалась из магазина, а Миша возвращался с работы, он подошёл ко мне с суровым видом, и вот какую песню я от него услышала:
— Ты должна каждый день ездить к моей мамочке и готовить ей еду — Заявил муж
— Ты хоть представляешь, как она ко мне относится? Она…
— Только попробуй сказать что-нибудь про мою маму. Ты сейчас на шее у меня сидишь, помалкивать бы должна. Тебе что тяжело помочь моей маме? Расклеишься ты от этого или что?
— Ты говоришь точно так же, как она. А тебе вообще есть какое-нибудь дело до того, почему я сейчас не работаю? Или ты забыл? Кто мне обещал заботиться обо мне? Мы ведь всё заранее обсудили. И ты себя ещё называешь мужчиной? Ты просто маменькин сынок, ясно?
Он было собрался что-то ответить мне, но тут к нам подошёл сосед, он уже выгулял свою собачку и тоже возвращался домой. Миша так кричал, что просто нельзя было не обратить на него внимания.
— Какие-то проблемы? — улыбаясь, спросил сосед.
Мне даже показалась, что его собачка тоже улыбнулась.
— Проблемы? — Пискнул Миша, — нет-нет, никаких проблем.
— Если что не так, Вы мне скажите, — кивнул мне сосед.
— Не будет больше никаких проблем, — ответила я, потому что я ухожу. Довольно с меня этого цирка.
Я собрала вещи и уехала к родителям. Миша меня и пальцем не посмел тронуть. Чувствовал, что это может плохо для него кончиться.
А я, как сказала, так и сделала. Ушла от него и даже квартиру отсудила. Да, всё-таки верно было сказано в том фильме: некоторые господа и в самом деле звери. Главное понять это как можно раньше. Кстати, некоторые господа — очень даже ничего. Сосед вот зовет меня на чай, вот и думаю: не согласиться ли?
Мой бывший муж теперь живёт с мамой. Он как-то раз попытался мне позвонить, рассказать, как ему тяжело. Назад даже стал проситься. Ну ещё бы — теперь он у нас полы драит и клетки чистит. Так ему и надо. Каждому своё.
